Пути волхвов - Анастасия Андрианова

все леса были одинаковы, поэтому он следил за Велемиром: уж он-то точно все окрестности обходил, и если узнает местность, то скажет что-нибудь. Велемир молчал, только хмурился, как обычно. Зато Жалейка, снова сунув ноги в сапоги, бодро затрусил по тропе, под сомкнувшиеся навесы еловых лап.

– Опять будете объяснять вашим Господином? – невесело спросил Ним.

Велемир махнул рукой, тоже ступая на тропу, укрытую бурым ковром из опавшей хвои.

– Не будем. Мы у ворожеи были, этим и объясним.

– Мы заблудим, – вздохнула Мейя. После пребывания у ворожеи она сделалась ещё более сонной и вялой, чем обычно, и Ним едва не вздрогнул от звука её голоса.

– Куда-нибудь да выйдем. Не зря же она нас сюда выпроводила. Погоди-ка. Что-то там… – Велемир вытянул руку, указывая вперёд.

Навстречу кто-то шёл. Светловолосый парень в простой серой рубахе брёл неуверенно, озираясь, будто понятия не имел, как и зачем вышел на тропу. Ним сощурился, приглядываясь, и ахнул, узнав.

– Энгле! Не может быть!

Энгле вскинул голову, присмотрелся и кинулся к друзьям.

– Я боялся, что тебя убьют эти… – Ним крепко обнял Энгле и уткнулся лицом ему в плечо. Велемир не стал обниматься, только похлопал Энгле по плечу и сухо улыбнулся.

– А вы? Как же вы? Что же, назад повернули? – Энгле отстранился от Нима и замер с раскрытым ртом, заметив Жалейку. Тот шутливо присел на длинных ногах и тут же снова встал, как детская игрушка.

– Я Жалейка, – объявил он. – Теперь с вами, видать.

– Погоди, а сокол-то, сокол что? – спросил Ним.

Энгле болезненно скривился, будто ему наступили на ногу.

– Сокол ушёл. Так и не дал мне с ним поговорить.

– Раненый? – фыркнул Велемир. – Ты что, был глух и слеп?

– Он… через окно… – Энгле невнятно забормотал, оправдываясь.

Жалейка сочувственно похлопал Энгле по спине и махнул рукой дальше на тропу.

– Это всё замечательно, но нам лучше дальше пойти. Нас ворожея сюда выпустила, значит, таков наш путь. А ты, стало быть, в обратку шёл?

Энгле наморщил лоб, переводя рассеянный взгляд с Нима на Жалейку и обратно.

– Я… не помню. Верите, нет? Даже не понял, как здесь очутился. Вышел из Липоцвета день назад, думал, пешочком потихоньку до дома дойду, если Золотой Отец меня схоронит и не допустит, чтобы чего со мной случилось. А потом вдруг смотрю – лес незнакомый, тёмный, голоса слышу, а это – вы.

Велемир с Нимом переглянулись. Ниму и без того совсем не нравилось, что ворожея нарочно выпустила их в незнакомом месте, но раз и Энгле кто-то закружил, не предупредив ни о чём…

– Мы будто бы топчемся, бежим куда-то, а на самом деле – стоим все на одном месте, – процедил он, начиная закипать от злости. – Ваши Княжества – сплошной заколдованный круг. Если ступил в него, то уже не выберешься, будешь кружить и кружить, пока замертво не упадёшь. Неужели вы не замечаете? Неужели не понимаете, что кто-то вертит нами, как дитя – игрушками?

Последние слова он прошипел, плюясь от досады и обиды. Даже радость от встречи с Энгле померкла, будто её испортило, отравило то обстоятельство, что встреча оказалась подстроенной, ненастоящей будто.

– Сейчас стоим, а вот сейчас – не стоим, – объявил Жалейка и радостно поскакал по тропе.

– Какой-то он… слабоумный, что ли? – спросил Энгле.

– Почти такой же, как ты. Вы подружитесь, – ответил Велемир и пошёл за Жалейкой. Мейя так и следовала за свечником по пятам, будто обратилась его тенью, приросла к одежде.

«А чтоб вас всех», – подумал Ним, плюнул в сердцах и поплёлся догонять, как делал уже бесчисленное множество раз.

Тропа всё скользила через ельник, сквозь густое скрещение ветвей нельзя было разглядеть ни клочка неба, словно лес был заколдованным сундуком, а путники в нём – забытыми фигурками. Ниму всё казалось не таким, неправильным, томно-густым, будто он заснул слишком крепко, хмельно, а теперь никак не может всплыть на поверхность яви, пытается, но мысли тонут в вязком вареве, а на грудь давит тяжёлый камень. Княжества взяли его в свой плен, но для чего и когда отпустят – неизвестно. Наказывали ли эти дикие земли чужака? Или всё это – дела рук существ, в которых тут многие так истово верят?

– Мы теперь вроде бы сможем выплатить тебе долг. – Энгле приблизился к Велемиру, доверительно заглядывая ему в лицо. – Надеюсь, тут за всех троих хватит.

Порывшись в кармане, он вытащил перстень с блестящим камнем и повертел перед Велемиром, хвалясь.

– Вытащил у старого трактирщика из ящичка, у него там полно добра всякого, а у меня в кошеле пусто, только муха дохлая завалялась. Мне всяко нужнее, подумал, а трактирщик ещё напросит. Хватит тебе, чтобы все наши долги списать?

– Покажи! – неожиданно вскрикнула Мейя, кинулась к Энгле, едва не выхватывая кольцо. Её щёки разом запылали, руки затряслись, рот скривила гримаса. Растерявшийся Энгле протянул ей кольцо, и, разглядев украшение поближе, Мейя ахнула, поднеся ладонь к губам.

– Мамино…

Она закрыла глаза, побледнела и тяжело опустилась на тропу.

Глава 18

Дружинник и медведь

Меня знобило, хоть очаг и плевался алыми искрами, а на столе передо мной горела толстая, оплывшая, почерневшая с одного боку свеча. Я много писал, а пока писал, кто-то подливал мне браги – хозяин ли, Летава ли, другая ли девка – не знаю, не замечал, не до того было.

Нам пришлось поворачивать в Топоричек, и я снова стал страшиться, что все мои усилия по сокрытию беглой княгини пойдут крахом.

Я отправил Игнеду обратно, отсыпал монет, чтобы драгоценности не меняла, и велел заселиться в трактир под красной вывеской, тот самый, где всегда получал тёплый приём. Едва она скрылась из виду, я снял тело Пустельги с дерева, перенёс на обочину и прикрыл плащом. Над убитой я простоял долго, силился отыскать в путаной кудели мыслей хоть несколько связных, необорванных, и если б Огарёк не тронул меня за локоть, стоял бы ещё дольше.

– Схоронить бы надо, – промолвил он надтреснутым голосом.

– По-сокольи следует. – Во рту у меня стояла сушь, и слова прошуршали шёпотом. – Вернёмся за ней утром. Позову мужиков из Топоричка, помогут привезти.

Я всё стоял, не в силах отвести взгляд от того, что скрывал плащ. В голове било, стучало и молотило: кто? как? за что? И другое: найти! поймать! покарать! Соколов всегда только шестеро, нам нельзя оставаться впятером, но кто-то дерзко, чудовищно, хладнокровно нарушил этот древний, заведённый давным-давно порядок.

Возвращались мы второпях, и усилием воли я остудил свой разум, принудил себя думать не о мести, а о том, как скорее сообщить всем товарищам и уберечь Игнеду. Уже ступив на улицы Топоричка, я запоздало подумал, что не стоило отправлять княгиню одну, особенно сейчас, когда тот, кто сотворил такое с Пустельгой, где-то неподалёку, и выдохнул, когда увидел Игнединого коня у трактира. Убедившись, что никто не смотрит, я отвязал скотину. Если владелец узнает, решит, что кто-то взял, покатался в шутку и бросил на дороге. Конечно, велика была вероятность, что и Игнеду узнают, догадаются, кто она, но выбирать уже не приходилось – нужно было как можно скорее отправить вести остальным соколам, собрать на совет.

Огарька я отправил наверх, к Игнеде, и он пошёл безропотно – испугался, видать, всего, чего насмотрелся. Трактирщик подтвердил, что приехала женщина в крестьянском платье, но не с крестьянским лицом. Я заплатил ему, чтобы никому ничего не говорил. Усатый трактирщик спрятал монеты в карман и торжественно поклялся хранить молчание. Я ему не поверил.

Я попросил бумаги и чернил, засел в укромный угол и начал писать. Первое письмо пришлось спалить в свечном пламени – таким неуклюжим и горячим оно вышло, от каждой строчки веяло страхом. Соколы так не пишут. Соколы рассудительны и всегда мыслят здраво. Я писал, как проклятый, оставляя уродливые чёрные кляксы и проливая брагу, но и второе, и третье, и четвёртое письмо постигла участь первого.

Пепел разлетался по столу,