Стальная империя Круппов. История легендарной оружейной династии - Уильям Манчестер

Он теперь осел в «Хюгеле». Металлический забор окружал огромное поместье, и по воскресеньям рабочие и члены их семей прижимались лицом к прутьям ограды, рассматривая стволы деревьев и журчащую чистую воду. Трещины были заделаны, фундаменты надежны; апартаменты кайзера готовы к приему гостя. Над ними был флагшток для императорского вымпела. На передней лужайке было еще десять флагштоков. На четырех должны были висеть личные вымпелы Круппа – над ними сейчас работали, а шесть других предназначались тем странам, которые он сочтет достойными такой чести. Чтобы избавить визитеров-монархов от унижения высаживаться из поездов на железнодорожной станции Эссена, Альфред разработал план строительства подъездной ветки к Хюгель-парку. (Как и все остальное на холме, эта частная ветка заняла больше времени, чем он предполагал; она не действовала до 1887 года, когда он умер. Однако в 1967 году она пережила последнего из Круппов.)

Отделанный камнем и сталью интерьер был пуст. Вспоминая свое детство в «Хюгеле», восьмидесятилетняя внучка Альфреда Барбара однажды в беседе с автором этих строк подвела итог единственным мрачным словом: «Холодно». Размеры, конечно, были имперскими. Холл с пятью огромными люстрами в длину равнялся почти половине футбольного поля, обеденный стол протянулся на шестьдесят футов. Замок был достаточно большим, чтобы служить домом для любого коронованного лица в Европе вместе со свитой. Действительно, приезжали фактически все, но как приманка для жены и сына старика он не годился. Берта в любом случае держалась бы от него подальше, но был шанс, что станет приезжать Фриц, и правда – парень однажды провел там каникулы с одноклассником Альфредом Керте. К сожалению, нравы домовладельца были просто отвратительными. Керте ни разу не видел хозяина. Вместо этого он находил приколотые к дверям записки с выговорами за свое поведение. Поскольку в них точно указывались конкретные подробности, он понял, что за ним непрерывно следит невидимый глаз. Как он вспоминал впоследствии, это наводило оторопь.

Однако гости тут были ни при чем. Его правнук однажды сказал автору этих строк: «Знаете, его по-настоящему бесил этот дом». Так вот в чем суть: стена подлинной ненависти выросла между человеком и тем чудовищем, что он создал. Если это означает, что замок отвечал взаимностью на его враждебность, можно лишь отметить, что Альфред именно так и думал. Создатель наделил дом индивидуальностью, и определенно замок вел себя по отношению к нему намного более злобно, чем несчастная предательница прокура. Ну, смотрите: тщательно разработанная система отопления оказалась провальной. В ту первую зиму Крупп чуть не замерз. Лето было ничем не лучше. Железная крыша превратила внутренние помещения в настоящий котел. Вентиляторы не работали, и поскольку он распорядился сделать окна постоянно наглухо закрытыми, то теперь задыхался, как рыба на суше. В гневе он приказал демонтировать всю систему. Новая была столь же неэффективна, и десять лет спустя ее тоже убрали.

Только две вещи радовали: размеры «Хюгеля» и растительность. Убежденность Альфреда в токсичности запахов его собственного тела усиливалась с годами, а теперь он еще и уверился в том, что его легкие могут за час поглотить целую комнату кислорода и он начнет тихо задыхаться. И вот, при наличии трехсот комнат, когда его охранники и слуги укладывались на ночь и освобождали обширные коридоры, он мог бродить повсюду, немножко поспать в одной из комнат, а потом, с подозрением понюхав воздух на предмет наличия в нем углекислого газа, переходить дальше. Он был живым призраком, поселившимся в собственном замке; в темноте беспокойно маячила по залам тень на тонких ногах – похожее на паука измученное привидение.

Иногда он останавливался у окна и с удовольствием смотрел на деревья. Особенно хороша была роща секвойи, но самое большое впечатление производило единственное красное дерево у похожего на пещеру главного входа. Оно и тогда было огромно, а через три поколения после его пересадки достигло невероятных размеров. В Рурской области находятся люди, которые утверждают, что его кроваво-красная крона с каждым десятилетием становится все краснее, хотя это, скорее всего, просто плод воображения.

* * *

1 сентября 1877 года, в годовщину Седана, кайзер Вильгельм I прибыл со своим четвертым визитом на фабрику и впервые остановился в «Хюгеле». Его сопровождала толпа генералов и князей в сверкающих одеждах, а в печати широко распространились сообщения о том, что «Всевышний» проверяет использование того вклада, который он внес в завод. Понятно, что это раздражало Альфреда, который хотел, но не получил монаршего участия, а через своего министра финансов был вынужден неоднократно давать опровержения. Единственным мотивом кайзера была всепоглощающая страсть к военным игрушкам. Его впечатление от нового замка до нас не дошло, но он был доволен подарком Круппа – двумя отлично отполированными орудиями, предназначенными для его яхты «Гогенцоллерн». В свою очередь он подарил Альфреду свой портрет в натуральную величину в знак «вечной благодарности» за вклад «пушечного короля» в победу Пруссии семь лет назад.

Несмотря на то что Альфред не любил живописи, «Хюгель» все больше загромождалась картинами. (Так это остается и поныне. Среди других на стенах главного холла висят портреты Вильгельма I. Фридриха III и Вильгельма II в полных униформах вместе с их увешанными драгоценностями императрицами. Снят только портрет Гитлера, который занимал почетное место с 1933-го по 1945 год.) Иностранных монархов не интересовали его финансовые проблемы: дальность стрельбы и начальная скорость снарядов – вот что было важно, и после падения Франции практически каждый глава государства, имеющий военные устремления, обменялся с Круппом подарками, приказал отлить в его честь медаль. Единственными заметными исключениями были королева Англии Виктория и герцог Франции Макмакон, которые пестовали свою собственную военную промышленность, а также президенты Соединенных Штатов. Альфреду следовало найти какой-нибудь способ воздать должное США, поскольку благодаря американским заказам он быстро погашал свой огромный долг. Он не встречался с Томасом Проссером с 1851 года, но контракт, который они подписали в Лондоне, действовал, и переписка относительно поставок между Нью-Йорком и Эссеном нарастала с каждым месяцем. В результате первой рекламы с его именем – «Джентльмены предпочитают сталь Круппа для всех видов дорожных инструментов» – стал процветать трансатлантический бизнес. Теперь же давали рекламу клиенты Проссера; железнодорожная компания «Кэнэдиан Пасифик рейлуэй» объявила своим пассажирам, что в целях их безопасности «используются исключительно тигельные стальные колеса Круппа». Железнодорожные компании «Нью-Хейвен», «Чикаго», «Берлингтон энд Куинси», «Филадельфия энд Рединг» и ряд других также оснащали свои вагоны бесшовными стальными колесами Альфреда. Почти все железные дороги использовали рельсы Круппа. Когда-то молодой американский железнодорожный магнат по имени Гарриман разместил единственный заказ на 25 тысяч тонн рельсов от имени «Сазерн Пасифик» – на их годовую поставку. В 1874 году, пока Альфред проходил через свое тяжкое испытание с прусскими банкирами, Эссен осуществил поставку 175 тысяч тонн рельсов из Гамбурга в порты восточного побережья Америки. Записи Проссера в Нью-Джерси показывают, что телеграммы с заказами на рельсы и колеса отправлялись в Рур почти ежедневно. Их ежегодный объем достигал нескольких миллионов долларов; крупповская сталь крест-накрест пересекала всю нацию.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});