Анахрон. Книга вторая - Елена Хаецкая

Вика переводила суровые речи вандальского воина Вамбы, пудря нос и всхлипывая. От себя добавила:

— Если они тут и вправду навсегда, то имей в виду, Морж: для твоих детей Вамба — самый близкий родственник. По их законам.

— Почему? — растерялся Сигизмунд.

— Пережитки матриархата. Дядя со стороны матери ближе отца, понял? Это по германскому праву.

— А для Ярополка? Тоже Вамба — самый близкий родственник?

— При чем тут Ярополк? У твоей Натальи есть брат?

— Она не моя… и брата у нее нет. У нее жених есть. Евгений.

— Да ладно, мне-то что, сами разбирайтесь, — еще раз обиделась Вика. Убрала косметичку. Вздохнула.

— Пойду-ка я водки куплю да с ближайшим родственником моих детей потолкую, — сказал Сигизмунд. Порылся по всем карманам. Денег не обнаружил. Сказал бесстыдно: — Виктория, дай на водку, а то у меня кончились.

Вика снова щелкнула косметичкой. Протянула полтинник.

— Держи. Только дерьмовую не покупай.

— Да, Вика, и помоги мне с переводом.

— Знаешь что, Морж? — сказала Вика, пристально глядя на стоящего перед ней Сигизмунда снизу вверх широко раскрытыми глазами. — С завтрашнего дня — интенсивный курс русского языка для вандалов. Задергал ты меня своим «переведи, переведи». Я бы на твоем месте давно уже по-вандальски шпарила!

— А ты и шпаришь. На своем месте.

— Иди уж, — сказала Вика устало. И зевнула. — И закуси возьми. Не могу же я просто так голую водку жрать…

— Курева не забудь! — всполошилась Аська.

— Может, сразу весь супермаркет на полтинник скупить? — осведомился Сигизмунд.

* * *

Разговор с Вамбой получился на удивление теплый и сердечный. Сигизмунд даже не ожидал. Разговаривали Сигизмунд и Вамба через Вику; остальные присутствовали, но молчали. Аське было отдельно растолковано, что вклиниваться неприлично. По германскому праву.

Аська погрузилась в какие-то свои аськины думы. Лантхильда притащила с собой рукоделие, прилаживала треугольнички и квадратики. Знала: мужчины и без нее все обрешат. В лучшем виде. Безутешный Вавила безмолвно жрал водку, когда наливали. Заботливый скалкс отдавал скорбящему хозяину свои стопки.

Беседа Сигизмунда с Вамбой свелась к следующему. Жить нам теперь, братцы, одной семьей, так что надо как-то притираться. Выживать. И быть готовыми ко всему. Вдруг Анахронище еще как-нибудь харкнет? Это тоже надо учесть. И не бояться. Как там Федор Никифорович покойный говорил? Страшиться — да, но — не бояться.

Вамба с таким решением в принципе соглашался. Уточнил: женой или наложницей берет Сигисмундс Лантхильду. Чтобы с имуществом определиться. Сигисмундс ответил, что женой.

Вамба сказал, что коли они с Вавилой здесь не в гостях, то надобно установить, какую долю работы и какую долю имущества выделит им Сигисмундс. Ибо совместным трудом можно любое имущество изрядно приумножить. С точки зрения Вамбы, Сигизмунду повезло заполучить в хозяйство трех крепких работников. Да и воины они с Вавилой не из последних.

— Может, не все так уж и плохо обернулось, — заключил Вамба. — Завтра пойдем, покажешь нам твои поля и покосы, Сигисмундс.

* * *

Спал Сигизмунд тревожно. Со сновидениями. Виделось ему, как серым промозглым утром в город Петербург бесконечным потоком входят варвары. Они появились вдруг и стали повсюду входить. Силовые структуры были парализованы. Даже не высовывались.

Стоял Сигизмунд на углу Владимирского и Невского, у «Сайгона». Работал «Сайгон». Сигизмунд подпирал стену среди нечесаного вялого хипья. И пялился. А варвары шли, ехали. Скрипели громадные арбы, кое-где уже полыхали пожары — отчетливо тянуло гарью. А варвары все шли и шли.

Ехал мимо Лиутар — вождь. Весь страшный, в звериных шкурах. В плечах косая сажень, бородища лопатой, глаза белые. Хищные. Увидел хипье, стену подпирающее, заржал, с седла наклонился, ногами в лохматых стременах качнув. Стал куски сырого мяса в раззявленные хиповские рты совать. Как птенцов кормил.

Потом вдруг оказался Сигизмунд дома. Телевизор был включен. Перед нацией выступал Президент. Это был Лиутар. Втулял сперва готской мовой, потом фракийской, затем и вовсе запел, выкатив бешеные белые глаза.

В какой-то момент Сигизмунд понял, что это сон ему снится, но даже и осознав, проснуться никак не мог. Повсюду преследовали его вандалы. А заправлял безобразием Аспид — в долгополой шинели, метя снег, открывая двери подъездов ударом сапога, в каракулевой шапке, съехавшей на ухо. На погонах — непонятные зигзаги. Аспид ругался по-польски. Лиутар уважал Аспида. На бедре у Аспида висела длиннющая кавалерийская шашка.

Сигизмунд кричал Лиутару сквозь тяжелые метельные хлопья:

— Это не Аспид! Это партайгеноссе Шутце, старый пердун! Остановите Анахрон!

Но никто не останавливал Анахрон. Аспиду повели коня. Поручик Стрыйковский ловко вскочил в седло, расправил длинную шинель, поехал по Невскому, сопровождаемый дикой ордой. Разбили витрины. Выбросили на асфальт и снесли голову золоченому манекену из «Пассажа». Разграбили «Север», обкидали тортами друг друга и окна близлежащих домов. Потом лизали стекла и морды друг друга.

Нет, никто не останавливал Анахрон.

И знал Сигизмунд, нет, видел, как посреди заснеженного поля, далеко в Тамбовской губернии, из оврага все лезли и лезли варвары.

* * *

Под впечатлением этого сна Сигизмунд проходил весь следующий день. Уже к вечеру посетила безотрадная мысль: наладить бы, в самом деле, эту адскую машинку да махнуть в родимые восьмидесятые годы на часок-другой! Попить кофейку в «Сайгоне», потусоваться. Отдохнуть.

И тотчас же в уши с нехорошей готовностью ломанул надсадный янкин вой:

— ДОМОООООЙ!..

Глава четырнадцатая

Сигизмунд ошибался, тоскливо думая о том, что обучить счастливо обретенных родовичей российской речи будет невозможно. Бездарность ли его как педагога, отсутствие ли способностей к языкам у Лантхильды — Сигизмунд даже разбираться не стал. Факт оставался фактом: Лантхильда по-русски почти не говорила. И не стремилась.

Сейчас она носила ребенка. Все остальное ее мало интересовало. Она уже начала толстеть. Лантхильда похорошела, обзавелась румянцем во всю щеку, чем разительно отличалась от большинства знакомых Сигизмунду дам, пораженных беременностью. Урбанистическая беременная дама истерична, токсикозна, сварлива и бестолкова. От Лантхильды же исходил неземной покой. Больше от нее, правда, ничего не исходило.

После достопамятного разговора Вавила злобился на Сигизмунда еще с неделю. Даже жить ушел к Аське. И скалкса увел.

Через пару дней позвонила Вика. Уксусным голосом осведомилась:

— Как вы считаете, гражданин Морж, я нанялась вам тут бегать по всему городу репетиторством с вандалами заниматься?

— Каким репетиторством? — опешил Сигизмунд.

— Русскому языку твоих дружков кто обучать будет? Пушкин? — мрачно сострила Вика. — И вообще, у тебя Высоцкий есть?

— Что?

— Кассеты, говорю, есть? Высоцкий нужен.

— Нет Высоцкого.

— Тогда купи. Лирические купи. И о войне. Про спорт и шуточные не бери, не поймут.

— Кто не поймет?

— Дед Пехто. Морж, ты совсем отупел? Я их русскому языку обучаю. Может, тебя тоже обучить? Высоцкий лучше всего подходит, он самый простой, без зауми. Прост как правда.

Вамба вкупе с двумя кассетами Высоцкого был послушно доставлен к Виктории. Сигизмунду было дозволено поприсутствовать на уроке.

Виктория применяла к вандалам дифференцированный подход. То есть каков ученик, таков и подход. Вавила с Вамбой принуждались ею к диалогам. Скалкс, с которым высокомерные воины вести диалогов категорически не желали, обучался с помощью Высоцкого. Вика растолковала Дидису содержание песен, после чего напялила ему на голову наушники и нажала кнопку PLAY. Учись, Дидис!

Рабу Высоцкий сразу понравился. Дидис тряс головой, дергал себя за бороду, гримасничал, шевелил губами, пытался подпевать — все, процесс пошел.

Вавила с Вамбой сидели на стульях, оба красные и напряженные. Молчали, сверля друг друга глазами. Вика расхаживала между ними, преувеличенно жестикулировала, толкала их к диалогу — как показалось Сигизмунду, преискусно ссоря вандалов между собой. Затем хлопнула в ладоши и посмотрела на Вамбу.

Вамба вытужил:

— Йа-а Вам-ба! Ти кто?

— Молодец, — подбодрила Вика, кивая и улыбаясь, — правильно. Вавила?

— Йа-а Вави-ла! Ти кто?

— Йа-а Вамба!

— Стоп, — сказала Вика. — «Мне тридцать лет». Мне — трид-цать — лет. Начали! Вамба!

— Мне-е три-ицат лет!

— Вавила?

— Мне-е три-и… тсат лет… йа-а… му-зик…

Вика заулыбалась, желая поддержать инициативу ученика.

Вамба подумал-подумал и высказался: