Петербургский сыск. 1870 – 1874 - Игорь Москвин

– Надеюсь, что больше мы не встретимся, – произнёс Иван Дмитриевич, – и за тобой нет никаких серьезных дел.

– Об этом, господин Путилин, можете не беспокоиться.

– Мой помощник тебя проводит.

Через пять минут Михаил заглянул в кабинет и увидел сосредоточенный взгляд начальника, устремленный в окно.

– Иван Дмитрич, – сказал вошедший, затем несколько раз кашлянул для привлечения внимания.

– Я слышу, – произнёс Путилин, – ты узнал адрес убитого?

– Да

– Проедемся к нему в гости, – поднялся из кресла, застегивая пуговицы сюртука.

Евсеев жил недалеко от места службы на маленькой тихой Фонарной улице, близь Екатери; нинского кана; ла.

Узкая лестница с расшатанными перилами, скрипела под ногами и вела на второй, где на площадке, с трудом вмещавшей нескольких взрослых человек, было две двери. Одна вела в тесные комнаты убитого, вторая пустовала. Видимо не находилось желающих снять ее в наем.

Не верилось, что человек, получавший приличное жалование в почтовом ведомстве, может проживать в такой тесноте и убогости. Кушетка, служившая постелью, покрыта выцветшим покрывалом, потерявшим первоначальный цвет. На столе стоял графин и несколько стаканов с облупленными краями, у маленького окна, выходящего во двор, стоял стул, и на нем лежала потрепанная от частого чтения Библия. В углу под потолком икона, с закопченным маленьким кадилом. За святым образом синий конверт со ста рублями в мелких купюрах.

Запасная пара брюк и сюртук висели на втором стуле.

– Не густо, – рассеянным взглядом обвел комнату Путилин и показал присутствующим агентам и понятым, что больше здесь искать нечего.

– Что расскажите о жильце? – задал вопрос сперва хозяину дома.

То только пожал плечами, что платил, как полагается, в срок, не шумел, не пьянствовал. А что еще требуется?

Дворник был разговорчивее, но сказал немного. Жилец был справный, всегда был приветлив и всегда здоровался, одет опрятно, всегда с тростью и в шляпе, чтобы выпивши был, так не видел ни разу. К нему приходил несколько раз угрюмый неразговорчивый человек, видно из рабочих. Ждал долго и настойчиво. Узнать? Ну если увижу, то наверняка, а так. Да вроде бы и добавить нечего.

– Благодарю и на том, – Иван Дмитриевич одел свою шляпу, которую, не замечая, носил в руке. – Теперь к нашей Акулине, хотя там тоже будет пусто. – Помыслил, уткнул взгляд в потемневшую от времени стену, – а ты попробуй разыскать незнакомца, что приходил к Евсееву, может здесь ниточка потянется. А я лучше навещу почтовое ведомство, пока наш градоначальник не проснулся и не принял грозный вид.

Коляска остановилась супротив парадного входа. Путилин, словно вспомнил юные, когда и кости были крепче и стан стройнее, спрыгнул на булыжную мостовую и быстрым шагом прошел в здание. Услужливый швейцар отворил перед ним дверь.

Начальник почтово—телеграфного ведомства был в своем кабинете. Пока Иван Дмитриевич поднимался по золоченой лестнице на второй этаж, подчиненные доложили, что сам господин Путилин, взявшийся за расследование печального события, изволил посетить государево учреждение.

Начальник был маленького роста, лысоват, сконфуженное лицо выдавало растерянность. Он встретил Путилина у дверей.

– Здравствуйте, Иван Дмитриевич! – и тут же посетовал. – Какое печальное событие для нашего учреждения! В один день и покража государственных денег, и убийство одного из лучших сотрудников. Как жаль Александра Никифоровича! Он был так молод!

Начальник сыска отметил, что Евсеев поставлен вслед за деньгами, не слишком радеет за порученных ему людей.

– Ах, что это я, – засуетился чиновник, – ради бога, проходите, Иван Дмитриевич, присаживайтесь.

Кабинет напоминал размерами операционный зал этого же учреждения, где занимались корреспонденцией десятка два сотрудников. Резная мебель. Письменный стол, оббитый темно—зеленым сукном, массивные кресла с узорчатыми подлокотниками и спинкой.

– Иван Дмитриевич, – начальник почтового ведомства скрестил на груди руки, – голубчик, когда же вы этого изверга поймаете?

– Помилуйте, – в тон ответил Путилин, – милостивый государь, я занимаюсь данным делом только двенадцать часов и учтите, мне не пришлось ни на миг преклонить голову на подушку, – слукавил начальник сыска.

– Все понимаю, – качал лысою головою высокопоставленный чиновник, – все понимаю, но попробуйте войти в мое положение. Мой лучший сотрудник убит, похищены девяносто восемь тысяч казенных денег. Какой позор! И все эти напасти совершены у самого входа на оживленной улице, – несколько минут пришлось выслушивать то гневные тирады, то умоляющие просьбы. Напоследок он произнёс, – голубчик, чем я могу вам помочь?

– Мне хотелось поговорить с вашими сотрудниками, хорошо знавшими господина Евсеева.

– Да, да, я распоряжусь, чтобы вам, Иван Дмитриевич, оказывали содействие во всем. И нижайше прошу – спасите репутацию нашего ведомства.

Путилин поднялся с удобного кресла.

– Я постараюсь оградить ваше ведомство от излишних подозрений, но не обессудьте, если окажется, что к преступлению причастны ваши сотрудники, я не покривлю против правды.

– Нет, Иван Дмитриевич, я всецело доверяюсь вашему умению разбираться в подобном, и я уверен в своих сотрудниках, хотя…

– Разрешите откланяться!

– Да, да, Иван Дмитриевич, всего хорошего!

Через час Путилин покидал почтовое ведомство. Из опросов он ничего серьезного не узнал. Евсеев ни с кем из сослуживцев не приятельствовал, близких отношений на службе избегал, почти все получаемое жалование отсылал в Выборгскую губернию больной матери и младшей сестре. Спиртным не баловался, табачный дым не переносил. О его женщинах неизвестно. Как жил непознанной загадкой, так и прекратил земное существование в том же обличье. Странно бывает: только после смерти и замечаем человека, пронеслось в голове у Ивана Дмитриевича.

– На Офицерскую – постучал тростью по спине извозчика. Мысль о том, что ключ и слом печати мог совершить свой из почтового ведомства, пришла сразу по приезде на место убийства, но уединенность Евсеева давала основания подозревать третье лицо. Но исключительно в покраже ключа. Остается денежная сумка, а ее повредили только на службе. Александр Никифорович ехал на коляске с нею, из рук не выпускал. Получил от чиновника, ведающего сбором, счетом и опечатыванием, без каких бы то ни было повреждений. Все таки, большие деньги возил с собою. Содержание за триста лет безупречной службы. Соблазн, да еще какой! Но он не позарился и честно исполнял служебный долг.

Печать повреждена на службе, оттуда и надо начинать поиски. Перебрать причастных к отправке людей.

Жуков приехал вслед за начальником.

– Как продвигаются поиски черного человека?

– Похвастать большими успехами не могу, – спрятал загадочную улыбку помощник, – но думаю вскорости представлю перед Ваши светлые очи.

– Твоими устами, – отмахнулся Иван Дмитриевич, – так всех злодеев бы переловили, не выходя на улицы.

– Может когда и будет такое…

– Помолись, Михаил, за это, – Путилин взялся за потертую ручку двери своего кабинета и повернул голову к помощнику, – будь любезен стакан горячего чая.

– Сию минуту, – и Жуков скрылся за углом.

Начальник сыска с минуту постоял, нахмурив лицо, отогнал прочь не в месту пришедшую мысль об Акулине, но том, что же он мог упустить на квартире Евсеева, не покидала его и что—то смутное тревожило, вошел в кабинет, встретивший его открытым окном

Иван Дмитриевич сел в свое кресло, закрыл глаза и тщательно восстанавливал в памяти убогую обстановку убитого: стол, два стула, кушетка, покрывало, образ, лампадка, Святое Писание. Нет, ни чего не упущено, все по своим полкам.

Раскрылась дверь и на пороге показался помощник: в одной руке нес стакан с дымящимся чаем в металлическом подстаканнике, а во второй – тарелку со свежими баранками.

– Миша, – Путилин размешивал ложечкой с в стакане сахар, – поясни о нашем незнакомце. Таишься.

– Иван Дмитрич, – обижено произнёс Жуков, – сами твердите, чтобы головой думать.

– Хорошо, – отхлебнул с шумом глоток ароматного чая.

– Незнакомца, – не вытерпел помощник, – видел не только дворник, но и жилец с нижней квартиры. Рассказывал, что приходивший похоже из мастеровых. Когда тот проходил, заметил потемневшие от масла руки и лицо с примесью жирной гари. Я имею мысль, что он работает на резиновой мануфактуре… – Михаил задумался, вспоминая заковыристую иностранную фамилию хозяина.

– Фердинанд Краузкопф, – подсказал Иван Дмитриевич.

– Да, именно Краузкопф, это единственная фабрика, на которой варят резину и там же жирная неотмываемая гарь. Потом хотя и был незнакомец в кепке, но из под не торчали космы черных волос. Как бороды, так и усов не замечено.