Севильский слепец - Уилсон Роберт Чарльз

Я просматриваю свои рисунки, и не контуры Ленинграда с куполом Исаакиевского собора и Адмиралтейской иглой, не портреты моих товарищей и русских пленных трогают меня, а зимние пейзажи. Листы белой бумаги с размытыми пятнами изб и сосен. Это абстракция ментального состояния. Замерзшая глушь, где даже конкретность походит на мираж. Я показал один из пейзажей другому ветерану русского фронта. Он довольно долго смотрел на него, и я уж было решил, что он видит в нем то же, что и я, но он вернул мне рисунок со словами: «Тут какой-то чудной волк». Меня это сперва озадачило, а потом рассмешило и впервые с февраля подарило проблеск надежды.

7 октября 1943 года, Мадрид

Сегодня я официально распрощался с Легионом после двенадцати лет службы. У меня есть вещевой мешок, сумка с моими книгами и рисунками и достаточно денег, чтобы продержаться год. Я отправляюсь в Андалузию, к осеннему свету, пронзительно голубому небу и сладострастному зною. Я собираюсь целый год заниматься только живописью и посмотрю, что из этого выйдет. Я хочу пить вино и привыкать лениться.

Из-за американской блокады не хватает топлива для общественного транспорта. Мне придется топать до Толедо пешком.

19

Среда, 18 апреля 2001 года, дом Фалькона,

улица Байлен, Севилья

Снящиеся нам катастрофы: все эти падения с огромной высоты и выплевывающиеся зубы; экзамены, на которые опаздываешь; автомобили без тормозов и обрывы с осыпающимися краями — как только мы все это выдерживаем? Мы должны были бы каждую ночь умирать от испуга. Фалькон пробкой вылетел из сна в кокон темноты навстречу этим мыслям, со свистом спускающимся по стоку его сознания. Выдерживает ли он их, свои личные катастрофы? С грехом пополам выдерживает, но лишь отгоняя сон, вырываясь из царства падений в свой собственный рушащийся мир.

Он совершил пробежку вдоль темной реки. Занимался рассвет, и по дороге обратно он задержался, чтобы понаблюдать за байдаркой-восьмеркой. Корпус восьмерки рассекал воду, посылаемый вперед дружными усилиями команды. Фалькону захотелось оказаться вместе с ними, стать частью их бессознательно совершенного механизма. Он подумал о своей команде, о недостатке сплоченности, несогласованности действий и своем руководстве. Он оторвался, потерял контроль, не способен направить расследование в нужное русло. Собравшись, Фалькон упал в «упор лежа» и все время, пока делал свои обычные пятьдесят отжиманий, повторял булыжникам, что сегодня все будет иначе.

В полицейском управлении было тихо. Он опять приехал слишком рано. Первым делом он просмотрел отчет Рамиреса. Привратник не помнил, чтобы Элоиса Гомес входила на кладбище, что было неудивительно. Серрано закончил проверку больниц и поставщиков медицинского оборудования и не получил никаких сведений о кражах или необычных закупках. Затем Фалькон приступил к чтению медицинского заключения, основанного на вскрытии трупа Элоисы Гомес. Судмедэкспертша установила, что смерть наступила несколько позже, чем она полагала, — приблизительно в 9 часов утра. В желудке жертвы были обнаружены частично переваренные кусочки solomillo,[87] съеденного, по всей вероятности, после полуночи. Еще там нашли практически не переваренную массу, некогда представлявшую собой churros[88] с шоколадом. Содержание алкоголя у нее в крови указывало на то, что она пила почти всю ночь напролет. Фалькон представил себе, как убийца пригласил Элоису в ресторан как свою девушку, угостил дорогим обедом, а после повел в бар или клуб. За всем этим последовал классический испанский завтрак… а что потом? «Опять ко мне»? Возможно, он не усыплял ее хлороформом, а постепенно стягивал с ее ноги чулок, целуя бедро, колено, ступню. Потом, когда Элоиса уже откинулась на подушку, чтобы вкусить настоящей любви, в ней, вероятно впервые, шевельнулось какое-то сомнение, и она открыла глаза. Прямо над собой она увидела лицо убийцы, тугую черную тетиву чулка меж двух его кулаков и взгляд, с вожделением устремленный на ее горло, которое вот-вот затрепещет в тисках его рук.

Но нет, он все-таки усыпил ее хлороформом. Это показал анализ крови. Фалькон продолжил чтение. При осмотре влагалища и заднего прохода обнаружены признаки недавней сексуальной активности, в частности, остатки спермицида, но ни малейших следов ни спермы во влагалище, ни масляной смазки в заднем проходе, который был расширен от частых занятий анальным сексом. Фалькон снова отвлекся и представил, как Элоиса Гомес обслуживает клиентов на задних сиденьях машин и у себя дома до тех пор, пока не раздается телефонный звонок, которого она ждала весь долгий день. Звонок, о котором она думала, в то время как ее обезличенный голос отвечал всхлипами и стонами на грубые вторжения плоти в плоть. Слова коснулись ее нежно, словно легкое перышко скользнуло по детскому уху, взволновали, потрясли, перевернули все у нее внутри. Так умело обольстить ту, которая привыкла блуждать среди движущихся теней, было под силу лишь ловкачу, изучавшему человеческую природу с определенной целью. Убийца овладел Элоисой с не меньшей грубостью, чем любой ее клиент.

Интересного в этом отчете было только то, что дело в нем представлялось так, будто убийца в субботу утром привел Элоису Гомес на кладбище, возможно, сразу после его открытия, и там убил ее.

В 8.30 утра прибыл Рамирес с остальными членами группы. Фалькон вкратце ознакомил их с последними результатами расследования и дал предварительную характеристику убийцы, которого теперь условно называли «Серхио». Если убийца задушил девушку на кладбище в субботу утром, значит, он ночью вернулся, чтобы затащить ее в мавзолей Хименеса. Из этого следует, что у него, скорее всего, есть машина и жилье в Севилье. Это предположение сразу же наэлектризовало всю группу. Мысль, что он местный, задела всех за живое. Фернандесу, Баэне и Серрано было поручено обследовать кладбище и окружающую территорию и постараться найти кого-то, кто видел там Элоису Гомес в субботу утром. Возможно, убийца, вернувшись для того, чтобы спрятать труп, оставлял машину где-нибудь недалеко от кладбища. Стоило опросить охранников фабрики, поскольку Серхио вполне мог с ее территории перелезть через стену.

В отношении сеньоры Хименес тактика менялась. Рамиресу надлежало испросить у нее разрешение на осмотр упакованных ящиков, которые хранились на складе компании «Мудансас Триана», и, кроме того, установить с ее помощью приблизительное время съемки отдельных эпизодов в видеофильме «Семья Хименес», чтобы выявить какую-то закономерность в действиях Серхио.

Младший инспектор Перес представил список директоров еще действующих строительных компаний, которые участвовали в обустройстве территории для «Экспо-92». Фалькон отправил его в «Мудансас Триана», чтобы он продолжил начатый Баэной опрос работников компании. Ему нужно было выяснить, не появлялись ли на автобазе какие-нибудь странные личности и кто заправляет делами на складе, а также просто имеет туда доступ.

Оставшись один, Фалькон первым делом просмотрел список строительных фирм и насчитал сорок семь. Он сверился с первоначальным списком Переса и обнаружил, что после завершения строительства «Экспо-92» перестала существовать только одна фирма — «МКА Консульторес С.А.».

Фалькон отправился в Торговую палату и навел там справки. Оказалось, что «МКА» была зарегистрирована как консультационная фирма по строительной безопасности, где давали рекомендации по проектированию, дизайну и материалам, подходящим для зданий в условиях интенсивного движения. Он бегло пролистал финансовые отчеты фирмы за три года, откуда следовало, что «МКА» зарабатывала от 400 до 600 миллионов песет в год вплоть до ликвидации в конце 1992 года. Располагалась она на проспекте Республики Аргентины. Фамилии директоров приковали к себе взгляд Фалькона: Рамон Сальгадо, Эдуардо Карвахаль, Марта Хименес и Фирмин Леон. Интересно, много ли знал Рамон Сальгадо о строительной безопасности… наверняка не больше, чем недееспособная дочь Рауля Хименеса Марта. Комиссар Леон хотя бы по долгу службы что-то в этом смыслил, но его участие в деле не убеждало Фалькона, что данное предприятие — не просто шарашкина контора, откуда средства перекачивались в карман Рауля Хименеса и его важных друзей. И еще Эдуардо Карвахаль… почему это имя чем-то ему знакомо?