«Игры престолов» средневековой Руси и Западной Европы - Дмитрий Александрович Боровков

с Бурицлавом (Бурислейфом), произошла не в 1016 г., а в конце 1015 г., так как именно под этим годом в ПВЛ сообщается о сборах Ярослава в поход. Потерпев поражение в этой битве, Святополк бежал в Польшу и вернулся на Русь лишь в 1018 г., тогда как политическим соперником Ярослава в борьбе за киевский стол и инициатором нашествия кочевников, о котором сообщают Эймундова сага и ПВЛ под 1017 г., оказался Борис, который был убит наемниками Эймунда по приказанию Ярослава летом 1018 г. Предания об этом отразились в сюжете о гибели Бурицлава в Эймундовой саге, а около 1072–1073 гг. – в «Анонимном сказании». Н. Н. Ильин высказал предположение, что описание битвы на Альте являлось позднейшей конструкцией книжников.

Пытаясь датировать события, описанные в саге, Н. Н. Ильин в общих чертах принял хронологию А. И. Лященко, подчеркнув, что «обстоятельства, вызвавшие прибытие варягов в Новгород в 1015 г., ничего общего с тем, что рассказывает сага, не имеют. С другой стороны, в саге находим подробное описание, как Эймунд и его соратники помогли отбить от Киева печенегов, которых привел Бурислейф. Осада Киева печенегами – событие 6525 (1017) г., следовательно, эймундовские варяги поступили на службу к Ярославу ранее 1018 г.». Вместе с тем он отметил, что сага ничего не говорит о походе на Русь Болеслава Храброго, который в 1018 г. в битве на Буге разбил дружину Ярослава и входившие в ее состав варяжские отряды. По мнению Ильина, «бегство с поля боя не могло, конечно, послужить сюжетом для эпопеи, прославляющей подвиги начальника одного из этих отрядов. Поэтому повествование саги не знает о битве на Буге, но оно хорошо запомнило самое имя победителя и роль, которую он играл в событиях, отраженных эпопеей. Бурислейф саги – это Болеслав. Нападения Болеслава в Киеве ожидали начиная с 1016 г. Для борьбы с Болеславом Ярослав нанял и содержал Эймундовских варягов: именно Болеслав „требовал от конунга нескольких деревень и торгов, примыкающих к его владениям“ (очевидно, Червенские города); Болеслав же в 1017 г. двинул на Киев полчища своих старых союзников – печенегов, которых отбили Эймунд и его соратники; в 1018 г. Болеслав занял, наконец, Киев и на место Ярослава посадил Святополка. Не с этим слабым его ставленником, дважды изгонявшимся из Киева, а с лучшим полководцем своего времени, наносившим тяжкие удары империи, победоносно сражался, по саге, Эймунд, совершая чудеса храбрости. В таком аспекте эпизоды борьбы Ярослава со Святополком могли, конечно, служить сюжетом эпопеи о подвигах Эймунда. Слабый и мало заметный Святополк поглощен в саге Болеславом, утратив в образе Бурислейфа свое самостоятельное существование. Его отличительные признаки обратились в добавочные атрибуты Бурислейфа, который стал сыном Владимира, братом Ярислейфа, и вступил с последним в ожесточенную, но неудачную, благодаря Эймунду, борьбу».

Н. Н. Ильин обратил внимание на то, что обстоятельства гибели Бориса в «Анонимном сказании» частично совпадают с обстоятельствами гибели Бурислейфа в саге, и предположил, что сага рассказывала не о смерти Святополка, а о смерти Бориса, тайно убитого накануне Польско-русской войны 1018 г. по приказанию Ярослава, который в 1030-х годах при содействии церкви осуществил мистификацию его убийства, отразившуюся в памятниках Борисоглебского цикла, где гибель двух братьев была соединена в одно целое[432]. Выводы Н. Н. Ильина сводились к тому, что сага верно передает обстоятельства гибели Бориса, что подтверждается последующими событиями, завершившимися канонизацией обоих братьев, в то время как отрывочные и противоречивые русские предания, не зная этих обстоятельств, дают им искусственное объяснение, приписывая организацию убийства Святополку, а его выполнение – вышегородцам.

Между тем Н. Н. Ильин нигде не говорит, что в образе Бурислейфа отразились какие-либо черты Бориса, подобно предшественникам рассматривая его как собирательный образ Святополка и Болеслава. Его конечный вывод основан только на аналогиях. Следствием этого является кардинальная переоценка политической ситуации 1015–1019 гг., когда инициатором междоусобной войны между сыновьями Владимира оказывается Ярослав – амбициозный правитель Новгорода, который сначала организовал тайное убийство соперников в борьбе за власть, а в 30-х годах XI в. при содействии церкви осуществил мистификацию, возложив ответственность за свои действия на Святополка. Характерной чертой концепции Н. Н. Ильина и его последователей стала тенденция к преодолению летописной хронологии, которая открыла путь для многочисленных историографических комбинаций.

Один из первых критиков концепции Ильина В. Д. Королюк путем сопоставления ПВЛ с хроникой Титмара Мерзебургского пришел к выводу, что Святополк не мог быть в 1015 г. убийцей Бориса и Глеба. Но исследователь подчеркнул: «Это не значит, конечно, что следует принять малоубедительную и основанную на интерпретации такого сложного памятника, как „Эймундова сага“, гипотезу Н. Н. Ильина, полагавшего, что убийцей Бориса и Глеба был Ярослав Владимирович. Следует иметь в виду, что скандинавские саги – это очень сложный источник, складывавшийся на протяжении длительного времени, и поэтому опираться на их сведения при реконструкции событий политической истории слишком рискованно. Если связывать гибель этих сыновей Владимира с именем Святополка, то следует думать, что убийство их произошло гораздо позже, когда Святополк мог укрепиться с помощью Болеслава Храброго на киевском столе, т. е. в 1018–1019 гг.».

В. Д. Королюк допускал, что «появление двух летописных статей о столкновениях Ярослава и Святополка следует считать результатом сознательного редактирования летописного текста, предпринятого для согласования летописных известий с данными „Жития“ Бориса и Глеба, изображавшего Святополка убийцей своих братьев. Не случайно местом битвы 1019 г. оказалась река Альта, где согласно „Житию“ погиб Борис. Именно на месте гибели мученика должен был отомстить Ярослав за его смерть. Поэтому же рассказ о действительно имевшем место сражении между Ярославом и Святополком оказался помещенным под 1016 г., так как только таким образом летописец мог наиболее убедительно доказать, что в 1015 г., когда погибли Борис и Глеб, киевским князем и их убийцей был Святополк». Таким образом, по В. Д. Королюку, в битве у Любеча «решалась судьба не Ярослава и Святополка, а Ярослава и какого-то иного его соперника на Руси»[433]. Хотя столь абстрактная аргументация делает подобную точку зрения уязвимой, она также получила развитие в историографии.

В. Л. Янин попытался решить проблему путем применения принципа криминалистики: «отыскивая виновника, ищи того, кому преступление выгодно». А политическая ситуация 1015–1019 гг., по мнению исследователя, сложилась благополучно только для одного участника событий – Ярослава Владимировича, ставшего «самовластцем» Русской земли: «Его назвали Мудрым, и поколения читателей летописи поражались его благочестию. Больше всего он лелеял память о своих невинно загубленных братьях. Именно Ярославу приписывают инициативу причисления их к лику святых в 1021 году. Первые русские святые стали необычайно популярны на Руси. В их честь нарекали княжичей. Им строили белокаменные церкви. Рукой Глеба благословляли князей. Оплакивая братьев,