Дилетант - Наталия Левитина

— Я!

— Давай! — без промедления ответила женщина. — Пойдем.

Олеся и не догадывалась, во что ввязалась. В ее распоряжение с огромным удовольствием и облегчением предоставили восемь громадных жаровен, залитых жиром, плюс четыре кастрюли и котел. В таких котлах дезинфицируют грешников в аду.

Полночи Олеся драила листы и кастрюли, сказав грустное прости своим красивым ногтям и нежной коже рук. Зато в три часа утра получила от благодарных работников кухни (сбросились по рябчику-другому) пятнадцать рублей и полиэтиленовый мешок «нестандарта» — несколько кособоких или непропеченных плетенок с маком и корицей…

— А мы уж подумали, ты не вернешься, — сказала сонная Варя. — Ну, как успехи? Заработала что-нибудь?

— Заработала, — гордо ответила Олеся. — Хочешь сдобную булочку?

Летние ночи были невыносимо длинными. Ника курсировала между подушками на кровати, накидывала и сбрасывала простыню, садилась, снова ложилась, короче — маялась. Ее страдания были вполне объяснимы — сорок лет плюс одиночество плюс осознание того, что ее возлюбленного отделяют от нее какие-то несчастные десять-двенадцать километров ночного Шлимовска. Ника, которая вслед за Мэрилин использовала в качестве ночной рубашки каплю дорогих духов, металась и страдала, смотрела в темный потолок и мечтала о встрече с любимым. Атласная кожа соперничала в нежности с шелковым постельным бельем, волосы рассыпались по подушке, глаза блестели — как была готова Ника к этой встрече! Но, увы, друг ее сердца и тела не спешил преодолеть злосчастные десять километров, оценить ее блистательную наготу и высокотехнично зажечь олимпийский огонь. Горячие волны поднимались от ступней к коленям, катились выше, достигали гладкого живота и терзали грудь. Ника пыталась ладонями защититься от настойчивого прилива, но руки были такими же раскаленными, как и все тело. Спасение было в мужчине, мужчина отсутствовал.

— Да что же это такое! — сказала в темноту Ника и оставила кровать. Несчастная, она двинулась в ванную, полминуты не могла открыть глаз от яркого света и встала под душ.

«Надо, надо, надо уснуть, — внушала она себе. — Как я буду выглядеть завтра после бессонной ночи?»

Завтра должен был состояться «Час мэра» с Сувориным и полноценный восьмичасовой сон являлся залогом здорового цвета лица. Но сон никак не шел.

«А он, наверное, тоже не спит, — почувствовала Ника. — Думает обо мне? Или нет? Что я вообще для него? Страсть, игрушка, инструмент для поднятия самооценки? Любовница. Всего лишь любовница. Эта девчонка, Маша, как у нее все просто! Хочешь — бери не раздумывая. Но как быть? Он сам исчезнет с горизонта, если я попытаюсь надавить. Скорее жена промолчит и подаст на развод, чем он согласится стать марионеткой и позволит мне дергать за нитки. Ах, если бы она сама ему изменила! Он ни за что бы не простил. И вмиг расстался бы с бессовестной предательницей. Но она хуже Пенелопы. Не дает повода для сомнений. Наши отношения скоро приобретут пошлый привкус мексиканского сериала. Надо что-то делать. Что-то решать».

Третий раз за вечер вымазавшись кремом, Ника вернулась в спальню и рухнула на жаркое, мучительно пустое ложе. И вновь погрузилась в горячий океан, волны которого захлестывали ее с головой и изводили своей томительной безрезультатностью.

«Черт!» — измученно прошептала Ника и нашарила в тумбочке таблетку снотворного.

Глава 44

Девица, появившаяся в здании строительной компании «Триумвират», заставила Эллу Михайловну восхищенно вздохнуть. Посетительница была очень хороша собой. Зеленые глаза сияли из-под светлой челки весело и жизнерадостно, на щеках пылал естественный румянец.

Пять секунд ушло на установление личности, и вскоре Элла Михайловна возникла перед своим несчастным боссом Игорем Шведовым.

— К вам московская журналистка Мария Майская, — сообщила она. — Хочет взять интервью.

Олеся с ребенком отсутствовала уже ровно неделю, и Шведов вроде как бы и привык ощущать холодное лезвие под левой лопаткой. Замечания тестя не были проигнорированы. Игорь вновь стал тщательно бриться и завязывать по утрам галстук. Но с глазами его ничего нельзя было поделать. В них застыло горе.

В кабинете появилась Маша, терпения которой хватило лишь на то, чтобы проводить взглядом внушительный зад Эллы Михайловны. Она ринулась следом, не дожидаясь возвращения секретарши.

— Я Мария Майская из газеты «М-Репортер», — отрекомендовалась шикарная блондинка, поедая взглядом Игоря Шведова. Ей хотелось сравнить, насколько его экранный образ соответствует оригиналу: Но в передаче, отснятой за день до исчезновения Олеси, гендиректор «Триумвирата» светился оптимизмом и счастьем. А здесь Маша увидела трагическую фигуру, полную отчаяния.

— Здравствуйте, Мария.

Игорь кивнул Элле Михайловне, отпуская ее, и встал из-за стола навстречу гостье. А гостья, наоборот, без приглашения бухнулась в кресло.

— Кофе будете? — спросил Игорь.

— Пусть тащит, — согласилась Маша. — Да и от чего-нибудь более калорийного я бы не отказалась.

Элла Михайловна получила по интеркому приказ принести кофе и «еще что-нибудь более калорийное». Пока она суетилась в приемной, в кабинете директора висела пауза. Игорь и Маша придирчиво, но доброжелательно разглядывали друг друга. Шведов уже знал от Валерия Александровича, что Маша в курсе их семейной трагедии. Маша думала о том, что именно такие, не очень приметные внешне мужики и умеют доставить самое крутое наслаждение.

— Пожалуйста! — улыбнулась журналистке Элла Михайловна и поставила перед ней поднос. Кроме красной с золотым ободком кружки «Нескафе», наполненной кипящим кофе, Машу поджидал солидный сандвич. Открытая коробка шоколадных конфет легла на стол. — Пойдет?

— Конечно пойдет! — благодарно воскликнула Маша. Они с Лео вели такую напряженную жизнь, что забывали о провианте. Сегодня утром Маша обнаружила в холодильнике одну плесневелую сливу, по дороге в «Триумвират» ей не захотелось тормозить и обогащать торговку хот-догами, поэтому сейчас она испытывала яростное и невыносимое чувство голода. — Спасибо…

— Элла Михайловна, — подсказали одновременно Игорь и секретарша.

— …Элла Михайловна, — закончила Маша. Она не привыкла к такой заботе со стороны женщины. Женщины обычно реагировали на нее резко отрицательно.

— А может, коньяку? — предложил Игорь, когда секретарша вышла. — Или сухого вина? Хотите?

Он нравился Маше все больше и больше.

— Хочу, — ответила она с придыханием. И посмотрела на Шведова как на живую мишень. В окуляр оптического прицела.

— Вы к нам вообще как? Надолго? — Игорь достал из хорошо укомплектованного бара высокую нераспечатанную бутылку вина и два хрустальных фужера.

— Скоро отчалю, — промычала Маша. Она грызла бутерброд. — Статейку состряпаю и айда восвояси.

— Будем знакомы, — поднял бокал Игорь. — За удачную статейку.

Он выпил и снова быстро наполнил емкости.

— Понравился Шлимовск-то?

— У вас совсем неплохо. Экология, читала, конечно, как в Хиросиме через день после взрыва, но где сейчас чисто? Внешне ничего не заметно. Лес, птички, цветы. Правда, очень жарко.

— Так и в Москве сейчас жарко. Лето такое.

— Угу.

— О чем будете писать в статье?

— О выборах главы города. У вас тут выборы намечаются. В курсе?

— Да, — слабо улыбнулся Игорь. — Что-то об этом слышал.

Бутылки хватило всего на шесть бокалов — по три на каждого.

— Коньяк? — предложил Шведов. Он слегка оживился.

— Не откажусь.

Напиваться утром, да и в разгар работы было, наверное, неправильно. Но Игорю явно становилось легче, а добрая Маша всячески содействовала успокоению.

Перешли на коньяк.

— Как вас угораздило попасть в список кандидатов? А, Игорь?

— А что?

— Драгоценного тестя решили оставить без работы?

— Я ему не конкурент.

— То есть в свою победу на выборах не верите?

— И не надеюсь.

— А зачем же тогда баллотируетесь?

— Странная вы, Маша, — пожал плечами Игорь. — Словно и не журналистка. Вот в двухтысячном году на президентских выборах сколько всякой шушеры себя выдвинет, что ж, все стопроцентно уверены в победе?

— Да я не странная, — воспротивилась Маша. — Знаю, каков ваш план. В последний момент снимете свою кандидатуру в пользу действующего мэра. Родственник все же.

— Посмотрим.

— Давайте на брудершафт, — предложила Мария. Игорь не возражал. Выпили на брудершафт. Внушительная коньячная бутыль опустела наполовину.

— У тебя классная сек… секре… тарша, — сказала Маша. — Не вредная. А я такая вредная, ха-ха!

— Пока не заметил, — успокоил Игорь. Он уже почти пришел в норму если не повеселел, то хотя бы приободрился.