Дом (др. перевод) - Бентли Литтл

– Биллингхэм! – взревел отец.

Мать оторвалась от Сторми.

Еще один звонок.

– Биллингхэм!

Сторми вздохнул.

– Я открою.

Выйдя из кабинета, он прошел по коридору в прихожую. Звонок продолжал настойчиво звонить, и Сторми, ускорив шаг, подошел к двери и открыл ее.

На крыльце стояла девочка.

Дониэлла.

При виде ее у Сторми перехватило дыхание. Теперь он был взрослым мужчиной, а она осталась ребенком, но чувства, которые она в нем пробудила, были теми же, как и много лет назад.

Сердце у него бешено заколотилось, в паху начался приятный зуд. Несмотря на все, что было ему известно, несмотря на все, что произошло, физическое влечение никуда не делось, и первым его порывом было схватить руки Дониэллы и прижать их к груди. Ему хотелось прикоснуться к ней, но он сдержался, оставаясь в дверях.

– Да? – холодно спросил он.

– О, Сторми!

Бросившись к нему, она обвила его руками, и, помимо воли, тело его откликнулось на ее объятия. Разбухший член под обтягивающими джинсами прижался к ее промежности, а Дониэлла крепче прижимала его к себе, терлась о него.

Схватив за руки, Сторми оторвал ее от себя.

– В чем дело? – спросила она, поднимая на него взгляд. Ее глаза были полны оскорбленной невинности.

Сторми сделал над собой огромное усилие.

– Ты сама знаешь, в чем дело.

– Я люблю тебя, Сторми!

Продолжая сжимать ее руки, он отвел взгляд от ее лица.

– А я тебя не люблю.

– Я…

– Мне не нравится то, что ты пытаешься сделать.

– Я на твоей стороне! Это я сказала, что ты должен стоять за себя, что ты не должен позволять родителям понукать тобой и принимать за тебя все решения!

– Вот я и стою за себя.

– Именно поэтому твои родители меня ненавидят!

– И я стою за своих родителей.

– Я ничего против них не имею, – сказала Дониэлла, и у нее на глазах навернулись слезы. – Это они меня терпеть не могут! Они меня не любят, потому что я бедная. Не любят, потому что я люблю тебя больше, чем они, думаю о твоих чувствах и о том, что хорошо для тебя, а не только о том, чтобы выглядеть хорошо и сохранить лицо семьи.

– Родители не хотят, чтобы я с тобою встречался, – сказал Сторми. – И я тоже не хочу больше с тобою встречаться.

– Пошли своих родителей куда подальше, – предложила Дониэлла.

– Нет, – сказал Сторми. – Это тебя я посылаю куда подальше.

Слезы прекратились, лицо стало твердым.

– Что ты сказал?

– Ты меня слышала.

– Значит, так?

– Да, так. Убирайся отсюда. Я больше не хочу тебя видеть!

– То, что ты хочешь, и то, что ты получишь, – это две совершенно разные вещи.

Тряхнув волосами, Дониэлла развернулась и двинулась прочь, и Сторми подумал, что со спины она выглядит вовсе не как ребенок, а скорее как карлица.

И это несколько ослабило его влечение.

Ослабило.

Но полностью не подавило.

Сторми закрыл дверь. За спиной послышался стук бабушкиной трости по полу, и он, обернувшись, увидел старуху, стоящую у лестницы.

– Я нигде не могу найти Биллингхэма, – заявила бабушка.

– Кажется… кажется, он ушел, – ответил Сторми.

Последовала мимолетная вспышка ясности ума, краткое мгновение, в течение которого он видел у бабушки на лице страх, панику, недоумение. Старуха знала, что дворецкий является неотъемлемой частью Дома, и понимала, что, раз его нет, случилось что-то неладное. Но тут же на ее лицо вернулось обычное непроницаемое выражение стоической неподвижности, и она сказала:

– В таком случае вместо него должен прислуживать ты.

Сторми кивнул.

– Ты хочешь, чтобы я помог тебе подняться по лестнице?

– Нет, – ответила бабушка. – Я хочу, чтобы ты приготовил мне ванную. Сегодня я буду купаться в крови. Наполни ванну козлиной кровью. Пусть будет теплая, но не горячая.

Оторопело кивнув, Сторми проводил взглядом, как старуха с трудом поднимается по лестнице. Издалека донеслись стоны матери, громкий крик отца:

– Биллингхэм!

Сторми неподвижно стоял в прихожей. Чего он добился? Ровным счетом ничего. Он из кожи вон лез, пошел наперекор своим родителям, выложился весь – но они так и не сдвинулись с места, словно пустили корни, фаталистически смирившись с текущим положением дел. Все осталось без каких-либо изменений.

Сторми вздохнул. Право, лучше не возвращаться домой.

И все же ему стало лучше от того, что он поговорил с родителями, высказал им все; что, по крайней мере, попытался остановить их отчуждение от Биллингхэма и Дома, повлиять на растущую зависимость от Дониэллы.

Если бы он мог начать все сначала, ни за что не убежал бы из дома. Остался бы в Доме с родителями и постарался бы как-нибудь на них повлиять.

Не видя бабушку на лестнице, не слыша стук ее палочки, Сторми поднялся наверх, чтобы убедиться в том, что с нею все в порядке. В коридорах второго и третьего этажей ее не было, и он постучал в дверь ее спальни.

– Бабушка!

Ответа не последовало.

Сторми попробовал открыть дверь, но она оказалась заперта.

Он постучал в дверь ванной, но ответа снова не было, и тогда он прижал ухо к двери, прислушиваясь.

Ничего.

Может быть, бабушка где-то в другом месте? Сторми направился было обратно к лестнице, но тут краем глаза заметил открытую дверь в свою спальню. Была ли она открыта раньше? Кажется, нет.

– Эй, есть тут кто? – осторожно поинтересовался Сторми.

Он просунул голову в комнату и тотчас же ощутил изменение атмосферного давления, какое-то внутреннее облегчение. На полу был разбросан мусор, у противоположной стены валялся разбитый телевизор.

Сторми понял, что вернулся назад.

Глава 13

Нортон

Нортон тотчас же почувствовал произошедшую перемену.

Как только тряска прекратилась, он отпустил перила, поднялся на ноги и огляделся по сторонам. Тот тесный замкнутый Дом, в котором он провел несколько последних дней, тот Дом, который он делил с Лори, Дэниелом, Сторми и Марком, – исчез. Теперь это был его старый Дом, тот безумный, непредсказуемый Дом, в котором он вырос, и внезапная электрическая тишина, спертый плотный воздух, неуловимые потоки, подобно сточным водам текущие под поверхностью реальности, дали понять, что он вернулся к себе домой.

Просто чтобы убедиться наверняка, Нортон прошел по коридору к комнате, которую занимал Сторми. Дверь была распахнута настежь, однако внутри не оказалось ни Сторми, ни кого бы то ни было еще. Это была та самая комната, какой она была в его детстве: комната, где занималась шитьем его мать.

С буквально ощутимым на слух щелчком стена тишины рухнула, и из глубины коридора послышались какие-то звуки, какой-то шум. Приглушенный разговор. Смех.

Звуки доносились из библиотеки, и Нортон осторожно, бесшумно двинулся туда. Тусклый свет не мог полностью рассеять темноту, и хотя тени давали укрытие, они также усугубляли гнетущую, жуткую атмосферу. Нортон вытер мокрые от пота ладони о брюки, стараясь дышать не слишком громко. Пройдя мимо комнаты Даррена, мимо ванной, он приблизился к библиотеке.

Остановившись перед самой дверью, Нортон высунул голову за дверной косяк.

И увидел всю свою семью.

С гулко колотящимся сердцем он отпрянул назад. Внезапно ему стало трудно дышать; он словно получил удар в солнечное сплетение, и теперь, сколько ни старался, не мог втянуть в легкие достаточно воздуха. На самом деле Нортон не удивился, увидев своих родных. Больше того, именно это он и ожидал. Но почему-то в реальности сама встреча обладала таким эмоциональным воздействием, предвидеть которое не помогли ни воображение, ни моральная подготовка.

Родные играли в «Монополию», рассевшись вокруг стола посреди комнаты, и выглядели они так, как выглядели, когда Нортону было лет двенадцать или около того. Обе сестры были в ситцевых платьицах, сшитых матерью, которые они носили, постоянно наставляя подол и рукава, все свое детство. Белла, старшая, изображала равнодушие к игре, словно подобные семейные развлечения были детскими, ниже ее достоинства, но вторая сестра, Эстель, и брат Даррен громко смеялись и шутили, очевидно, подогретые духом соперничества. Родители, которым было еще по сорок с небольшим, сидели друг напротив друга, разделяя сестер, и весело улыбались.

Это был обычный семейный вечер после напряженного трудового дня, но только сейчас что-то было не так, что-то отсутствовало, и Нортон не сразу сообразил, в чем дело.

В библиотеке не было книг.

Ни одной книги.

Почему он сразу не заметил нечто столь очевидное? Все книжные шкафы высотой от пола до потолка были пусты. Темное дерево стен за пустыми полками придавало помещению ту же строгость, которой оно обладало с книгами, однако теперь создавалось впечатление, будто семья играет в «Монополию» в пустом, заброшенном доме, и это производило странное, жутковатое впечатление.