Последний из могикан - Джеймс Купер

Деревья были срублены на пространстве во много акров, и мягкий летний вечерний свет падал на расчищенную поляну. Неподалеку от места, где стоял Дункан, поток образовал маленькое озеро, покрывавшее почти всю низменность между гор. Вода вытекала из этого обширного бассейна водопадом так размеренно и тихо, что каскад казался скорее произведением рук человека, чем созданием природы. Около сотни построек из глины стояло на краю озера и даже над водой; казалось, будто озеро вышло из берегов. Их круглые кровли, хорошо защищавшие от дурной погоды, показывали, что на устройство этих хижин было положено много труда и стараний – больше, чем обычно тратят туземцы на постройку своих временных жилищ в период охоты или войны. Короче говоря, вся деревня (или город, как бы ни называлось это поселение) имела опрятный вид и, казалось, была выстроена по определенному плану, что не соответствует, по мнению белых людей, обычаям индейцев. Но поселение выглядело необитаемым. По крайней мере так думал Дункан в продолжение нескольких минут; наконец ему показалось, что он видит много человеческих фигур, приближающихся к нему на четвереньках; они тащили какое-то тяжелое и, как почудилось Дункану, страшное орудие. В ту же минуту несколько темных голов выглянуло из хижин, и поляна внезапно ожила, наполнилась существами, которые, однако, проскальзывали от одного прикрытия к другому так быстро, что невозможно было разглядеть ни их движений, ни их самих. Хейворд, встревоженный этими подозрительными и необъяснимыми действиями, только хотел дать условный сигнал – закаркать вороном, – как вдруг шорох листьев вблизи заставил его оглянуться в другую сторону.

Юноша вздрогнул и отступил на несколько шагов, увидев в нескольких сотнях ярдов какого-то незнакомого индейца. Но он сейчас же опомнился и, вместо того чтобы дать сигнал, который мог бы оказаться для него губительным, остался на месте, внимательно следя за незнакомцем.

Еще мгновение – и Дункан убедился, что присутствие его не замечено. Туземец, подобно ему, очевидно, рассматривал низкие строения поселка и бесшумные движения его жителей. Сквозь грубо разрисованную маску невозможно было рассмотреть выражение лица дикаря, но Дункану оно все же показалось скорее печальным, чем свирепым. Голова его была, по обычаю индейцев, обрита, за исключением пучка волос на макушке; в волосах свободно висели три-четыре соколиных пера. Изорванный ситцевый плащ наполовину прикрывал его тело; нижняя одежда состояла из обыкновенной рубашки, рукава которой заменяли туземцу штаны. Колени его были голы и страшно изранены терновником, ноги же обуты в мокасины из хорошей оленьей кожи. У индейца был печальный и жалкий вид.

Дункан продолжал с любопытством рассматривать своего соседа, когда к нему тихо и осторожно подошел разведчик.

– Вы видите, мы дошли до их поселка, – шепнул молодой человек. – А вот и один из дикарей, который может помешать нам пробираться дальше.

Разведчик вздрогнул и чуть не выронил ружье, когда Дункан указал ему на незнакомца. Потом он опустил дуло и вытянул длинную шею, разглядывая дикаря.

– Этот негодяй не из гуронов, – сказал он, – и не принадлежит ни к одному из канадских племен, однако по его одежде видно, что он ограбил белого. Это, наверное, Монкальм для набегов собрал банду всяких негодяев. Вам не видно, куда он положил свое ружье или лук?

– У него, по-видимому, нет оружия, да и вообще он, кажется, не имеет дурных намерений. Если только он не даст сигнала своим приятелям, которые, как вы видите, вертятся у воды, нам нечего его бояться.

Разведчик повернулся к Хейворду и посмотрел на него с нескрываемым удивлением. Потом он широко раскрыл рот и разразился неудержимым беззвучным смехом, к которому его приучила привычка находиться постоянно в опасности.

– Приятели, которые вертятся у воды! – повторил он и прибавил: – Вот что значит учиться в школах и жить в городах! Но у этого парня ноги длинные, и ему нельзя доверять. Держите его на прицеле, а я подберусь к нему сзади сквозь кусты и возьму живым. Не стреляйте ни в коем случае!

Соколиный Глаз уже наполовину скрылся в чаще, когда Хейворд, вдруг протянув руку, остановил его и сказал:

– А могу я выстрелить, если увижу, что вы в опасности?

Соколиный Глаз смотрел на него некоторое время, словно не знал, как понять его вопрос, потом покачал головой и ответил, смеясь по-прежнему беззвучно:

– Стреляйте хоть за целый взвод, майор!

В следующее мгновение он скрылся в листве деревьев.

Дункан провел несколько минут в лихорадочном ожидании, прежде чем снова увидел разведчика. Одежду Соколиного Глаза трудно было отличить от земли. Он полз позади индейца, которого намеревался захватить в плен. На расстоянии нескольких футов от незнакомца он поднялся на ноги медленно и бесшумно.

В эту минуту раздалось несколько громких ударов по воде. Дункан обернулся как раз вовремя, чтобы увидеть, как сотня темных фигур сразу бросилась в воду. Он снова схватил ружье и перевел взгляд на стоявшего вблизи него индейца.

Ничего не подозревавший дикарь нисколько не испугался и, вытянув шею, казалось, смотрел на озеро с тупым любопытством. В это мгновение над ним поднялась рука Соколиного Глаза; но вдруг она опустилась без всякой видимой причины, и владелец ее разразился новым приступом веселья. Когда закончился этот взрыв неудержимого смеха, Соколиный Глаз, вместо того чтобы схватить за горло свою жертву, слегка ударил его по плечу и громко крикнул:

– Ну что, мой друг? Уж не собираетесь ли вы учить псалмопению бобров?

– Вот именно, – последовал быстрый ответ.

Глава XXII

Основа. Вся ли наша компания в сборе?

Пигва. Все налицо. А вот и замечательно подходящее местечко для нашей репетиции.

Шекспир. «Сон в летнюю ночь»

Читатель может скорее представить себе изумление Хей-ворда, чем мы описать его. Его крадущиеся индейцы внезапно превратились в четвероногих животных, озеро – в пруд бобров, водопад – в плотину, устроенную этими трудолюбивыми и умными животными, а неведомый враг – в испытанного друга, Давида Гамута, учителя псалмопения. Присутствие его возбудило столько неожиданных надежд насчет участи обеих сестер, что молодой человек выскочил из засады и побежал к двум главным действующим лицам этой сцены.

Взрыв веселья Соколиного Глаза улегся не скоро. Грубо, без всякой церемонии, он вертел Гамута во все стороны и несколько раз повторял, что гуроны отличились при выборе для него костюма. Потом он схватил руку кроткого Давида, пожал ее так сильно, что у того показались слезы на глазах, и пожелал ему успеха в его новом деле.