Атлант расправил плечи. Часть I. Непротивление - Айн Рэнд

Она сидела, прижав ладонь к бурому конверту.

— Дагни, — негромко спросил Эдди, — что происходит с людьми? Как могло подобное заявление вызвать столько шума? Это же чистейшее очернительство — грязная, абсолютно очевидная пачкотня. Человек достойный выбросил бы это заявление в канаву. Как… — голос его дрогнул в отчаянном, воинственном гневе — как могли они принять это? Интересно, его хотя бы прочли в институте? Неужели они не способны видеть? Неужели они не умеют мыслить? Дагни! Что случилось с людьми, раз они позволяют себе такое, и как мы можем жить в такой обстановке?

— Успокойся, Эдди, — проговорила она, — успокойся. И не бойся.

Здание Государственного научного института стояло над рекой в Нью-Хэмпшире, на склоне уединенного холма, на половине пути между берегом и небом. Издали оно казалось одиноким монументом, воздвигнутым в девственном лесу. Деревья были аккуратно высажены, дороги проложены как в парке, в нескольких милях от него из долины выглядывали крыши небольшого городка. Впрочем, ничему не позволялось чересчур приближаться к зданию, тем самым умаляя его строгость.

Беломраморные стены придавали сооружению классическое величие; композиция прямоугольных элементов наделяла его чистотой и красотой современного промышленного предприятия. Здание можно было назвать вдохновенным. Люди из-за реки смотрели на этот дом с почтением, усматривая в нем памятник человеку, характер которого соответствовал благородству линий здания.

Над входом в мрамор были врезаны строки посвящения: Бесстрашному разуму. Нерушимой истине. В тихом уголке ничем не примечательного коридора небольшая бронзовая табличка на двери, подобная сотням других табличек на других дверях, гласила: «Доктор Роберт Стэдлер».

В возрасте двадцати семи лет доктор Роберт Стэдлер написал научный труд о космических лучах, в пух и прах разгромив большинство теорий, созданных его предшественниками. Последователи Стэдлера начали обнаруживать постулаты своего учителя в основе каждого предпринимавшегося ими исследования.

В возрасте тридцати лет он был признан крупнейшим физиком своего времени. В тридцать два его избрали руководителем Физического факультета университета Патрика Генри — в те самые дни, когда великий университет еще был достоин своей славы. Именно о докторе Роберте Стэдлере сказал один из журналистов: «Быть может, среди всех явлений той самой Вселенной, которую он изучает, наибольшего удивления заслуживает мозг самого доктора Роберта Стэдлера». Именно доктор Роберт Стэдлер некогда поправил студента: «Свобода научного исследования? Первое из двух существительных является лишним».

В возрасте сорока лет доктор Роберт Стэдлер обратился к народу, требуя создания Государственного научного института.

«Предоставим науке возможность освободиться от власти доллара», — молил он сограждан. Вопрос был принят к рассмотрению; некоторая незаметная группа ученых провела билль по долгой дороге к рассмотрению: общество испытывало известную нерешительность, определенные сомнения, причины которых никто определить не мог. Но имя доктора Роберта Стэдлер уже уподобилось тем космическим лучам, что он изучал: они пронзали любую преграду. И страна построила беломраморный дворец в качестве подарка одному из своих величайших сограждан.

Скромный кабинет доктора Стэдлера в институте ничем не отличался он кабинета бухгалтера какой-нибудь фирмы средней руки. Дешевый стол из уродливого желтого дуба дополняли шкаф с папками дел, два кресла и черная доска, исписанная математическими формулами. Опустившись в одно из кресел, поставленных у пустой стены, Дагни подумала, что кабинет сочетает в себе показную роскошь и элегантность: роскошь, поскольку скромная обстановка явно предполагала, что хозяин кабинета достаточно велик, чтобы позволить себе отсутствие украшений; элегантность, потому что он действительно не нуждался ни в чем другом.

Дагни уже была знакома с доктором Стэдлером; они несколько раз встречались на банкетах, устраивавшихся видными бизнесменами или известными техническими обществами по тому или иному торжественному случаю. Она посещала эти банкеты столь же неохотно, как Стэдлер, и в итоге обнаружила, что ему приятно разговаривать с ней.

— Мисс Таггерт, — сказал он ей как-то раз, — я никогда не рассчитываю обнаружить интеллект на подобных сборищах. И знакомство с вами в высшей степени радует меня!

Дагни пришла в его кабинет, припоминая эти слова. Она сидела, наблюдая за Стэдлером чисто по-научному: ничего заранее не предполагая, отбросив эмоции, стараясь только смотреть и понимать.

— Мисс Таггерт, — бодрым тоном начал он, — вы возбуждаете во мне любопытство, а я испытываю его всегда, когда событие выходит за рамки прецедента. Как правило, прием посетителей превращается для меня в мучительную обязанность. Я искренне удивлен, что ваш визит доставляет мне такое удовольствие. Известны ли вам те чувства, которые ощущаешь, имея, наконец, дело с тем редкостным собеседником, из которого не надо вытаскивать понимание клещами?

Стэдлер присел на краешек своего стола самым непринужденным и живым образом. Он не был высок, и худоба придавала ему вид моложавый и энергичный, едва ли не мальчишеский. Тонкое лицо возраста не имело; Стэдлера нельзя было назвать красивым, однако высокий лоб и большие серые глаза свидетельствовали о настолько выдающемся интеллекте, что ничего другого в его чертах уже нельзя было заметить. От уголков глаз разбегались веселые морщинки, но в уголках рта залегла печаль. Кроме чуть поседевших волос ничто не напоминало о том, что он разменял уже шестой десяток.

— Расскажите мне, пожалуйста, о себе, — предложил он. — Мне всегда хотелось расспросить вас о том, каким образом вам удается делать такую неожиданную для женщины карьеру в тяжелой промышленности, и как вам удается выносить всех этих людей.

— Я не вправе отнимать слишком много вашего времени, доктор Стэдлер, — вежливо, с безличной корректностью произнесла Дагни. — И я пришла к вам по чрезвычайно важному делу.

Тот рассмеялся:

— Вот она — истинно деловая женщина… сразу и прямо к сути. Ну, хорошо. Только не беспокойтесь о моем времени — оно принадлежит вам. Итак, о чем вы хотели поговорить со мной? Ах, да. О риарден-металле. Я не слишком хорошо информирован о нем, но если я могу что-то сделать для вас… — Рука его шевельнулась, предлагая начать разговор.

— Вы знакомы с тем заключением, которое ваш институт выпустил о риарден-металле?

Стэдлер чуть нахмурился.

— Да, я слышал о нем.

— Вы его читали?

— Нет.

— Оно преследовало своей целью предотвратить использование риарден-металла.

— Да-да, что-то такое я слышал.

— Вы можете объяснить мне причину подобного заключения?

Стэдлер развел руками; ладони его привлекали внимание — длинные и костистые, прекрасные в своей нервной энергии и силе.

— Скажу прямо — не знаю. Это относится к епархии доктора Ферриса. Не сомневаюсь, что у него были особые причины для такого решения. А не хотите ли вы переговорить с самим доктором Феррисом?

— Нет. Вы знакомы с металлургией риарден-металла, доктор Стэдлер?

— Так, в общих чертах. Но скажите мне, почему этот металл так волнует вас?

Легкое удивление промелькнуло в глазах Дагни, и, не меняя бесстрастного тона, она ответила.

— Я строю ветку с рельсами из риарден-металла, которая…

— Ах, да, конечно! Я что-то слышал об этом. Простите, я не читаю газеты так часто, как это следует делать. Так значит, именно ваша фирма строит эту ветку?

— От завершения этой ветки зависит само существование моей дороги — а, в конечном счете, на мой взгляд, и существование самой этой страны.

Вокруг его глаз собрались удивленные морщинки.

— Неужели вы можете с полной уверенностью утверждать такое, мисс Таггерт? Я на это не способен.

— В данном случае?

— В любом случае. Никто не может заранее сказать, по какому пути пойдет страна дальше. Здесь дело не в просчитываемых тенденциях, мы имеем дело с хаосом, требованиями момента, который может сделать возможным все.

— Доктор Стэдлер, вы согласны с тем, что производство необходимо для существования страны?

— Ну да… да, конечно.

— Строительство этой линии было остановлено благодаря сделанному вашим институтом заявлению.

Стэдлер не улыбнулся и промолчал.

— Соответствует ли это заключение вашему мнению о природе риарден-металла? — спросила она.

— Я уже говорил, что не читал его. — В голосе Стэдлера мелькнуло легкое неудовольствие.

Открыв сумочку, Дагни вынула из нее газетную вырезку и протянула своему собеседнику.

— Не хотите ли прочесть, а потом сказать мне, на таком ли языке должна изъясняться наука?