Мужчины не плачут - Татьяна Корсакова

— Здравствуйте, Элеонора. Извините за ранний визит, но у нас очень важное дело, — начала Аннушка.

— Ко мне с неважными делами не приходят, — усмехнулась женщина и поправила белую прядь.

Руки у нее тоже были особенные. Ладонь казалась слишком узкой, пальцы — слишком длинными. Или это из-за покрытых ярко-алой эмалью ногтей? На пальцах поблескивали массивные серебряные кольца.

— Проходите, присаживайтесь, — сказала Элеонора.

Они послушно уселись в удобные кожаные кресла.

— Я вас слушаю, — женщина обращалась исключительно к Маше.

У нее были очень темные, почти черные глаза. Наверное, поэтому взгляд казался таким пронзительным.

— У меня пропал сын. Я думаю, его похитили, — начала Маша. — Может, вы…

— Тихо! — Женщина взмахнула рукой, резко звякнули серебряные браслеты на ее запястьях.

Маша испуганно замолчала.

Несколько минут они провели в полной тишине. Элеонора откинулась на спинку кресла, закрыла глаза. Аннушка ободряюще сжала Машину ладонь.

Маше было страшно. Очень страшно. Она хотела и боялась услышать правду. Так было лет десять назад, когда она, будучи безответно влюблена в мальчика из параллельного класса, вместе с лучшей подругой пришла к бабке-знахарке на сеанс гадания. Бабка раскинула карты, говорила долго и путано про бубнового валета, казенный дом и пиковую любовь. Из всего сказанного Маша сделала вывод, что с мальчиком у нее ничего не получится. А еще она тогда решила, что больше не будет испытывать судьбу и заглядывать в свое будущее.

Сейчас не было ни карт, ни путаных объяснений, вместо загадочного полумрака комнату заливал яркий солнечный свет, но ей было во сто крат страшнее, чем десять лет назад…

Элеонора открыла глаза, посмотрела на нее лишенным всякого выражения взглядом. Может, ошибается Аннушка, и эта женщина все видит? Маша вцепилась в руку подруги, перестала дышать.

— Твой ребенок мертв, — сказала женщина ставшим вдруг бесцветным голосом.

— Что? — Маша не смотрела на ясновидящую, она смотрела теперь только на Аннушку. — Что она говорит?!

— Машенька, успокойся…

Она оттолкнула подругу, резко встала, подошла к женщине, заглянула в незрячие черные глаза.

— Мой ребенок жив! Слышите, вы?! И не смейте мне говорить, что его нет!

Женщина покачала головой.

— Я никогда не ошибаюсь, девочка. Но, если ты хочешь узнать, где…

— Замолчите! — Маша сорвалась на крик. — Замолчите вы, шарлатанка! — Она закрыла лицо руками, попятилась к двери.

Дверь распахнулась, в комнату заглянула давешняя бесцветная девчонка.

— Элеонора? — вопросительно сказала она.

— Все в порядке, Селена. Мои гостьи уже уходят.

— Вам нехорошо? — девушка со странным именем Селена коснулась Машиной руки.

— Что? — спросила та.

— Может, вам что-нибудь нужно?

— Нет, ничего не нужно. — Маша вытерла мокрое от слез лицо.

Девушка пожала плечами, перевела взгляд на Аннушку.

— Нам пора, — сказала та виноватым тоном.

Ясновидящая ничего не ответила, лишь с задумчивым видом посмотрела в окно.

Маша, не прощаясь, выбежала из комнаты. Аннушка задержалась.

— Элеонора, сколько мы вам должны?

Женщина оторвалась от окна, «посмотрела» на нее в упор:

— Вы ко мне еще придете, — сказала устало, — тогда и рассчитаетесь.

Аннушка попятилась к двери, зацепилась о ковер, чуть не упала и, забыв попрощаться, нырнула в полумрак коридора.

— Что ты им сказала? — спросила девушка.

Женщина задумчиво поиграла браслетами.

— Я сказала им правду, детка. Часть правды. Если бы они пожелали меня выслушать, то узнали бы вторую часть.

— А у правды бывает несколько частей? — спросила девушка.

Женщина невесело усмехнулась:

— Да, детка, правда похожа на пазлы…

* * *

Белый позвонил ближе к обеду.

— Ну, что выяснил, Игнатыч? — спросил Серебряный.

— По Погорелову есть новости. Почерк действительно совпадает. Как и в нашем случае, жертва убита ударом ножа в печень. Нет ни подозреваемых, ни свидетелей — все чисто.

— А что сам Погорелов? — От волнения захотелось курить, Серебряный нашарил в кармане сигареты. — Чем занимался? С кем общался?

— Погорелов — классический альфонс. Так что контактировал он в основном с женщинами.

— Замужними?

— Да нет. Все его пассии были дамами обеспеченными, но одинокими. Убийство из ревности исключается.

— Где он работал?

— А вот тут начинается интересное. Погорелов работал на тебя, Иван Матвеевич, в твоем же питерском филиале.

— Игнатыч, выясни, кто взял его на работу, по чьей протекции.

— Уже выясняю.

— И еще про бабку нужно узнать.

— Уже.

— И что?

— У Погорелова было две бабки. Романенко Анна Петровна двадцать седьмого года рождения и Погорелова Ольга Сергеевна двадцать четвертого года. Обе скончались несколько лет назад.

— Выходит, наша старушка — самозванка.

— Получается, что так.

Серебряный переложил трубку к другому уху, щелкнул зажигалкой, затянулся сигаретой.

— Еще что?

— Есть информация по пальчикам.

— Ну!

— Поленина Лидия Степановна, тысяча девятьсот тридцать пятого года рождения, ранее судимая.

— За что она сидела?

— Убила сожителя.

— Как именно убила?

— В состоянии аффекта ударила ножом, попала прямо в печень.

— Давно освободилась?

— Тринадцать лет назад.

— И больше не привлекалась?

— Нет.

— Адрес какой?

— Прописана во Владимирской области, но не жила там больше пяти лет.

Серебряный застонал от досады.

— Но мы узнали еще один адресок, — невозмутимо продолжил Белый. — Одна из бывших соседок Полениной подсказала. Собираемся его проверить. Кстати, это недалеко от Москвы.

— Я с вами.

— Мои люди уже выехали, — сказал Белый после недолгого молчания.

— Игнатыч, диктуй адрес, — велел Серебряный. — И еще, я хочу, чтобы не было никаких неожиданностей! Никаких несчастных случаев! Ты меня понял, Игнатыч?

Белый хмыкнул, но не стал возражать.

Серебряный записал адрес, сразу же позвонил Степану.

— Степа, мы выезжаем!

— Секунду, Иван Матвеевич.

Он решил не звонить Маше. Вдруг что-нибудь пойдет не так. Вдруг они не найдут мальчика…

Потом. Он позвонит ей потом, когда дело будет сделано…

— Это в частном секторе? — спросил Степан, когда они въехали в маленький сонный городок.

— А хрен его знает! — проворчал Серебряный. — Тут, по-моему, сплошной частный сектор.