Княжеские трапезы - Фредерик Дар

Наступило безмолвие, и все провалилось в густой туман.

33

Как только Эдуар пришел в себя, он заинтересовался огромной черной мухой. Его волновало, бегает ли она по стеклу снаружи или же внутри. Такое умственное напряжение его быстро утомило, он закрыл глаза и погрузился в состояние безмятежного полузабытья, в котором сверкали короткие вспышки.

Когда Эдуар снова открыл глаза, муха исчезла. Ему трудно было дышать, казалось, что на грудь навалилась бетонная плита. Он так задыхался, что подумал, будто умирает, но поскольку он мог поддерживать свое существование лишь небольшим количеством кислорода, то решил его максимально экономить.

Князь даже не пытался понять, где он находится, — это было ему безразлично.

Чуть позже (понятие времени для Эдуара не существовало) перед ним возникли приятные видения: его самые красивые переднеприводные автомобили расположились звездой посреди огромного, обшитого панелями зала. А потом он опять погрузился в забытье.

Эдуар преодолевал новый период своего забытья, который закончился медленным прояснением сознания. Ему показалось, что он увидел очень далеко в белом небе лица Гертруды и Розины. Он ощутил смутную радость и уснул уже без всяких видений, но и во сне чувствовал, как трудно ему дышать. Потом он различил свет электрической лампочки, а затем и дневной свет.

Он уходил, возвращался, чтобы снова очутиться в стране сознания. Иногда Эдуару мерещились лица, они то появлялись, то исчезали. Ему хотелось увидеть только одно-единственное лицо, доставлявшее ему радость, — лицо Розины. Она снова отрастила волосы и сделала прежнюю прическу. И князь был этим очень доволен.

Настал день, когда он начал слышать — будто бы жужжание ос. Эдуар распознал звуки речи. Он ощущал прикосновение рук, которые его приподнимали, раздевали, одевали. Ему подкладывали судно, вкладывали его член в стеклянный узкий сосуд, делали внутривенное вливание, мыли его тело, иногда накладывали прорезиненную полость на нос и рот, и тогда ему дышалось легче. У него начались ужасные боли, на которые он даже не мог пожаловаться.

Появлялись лица мужчин и женщин (их было больше), они заслоняли от него лица Розины и Гертруды. В какой-то момент он увидел лицо Маргарет, усыпанное веснушками. Князю хотелось ей улыбнуться. В голове мелькнуло игривое воспоминание: ирландка «целомудренно» позволяла ему трахать себя в задний проход. Он стал обдумывать это слово и нашел его правильным: именно целомудренно! Из любви к нему.

* * *

— Ты меня ведь слышишь, не правда ли, малыш?

Милое лицо Гертруды — сколько же в нем нежности! Князь моргнул. Вероятно, удобно таким образом отвечать на вопросы, когда не умеешь говорить.

Гертруда ласкала его руку, в которую не делали уколов. Эдуар ощущал легкое нежное прикосновение.

— Все будет хорошо, не волнуйся, — говорила старая княгиня. — Ты такой же крепкий, как и твой дед.

Она наклонилась к нему и чуть коснулась его губ. Князь ощутил еле уловимый запах вербены.

— Ты, — продолжала старая женщина, — родился под счастливой звездой, и ничто никогда не сможет тебя уничтожить.

Гертруда перекрестилась, чтобы не сглазить.

О чем она говорила? Ее язык казался ему загадочным. Она куда-то исчезла, а его глаза уставились в белое уродство потолка.

* * *

Из других видений появлялось чаще всего одно, и каждый раз у него вырывался жалобный стон ужаса: это было бесформенное чудовище с налитыми кровью глазами и неподвижным взглядом. Этот пылающий взгляд постепенно чернел, превращался в две щелочки, блестевшие в ночи.

К нему приходили врачи с висящими на груди стетоскопами, улыбающиеся медсестры, у одной из которых была оливковая кожа. И потом Гертруда, Гертруда с таким страстным, горячим желанием поднять его на ноги. Эдуар пил из ложечки; ему подняли подушки; теперь он мог видеть всю свою палату (первого класса). В окно билась листва деревьев.

Огромные букеты цветов громоздились на столе, на полу вдоль стен пастельных тонов стояли корзины роз. Княгиня сидела рядом с ним в удобном кресле, явно не из больничной мебели. Таких кресел не бывает даже в очень дорогих клиниках. Должно быть, она просидела у его изголовья в течение многих дней, так как на ней были мягкие туфли на толстой подошве, и ноги укрыты пледом.

Эдуар улыбнулся ей вполне осмысленной улыбкой. Острая боль раздирала грудь, но он терпел ее стоически.

— Ба Гертруда! — сказал он.

Княгиня подскочила и обняла его голову своими ледяными руками.

— Наконец-то! — сказала она плача.

Князь потерял память, как это часто случается при таких серьезных травмах. Гертруда сообщила ему, что он находится в одной из клиник Женевы, где ему вынуждены были удалить левое легкое; она рассказала ему обо всем, что с ним произошло: покушение омерзительного Дмитрия Юлафа, безумца, который после совершенного преступления налил бокал шампанского перед объятой ужасом публикой и произнес тост — за уничтожение узурпатора, желающего обманным путем завладеть престолом Черногории. Но следствие доказало, что политические мотивы были не единственной причиной покушения. Элоди Стивен питала слабость к этому музыканту с лицом террориста. Газеты утверждали, что Юлафом двигала самая элементарная ревность. Состояние Эдуара казалось всем безнадежным. Больше недели князь пребывал в коматозном состоянии, одна из пуль задела сердечную мышцу, другая — раздробила ключицу и искромсала легкое.

Князь ощущал невыразимое бессилие, усталость умирающего, накаченного морфием человека. Рассказ княгини не пробудил в нем никакого интереса, хотя это касалось целого периода его жизни, о котором он ничего не помнил. Гертруда информировала внука, она думала, что отвечает на те вопросы, что он хотел задать.

Княгиня ему рассказала, что это покушение наделало немало шума в средствах массовой информации и что Розина, оповещенная герцогом Гролоффом, примчалась к нему и провела у его изголовья сорок восемь часов, но потом она вернулась во Францию и ежедневно звонит, чтобы справиться о его здоровье. Гертруда также сказала, что Элоди Стивен хотела нанести ему визит, но Гертруда выгнала из клиники эту ничтожную девку — это она привела в замок убийцу, любовницей которого была.

Князь смутно воспринимал все эти сведения. Они оставались нерасшифрованными в его мозгу и не вызывали никакой реакции. Возможно, когда-нибудь позже наступит просветление, и он их поймет.

* * *

Эдуара окружили чрезмерным вниманием, его тщательно и с благоговением лечили… как князя. Он все время ощущал жгущую боль в груди, которая затрудняла дыхание и ограничивала движения. Его плечо тоже ныло, усиливая страдания. Князю прописали болеутоляющее в больших дозах. Чтобы оградить Эдуара от лишних движений, ему отрастили бороду, и когда он потребовал зеркало, то с трудом узнал себя. В его бороде было гораздо больше рыжих прядей, чем в шевелюре. Болезнь придала взгляду Эдуара несвойственное ему прежде выражение изнеможения.

Гертруда покидала внука только на ночь, возвращаясь в Версуа, но он знал, что первые десять дней она провела возле него, сидя в своем кресле, укутанная в шотландский плед. Утром Вальтер привозил старую даму, а поздно вечером, когда уже всюду гасли огни, он снова заезжал за ней. В этой маленькой старой женщине была неукротимая энергия; она заставляла внука есть, пить, с материнской заботой помогала менять белье.

Наконец настал день, когда он заговорил нормально и смог поддерживать разговор. Он теперь сам отвечал на телефонные звонки Розины. Она рассказала ему про свой разрыв с Фаусто Коппи и откровенно призналась в своем знаменитом сюрпризе, который потерпел жалкое фиаско из-за ее некомпетентности. Она пыталась говорить в шутливом тоне, но Эдуар понял, что она глубоко травмирована этим двойным ударом. Слушая ее болтовню, он думал о том, что это она должна была находиться рядом с ним, а не старая княгиня. Розина всегда отличалась легкомысленностью, возможно, в этом и было ее очарование.

Эдуар спросил, обеспокоенный, на какие средства она сейчас существует. Розина ответила, что собралась продавать велодром и в ожидании покупателя пока живет в вагончике. Эдуар задрожал, вспомнив о трупе шофера, похороненном тайно на участке. Если участок попадет в руки предприимчивого человека, он начнет его перекапывать и обнаружит труп. А это было бы катастрофой.

— Я тебя заклинаю — не продавай участок! — сказал он, изо всех сил напрягая свой слабый голос. — У меня грандиозная идея, как извлечь выгоду из этой земли; подожди, пока я поправлюсь.

Розина обещала подождать. Она продала жалкие украшения Рашель. Это даст ей возможность протянуть несколько месяцев. У нее теперь так мало расходов!