Вся правда о слове Навсегда - Сара Дессен

отвыкла от Кристи!

За ее спиной маячила Моника с бочонком воды и целой стопкой

пластиковых стаканчиков. За их спинами стояла Делия, в ее руках были две

коробки, на них лежал закрытый пленкой поднос с хлебом.

- У нас тут небольшой кризис, - пояснила я, когда они вошли.

Послышался странный треск, и в гостиную ввалился Берт – очевидно, он

поскользнулся на крыльце (снаружи все еще шел дождь).

- Кризис? – приподняла брови Делия. – В каком смысле?

В ответ на это на кухне что-то упало и явно разбилось, затем дверь

открылась, и на пороге показалась мама. Ее щеки пылали, а волосы

растрепались, помада смазалась на уголок рта, а на юбке виднелось пятно.

Мама выглядела усталой, разбитой и побежденной. В ее руке была половина

декоративной тарелки, которую она собиралась повесить на стену, на полу за

спиной лежали осколки. Впервые за весь этот вечер я испугалась –

испугалась по-настоящему. Я видела маму разной, но сломленной – никогда.

- Мама? – Кэролайн подняла голову. – Ты…

Но мама ее не слушала, она вообще вряд ли даже видела нас всех,

стоящих перед ней. Она молча повернулась и пошла в кабинет, медленно

шагая по коридору. Вот она подняла руку и вытерла глаза, затем скрылась за

дверью, щелкнув замком.

- О боже, - пробормотала я.

- Это всего лишь тарелка, - заботливо успокоила Кристи. – Думаю, у

вас еще одна есть.

Кэролайн поспешила за мамой – ну конечно, уж она-то уверена, что

может помочь, в отличие от меня. Но я ждала возможности поговорить с

мамой так долго, что теперь именно мне нужно быть рядом, так что я догнала

сестру и остановила ее, не успела она дотянуться до маминой двери.

- Позволь мне, - я мягко отстранила ее и вошла в мамин кабинет. Она

стояла у окна спиной к двери. И она плакала – ее плечи тряслись. Звук ее

плача немедленно заставил мое горло сжаться, мне захотелось развернуться и

убежать, но вместо этого я сделала глубокий вдох и подошла ближе. Мама не

обернулась, возможно, она вообще не знала, что я здесь. Но я стояла прямо за

ее спиной и думала о том, как же тяжело видеть страдания того, кого

любишь. Это не просто пугающе, это по-настоящему страшно, и ты

чувствуешь себя маленьким и ничтожным, не способным ничто сделать и

ничем помочь. Как же тяжело не иметь возможности контролировать

происходящее!

Внезапно я осознала, что понимаю маму – как она себя чувствовала,

когда я работала в ресторане и пропадала где-то целыми днями. Теперь я не

могла винить ее за то, что ей в некотором смысле пришлось применить силу,

чтобы сузить мой мир до прежних размеров и держать меня рядом с собой. Я,

наконец, увидела произошедшее ее глазами и поняла ту правду, за которую

держалась она. Мама не хотела привязать меня к себе и забрать все, что было

мне дорого, она просто боялась за меня и не хотела, чтобы большой

жестокий мир причинил боль ее маленькой Мейси. Она не знала, что я была

счастлива, у меня не было возможности показать ей это тогда, но я ведь могу

рассказать обо всем сейчас! Я подступила еще на шаг.

Мама обернулась, по-прежнему держа одну руку у лица. Несколько

мгновений мы стояли молча, глядя друг на друга. В моей голове пронеслись

миллионы предложений, с которых я могла бы начать разговор, но все они

обрывались быстрее, чем я успела бы открыть рот. Начать разговор – сложно,

что бы кто ни говорил. Но неважно, что я скажу, важно уже то, что мы

сможем говорить.

Мама решила эту проблему за меня, сделав глубокий вдох.

- Я… - но она не закончила. Я подошла ближе и обвила ее шею руками.

Она замерла, удивленная, но я не отстранилась и положила голову ей на

плечо. Мама не шевельнулась, но через секунду ее руки легли на мою спину,

и она склонила голову. Так мы и стояли – я слушала стук ее сердца, вдыхала

запах ее волос, а она обнимала меня в ответ. Может быть, сейчас был

неправильный момент для объятий или вообще обниматься было

неправильно, но как бы то ни было, я чувствовала, что сейчас все идеально.

Безупречно. Именно так, как она всегда и хотела. И я знала, что она тоже

чувствует это.

Снаружи доносился голос Кэролайн, она вкратце описывала все

проблемы, свалившиеся на нас сегодня, а мы с мамой все еще стояли,

прижавшись друг к другу. Это как на американских горках, когда тебе

страшно даже смотреть на спуск, но, если рядом есть кто-то, чью руку ты

можешь сжать, ты становишься смелее. Прямо сейчас мы с мамой держали

друг друга за руки и были готовы к спуску.

- Так. Вот, что мы будем делать… - начала Делия деловито.

- Святое дерьмо, - выругалась Кристи, - да там же дождь!

- Кристи, - мягко, но твердо остановила ее Делия. Кэролайн вздохнула.

- Нет, она права. Там ливень.

- Ммм-хмм, - добавила Моника. Стук дождя по крыше был слышен

даже в гостиной. Ветер все еще завывал, и стихия не собиралась

утихомириваться.

- Это просто неприятность, - успокаивающе сказала Делия.

- Неприятность?! – взвилась Кэролайн. – Это не просто неприятность!

Она включила телевизор, и на экране появилась Лорна Куин –

метеоролог местного Канала 5, она как раз стояла на фоне карты.

- Это не дождь, а апокалипсис, - продолжала сестра.

- Нет, - авторитетно остановил ее Берт. – Апокалипсис выглядит иначе,

да и ждать его нужно много позже.

- Ты уверен?

- Разумеется.

Начало седьмого – гости стали подтягиваться на прием и теперь сидели

в гостиной, обсуждая непогоду, и оптимистично высказывались насчет конца

ливня. Мы же на кухне занимались угощением – подоспела еще одна тарелка

канапе, а мама достала из коробки специально заказанный торт, на котором

был выведен слоган, под которым проходил прием: «WILDFLOWER RIDGE

– Начало новой фазы!». На подносе вокруг него мы разложили салфетки,

скрученный Моникой в цветы, а из духовки уже пахло мясными шариками –

все любят мясные шарики!

Кэролайн помогала, чем могла, расставила стулья, как просила Делия, и

подавала нужные столовые приборы, а потом даже пожертвовала для

маминого приема упаковку своих лучших ароматических свечей с ароматом

ванили – их она расставила на столах, и теперь в гостиной стало тепло и

уютно. Лампы мы выключили на всякий случай, но свечи прекрасно

освещали комнату, даря приятный полумрак и делая обстановку какой-то

домашней. Нам удалось найти и еще одну декоративную тарелку, а Кристи

уже расставила бокалы с вином на подносе и была готова выйти с ними к

гостям.

Пока на кухне кипела работа, мы с мамой сидели в ее кабинете, прямо

на столе, а между нами стояла уже наполовину пустая коробочка бумажных

платочков. Мы смотрели на дождь за окном и разговаривали.

- Мне так хотелось, чтобы этот прием был безупречен, - вздохнула она,

вытирая уголок глаза.

- Даже близко не похоже, - грустно улыбнулась я. Мама тоже

усмехнулась.

- Полнейший провал, - вздохнула она. Мы помолчали.

- Ну, все ведь всегда к лучшему, - заметила я, вспоминая слова Делии в

нашу первую встречу. – И мы всегда знаем, что было самым худшим,

значит, теперь все должно пойти на лад, верно?

Мама не выглядела убежденной или очень уверенной в моих словах, но

ей, по крайней мере, стало лучше. Может быть, она не до конца справилась с

навалившимися неприятностями, но она старалась – и я знала, что у нее

получится. А если нет, то я всегда буду рядом, чтобы взять ее за руку и

помочь вместе пройти остаток пути.

Когда мы вышли из кабинета, Делия выкладывала на поднос готовый

крабовый пирог. Она бросила на маму взгляд и снова вернулась к работе, не

терпящим возражений тоном сказав, что маме стоит пойти в душ и дышать

глубоко и медленно. К моему удивлению, мама ни слова не сказала, чтобы

возразить, вместо этого глубоко вздохнув и направившись в сторону ванной.

К нам она присоединилась через добрых двадцать минут, ее волосы были

собраны в красивую высокую прическу, а выбранное ею платье сидело

особенно хорошо на ее стройной фигуре. Мама выглядела более

отдохнувшей, чем когда-либо за последние несколько недель или даже

месяцев, если уж на то пошло.

- Что ты ей сказала? – в изумлении дернула меня за локоть Кэролайн,

едва увидев маму.

- Ничего особенного, - пожала я плечами. Сестра недоверчиво

покосилась на меня, но я не соврала ей – я действительно не сказала и не

сделала ничего особенного.

- Вина? – Кэролайн протянула маме бокал. На маминых губах уже