Я — Господь Бог - Джорджо Фалетти

— Брысь отсюда. Потом поешь.

Кот спрыгнул на пол и спрятался под стул, на котором спал его сородич.

Вивьен осмотрелась. В комнате не оказалось ничего парного — ни двух одинаковых стульев, ни одинаковых стаканов на полке над раковиной. Все разное и старое. Кошачий запах явно был старшим братом того, что стоял в вестибюле.

Старуха обернулась к Вивьен и посмотрела на нее с удивлением, словно та возникла перед ней неожиданно:

— Так что я говорила?

— Вы говорили о квартиранте, что жил напротив.

— Ах да, об этом типе. Он так и не вернулся. Приходил пару раз другой навестить его. Но ему, должно быть, не понравилась квартира, и он не снял ее. Кто знает, в каком она состоянии.

Вивьен почувствовала, как забилось сердце.

— Другой? Хозяин дома не говорил, что еще кто-то интересовался этой квартирой.

Старуха сняла пальто и повесила на спинку стула.

— Недавно приходил. Высокий тип в зеленой куртке. Как у военных, я думаю. Тоже очень странный. Приходил пару раз и больше не появлялся. И слава богу, что не снял эту квартиру.

Вивьен хотела бы задержаться и порасспросить старуху, не вызывая подозрений. Та с самого начала не скрывала, что думает о полиции. Но для этого требовалось время, а срочность, о какой говорил отец Маккин, тянула ее отсюда, словно канат, привязанный к поясу. Она решила, что непременно вернется и продолжит разговор после встречи со священником.

Женщина подошла к плите.

— Хотите кофе?

Вивьен взглянула на часы, как человек, который с удовольствием принял бы предложение, но вынужден отказаться.

— Прошу прощения. Я и рада бы выпить чашечку, но очень спешу.

На лице старухи отразилось некоторое сожаление. Вивьен пришла на помощь:

— Вас как зовут?

— Джудит.

— Хорошо, Джудит. А я — Вивьен. Давай сделаем так. Мне сейчас обязательно нужно уйти, а когда вернусь, постучу к тебе, и попьем кофе как хорошие соседки.

— Но только не с трех до четырех. Я пойду к врачу, спину ломит…

О нет, только бы не вздумала сейчас перечислять все свои болезни.

Вивьен прервала наверняка нескончаемую жалобу на артриты и боли в желудке:

— Хорошо. Сейчас убегаю. Увидимся позже.

Она прошла к двери и, прежде чем уйти, улыбнулась своей новой подруге:

— Постарайся, чтобы кофе не остыл. Нам есть что рассказать друг другу.

— Хорошо. Но помни — я не даю чаевых.

Вивьен вновь оказалась одна на лестнице, спрашивая себя, насколько заслуживает доверия эта старая женщина. Она все же дала хоть и слабый, но какой-то новый возможный след. Как нередко повторял Белью, в их положении ничем нельзя пренебрегать.

Спустившись на лифте, она поспешила на улицу. Возле ее машины стоял полицейский и выписывал штраф. Она подошла, когда он сунул листок под дворник.

— Простите…

— Ваша машина?

— Да.

— Вам известно, что это место для разгрузки товара?

Вивьен молча показала ему значок. Полицейский фыркнул и забрал бумагу:

— В следующий раз нужно оставлять знак. Тогда не будем терять времени. Ни вы, ни я.

Время — это как раз то, чего у Вивьен совсем не было. Даже для того, чтобы ответить на справедливое замечание местного полицейского.

— Извините. Я не нарочно.

Человек в форме ушел, проворчав «до свиданья». Вивьен села в машину и включила двигатель. И снова привлекла на помощь мигалку. На предельной скорости, которая, однако, не создавала риска для ее собственной и чужих жизней, направилась на север. Поехала по Бруклин-Квинс-экспрессвей, а потом по Двести семьдесят восьмой магистрали, которая за мостом превратилась в Брукнер-экспрессвей.

В пути, прежде как следует подумав, она пару раз позвонила Расселу. Телефон не отвечал. Чтобы как-то справиться с плохим настроением, попыталась убедить себя, что действовала ради благой цели. И все же не могла не признать, что какая-то часть ее последовала за Расселом, когда он ушел. И теперь она не знала, где они находятся и куда движутся.

Вивьен заставила себя снова обдумать все события, припоминая каждую подробность, чтобы проверить, не упустила ли что-нибудь. Зигги, письмо, Уэнделл Джонсон, Младший Босс, нелепый трехлапый кот. Вся эта взрывчатка, которую сумасшедший сумел разложить до своей смерти. Жертвы, которые были и которые еще могут быть, если они не задержат того, кто задумал мстить и безжалостно осуществлял свое намерение.

И наконец, эта сумасбродная кошатница Джудит. Можно ли верить ей? Рассел видел человека в зеленой куртке, выходившего из квартиры Зигги. Человек в такой же точно одежде приходил в этот дом. Вопрос: одно ли и то же это лицо? Если да, то это не мог быть новый квартирант, потому что капитан сказал — квартира оплачена на год вперед.

Причина не очень понятна. Если только вместе с письмом отец не отправил сыну и ключи от своей квартиры. В таком случае зеленая куртка была на человеке, которого они отчаянно ищут.

Она намеренно исключила из этого рассуждения тревожный, взволнованный голос отца Маккина, хотя он по-прежнему звучал в ушах.

Это связано со взрывами, да простит меня Господь…

Она не представляла, чего ожидать, и потому ей не терпелось добраться к нему как можно скорее.

Казалось, время и машина двигаются по-разному. Одно слишком быстро, другая слишком медленно. Она еще раз набрала номер Рассела. Просто чтобы убить время, а не ради интереса, убеждала она себя.

Никакого ответа.

Телефон либо выключен, либо вне зоны действия сети. Уступив своей человеческой природе, Вивьен позволила себе пофантазировать, будто она рядом с Расселом, где-то совсем в другом месте, где не слышны шумы большого города и крики жертв, и почувствовала, как вспыхнуло желание и промежность окатило жаром. Случайность, сказала она себе. Но это была единственная, первая за долгое время примета, что она еще жива.

Когда она свернула на грунтовую дорогу и через пару поворотов увидела здание «Радости», ее вдруг охватила тревога. Она подумала, что не так уж и хочет узнать, что собирается сказать ей отец Маккин. Притормозила, чтобы не тянуть за собой во двор тучу пыли.

Священник ожидал ее возле сада — черное пятно на фоне зелени и голубого неба. Вивьен обратила внимание на то, что он в сутане, в этом длиннополом одеянии, которое церковь со временем позволила священникам заменять иногда более удобной и современной одеждой.

Выйдя из машины и направившись к нему, Вивьен подумала, что на этот раз его выбор не случаен, что кроется в нем какой-то определенный смысл. Как если бы преподобному Маккину почему-то требовалось подчеркнуть свой церковный сан.

Подойдя ближе, Вивьен убедилась, что ее предположение недалеко от истины. Глаза человека, который оказался перед нею, словно потухли и избегали ее взгляда. В них не было ни тени столь свойственной ему обычно жизненной энергии и доброжелательности.

— Ну вот и хорошо, что приехала.

— Майкл, отчего такая срочность? Что случилось?

Маккин огляделся. Двое ребят в другом конце сада чинили ограду. Третий стоял рядом и подавал им инструменты.

— Не здесь. Пойдем.

Он направился к дому. В вестибюле остановился возле двери в небольшую комнату, служившую медицинским кабинетом, и открыл ее.

— Вот, заходи. Тут нам никто не помешает.

Вивьен прошла в комнату, где все сияло белизной: стены и потолок, простыня на металлической кушетке, старая медицинская ширма, чуть подальше, в углу, стеклянный шкафчик для лекарств. Одежда священника выглядела здесь словно чернильное пятно на снегу.

Отец Маккин остановился, не в силах взглянуть Вивьен в глаза.

— Скажи, ты веришь в Бога?

Вивьен удивилась такому вопросу. Не мог же он вызвать ее, да еще так срочно, только для того, чтобы узнать, верит ли она в Бога. Но решила, что раз спрашивает, то, наверное, не случайно.

— Несмотря на мою работу, я мечтательница, Майкл. Это самое большее, что я могу себе позволить.

— И в этом разница между нами. У мечтателя есть надежда, что его мечты сбудутся.

Он помолчал и постарался заглянуть ей в глаза.

— А верующий человек верит.

Потом он отвернулся, подошел к шкафчику и некоторое время разглядывал упаковки с лекарствами.

Заговорил, не глядя на нее:

— То, что я хочу сказать тебе, противоречит этой вере. Противоречит всем наставлениям, которым я следовал многие годы. Всему, во что верил, что разделял. Но бывают случаи, когда церковные догмы поистине непостижимы перед человеческими страданиями. Перед многими, слишком многими человеческими страданиями.

Он повернулся к ней. Она увидела мертвенно-бледное лицо.

— Вивьен, человек, который взорвал бомбы в Нижнем Ист-Сайде и на Гудзоне, приходил ко мне исповедаться.

Вивьен словно рухнула в ледяные воды Арктики. И долго оставалась там, прежде чем смогла выбраться на поверхность и глотнуть воздуха.