Роковая музыка (Музыка души) - Терри Пратчетт

— Белая лошадь, — сказал Асфальт. — Черный плащ. Коса. Хмм…

— Ты тоже можешь видеть ее? — спросил Бадди.

— Я надеюсь, мы не будем об этом жалеть, — заметил Клиф.

Сьюзан извлекла жизнеизмеритель и критически осмотрела его.

— Я полагаю, мы уже не успеем расторгнуть кое-какую сделку? — спросил Глод.

— Я просто выясняю, мертв ты уже или нет, — объяснила Сьюзан.

— Я думаю, жив, — сказал Глод.

— Держись за эту мысль.

Скрежет заставил их обернуться. Телега съехала вперед и рухнула в ущелье. Сперва она с грохотом налетела на скалу, торчащую на полпути вниз, а затем, с гораздо более удаленным треском, обрушилась на каменистое дно. Оранжевые языки пламени со звуком «уумпф» взметнулись вверх, когда вспыхнуло масло в фонарях. Колесо, оставляя горящий след, покатилось прочь от груды обломков.

— Мы должны были быть там, — сказал Клиф.

— А тебе не кажется, что нам лучше теперь свалить? — спросил Глод.

— Угу, — ответил Клиф. — Раз уж мы не погибли под горящими обломками.

— Ну да, но она выглядит чересчур… потусторонне…

— По мне так прекрасно. В любой день возьму потустороннее в хорошо прожаренном виде.

За их спиной Бадди повернулся к Сьюзан.

— Я… разобралась с этим, — сказала она. — Музыка раскачивала историю, мне кажется. Она чужая в нашей истории. Можешь припомнить, где ты ее нашел?

Бадди вытаращился на нее. Будучи только-только спасенным от смерти привлекательной девушкой на белой лошади, вы не слишком готовы к расспросам о покупках.

— В лавке в Анк-Морпорке, — сказал Клиф.

— В таинственной древней лавке?

— Таинственной, как все прочие. Там…

— Вы возвращались туда? Нашли ее на том же месте?

— Да, ответил Клиф.

— Нет, — ответил Глод.

— Куча любопытных товаров, которые хочется заполучить, чтобы хорошенько разобраться в них?

— Да! — ответили Клиф и Глод хором.

— А, — сказала Сьюзан. — Лавка этого сорта.

— Я знал, что ее там не было, — заявил Глод. — Разве я не говорил, что ее там не было? Я сказал: ее там не было. Я сказал, что она сверхъестественная.

— Я думал, это значит — длинная, — заметил Асфальт.

Клиф раскрыл ладонь.

— Снег перестал, — сообщил он.

— Я выкинул эту штуковину в ущелье, — сказал Бадди. — Я… мне она больше не нужна. Она, должно быть, разлетелась в щепки.

— Нет, — сказала Сьюзан. — Это не то, что можно…

— Облака… они стали какие-то сверхъестественные, — сказал Глод, глядя вверх.

— Что, длинные? — спросил Асфальт.

Они все почувствовали это… ощущение, как будто стена, окружающая мир, исчезла. Воздух загудел.

— А теперь что это такое? — спросил Асфальт, когда они инстинктивно сбились вместе.

— Ты должен знать, — заметил Глод. — Ну, ты же везде побывал, все повидал.

Сверкнула белая вспышка. А затем сам воздух стал светом — белым, как лунный и ярким, как солнечный. Возник звук, подобный реву миллионов голосов.

И сказал:

— Дайте мне показать вам, кто я. Я — музыка.

Сумкоротый зажег каретные фонари.

— Пошевеливайся, парень! — заорал мистер Клит. — Мы же хотели поймать их, ты забыл? Хат. Хат. Хат.

— Не понимаю, какой в этом смысл теперь, когда они сбежали, — проворчал Сумкоротый, заскакивая в экипаж, когда мистер Клит хлестнул лошадей. — Я хочу сказать — они ведь удрали отсюда. А нам больше ничего от них надо и не надо, разве не так?

— Нет! Ты же видел их. Они — это… это душа всех этих безобразий, — сказал Клит. — Мы не можем допустить, чтобы подобное повторилось.

Сумкоротый смотрел в сторону. Уже не первый раз он думал о том, что мистер Клит никогда не играл в составе оркестра и что вдобавок он из тех, кто выстраивает свое персональное пылающее безумие из сумасшедших и горячих частей.

Сумкоротый не имел ничего против фокстрота на пальцах или черепномозгового фанданго, но он никого не убивал, по крайней мере специально. Сумкоротый предполагал, что и у него есть душа, возможно, с прорехами и слегка обтрепанная по краям, и лелеял надежду, что в свое время бог Рег подыщет ему местечко в небесном оркестре. Если вы убийца, на хороший инструмент рассчитывать не приходится. Скорее всего, вам достанется какой-нибудь альт.

— Как насчет того, чтобы бросить это дело? — спросил он. — В смысле, они все равно не вернутся…

— Заткнись!

— Но в этом же нет никакого смысла…

Лошади шарахнулись в сторону. Карета содрогнулась. Нечто размытое пронеслось мимо, оставив за собой полосу голубых огоньков, которые еще некоторое время тлели, а потом погасли.

Смерть предполагал, что в какой-то момент ему придется остановиться. Однако его глодало неприятное подозрение, что в той темной энциклопедии, в которой говориться о призрачных машинах, слово «тормозить» встречается не чаще понятия «безопасная езда». Совсем не в их природе останавливаться каким-то образом, кроме как при трагических обстоятельствах в конце третьего куплета.

В этом была главная сложность с Музыкой Рока — она норовила переделать все на свой собственный особый манер.

Очень медленно, продолжая вращаться, переднее колесо оторвалось от земли.

Абсолютная тьма заполняла вселенную.

И голос рек:

— Это ты, Клиф?

— Угу.

— Хорошо. Это я — Глод?

— Угу. По голосу похоже на тебя.

— Асфальт?

— Тут.

— Бадди?

— Глод?

— И…эээ…леди в черном?

— Да?

— Вы знаете, где мы, мисс?

Тверди под ними не было. Однако у Сьюзан не возникало ощущения полета. Она просто стояла. Тот факт, что она стояла ни на чем, не имел особого значения. Она никуда не падала потому, что здесь падать было некуда — или неоткуда.

Она никогда не интересовалась географией, но у нее было сильное подозрение, что это место не найти ни в одном атласе.

— Я не знаю, где находятся наши тела, — осторожно высказалась она.

— О, хорошо, — сказал голос Глода. — Правда? Я здесь, но мы не знаем, где мое тело. А как насчет моих денег?

Из тьмы донесся легкий звук шагов. Они приближались осторожно и не спеша. И остановились.

Голос произнес:

— Раз. Раз. Раз, два. Раз, два.

И опять раздались шаги, теперь удаляющиеся.

Чуть погодя раздался другой голос:

— Раз два три четыре…

И стала вселенная.

Было бы неправильно назвать это Большим Взрывом. Это был просто какой-то шум, и этот шум порождал еще больший шум и целый космос, полный случайных частиц. Материя была порождена взрывом, может быть, и хаотически, но звучащим, безусловно, как аккорд. Аккорд предельной мощи.

Все сущее устремилось вовне в ослепительной вспышке, в которой, будто ископаемые наоборот, содержались зерна всех вещей, которым предстоит возникнуть и существовать.

И, крутясь в разбегающихся облаках, явилась первая дикая живая музыка.

Она имела форму. Импульс. Ритм. Бит. Вы могли бы танцевать под нее.

Все, что угодно.

Голос прямо в голове Сьюзан произнес:

— Я никогда не умру.

Сьюзан спросила вслух:

— Ты присутствуешь понемногу во всем живущем?

— Да. Я сердечный ритм. Потаенный ритм.

Она все еще не видела остальных. Свет струился мимо нее.

— Но он выбросил гитару.

— Я хотела, чтобы он жил для меня.

— Ты хотела, чтобы он погиб для тебя! В горящей повозке!

— А в чем разница? Ему все равно умирать. Но умереть в музыке… Люди будут вечно помнить песни, которые ему без меня было не спеть. И это величайшие песни из когда-либо звучавших.

Жить моментом.

А потом жить вечно. Не угасая.

— Верни нас назад!

— Ты никуда и не исчезала.

Она сморгнула. Она все так же стояла на дороге. Воздух мерцал и потрескивал и был полон мокрого снега.

Она оглянулась и посмотрела прямо в искаженное ужасом лицо Бадди.

— Нам нужно убираться отсюда…

Он поднял руку. Она была прозрачна.

Клиф почти растворился. Глод пытался ухватить ручку сумки, но его пальцы проходили сквозь нее. На его лице отпечатался ужас смерти или, может быть, нищеты.

Сьюзан закричала:

— Он вышвырнул тебя прочь! Так не честно!

Пронзительно-голубой свет мчался по дороге. Ни одна повозка не могла двигаться так быстро.

Разносящийся окрест рев был подобен воплям верблюда, только что узревшего два кирпича.

Свет достиг поворота, его занесло, шмякнуло о валун и вышвырнуло в ущелье.

Времени хватило ровно на то, чтобы глухой голос произнес:

— А, Б…

…прежде чем он врезался в дальнюю стену в одном огромном, разлетевшемся во все стороны кольце огня. Кости, крутясь, полетели вниз, в речное русло, где и упокоились.

Сьюзан, держа косу наготове, поворачивалась из стороны в сторону. Но музыка была разлита в воздухе, у нее не было души, которую можно поразить.

Ты, конечно, можешь сказать вселенной: это не честно. А вселенная ответит: Да? Извиняюсь.

Ты можешь спасать людей.

Ты можешь шнырять по трещинам во времени. Но рано или поздно что-то щелкает пальцами и скажет: нет, вот это должно идти вот таким путем. Позволь показать тебе, каким. Вот так развиваются легенды.