Синдром пьяного сердца (сборник) - Анатолий Приставкин

В то памятное новоселье первым пришел мой отец, еще днем, и принес в подарок ложку. Он купил ее на рынке и утверждал, что она серебряная. Мне поневоле пришлось с ним пить, и к приходу гостей я был так хорош, что меня отнесли в соседнюю комнату и продолжили праздник без меня.

Когда я утром поднялся, те из гостей, что оказались выносливее других и не покинули праздника, подали мне рулон туалетной бумаги, где поэт Саня Тихомиров в стихах зарифмовал список всех моих гостей, коих я не смог увидеть. Рулон, насколько я помню, был метра в два длиной…

Я вообще завел в новом доме альбомчик для друзей, куда они записывали все, что им вздумается. В нем много сочувственных слов. И пожеланий. Но там в начале приведена статистика моих потерь во время скитаний по чужим квартирам.

Такая вот:

Ушел из дому: 14 ноября 1974 г.

Скитался по чужим домам: 21,5 месяца (646 дней)

Пытался вступить в жилкооперативы: 8 раз.

Пытался получить государственное жилье: 6 раз.

Написано заявлений (жалостливых): 76 штук.

Был на приеме у чиновников: 135 раз (примерно).

Добыто и отправлено разных справок: 200 (примерно).

Потеряно:

чемодан, чувство достоинства, шапка, два приятеля, старший друг (умер), рукопись повести, кофта, 8 кг веса, чувство ДОМА, нечто, именуемое душой.

Найдено:

болезнь, шесть граненых стаканчиков (8 коп. за штуку), подружка, кожаное пальто, друг (женщина, не молодая), тоска по крыше, два десятка книг, ненависть к любым чиновникам, ненависть к любым учреждениям, родопское одеяло, вера в друзей (в Жору Вайнера и Эдика Успенского, которые помогли купить квартиру).

Был на грани отчаяния (хотел умереть): два раза.

И далее… Когда получил ключи (1 августа 76 г.), да когда въехал, и когда пришли первые гости…

А как особенный факт отмечался день, когда пришли ко мне дочка Даша и сын Ванюшка. И там, там на деревянной облицовке дверей, отмечены карандашом даты и рост моей дочки.

Сейчас она выросла. И забыла дорогу в мой дом.

На тележке, взятой у дворника, я перевез сюда большую и любимую мной икону «Спаса Нерукотворного», которую когда-то нашел в старой церкви, переделанной в тракторный парк. Захватил мешок авторских книжек, которые бывшая жена именовала макулатурой, и пишущую машинку.

А первым серьезным приобретением для дома был японский магнитофон, который мне достали в Братске друзья-строители. Не было еще стола, и стульев, и занавесок, и тарелок… И много чего еще не было в доме, зато был этот магнитофон.

С Игорем Дуэлем, который меня встречал из Сибири, мы полулежали на голом полу и, выпив за встречу из чайных блюдец – другой посуды не нашлось, – тут же решили наладить дорогую заграничную игрушку, потому что не хватало для души музыки. Мы долго ковырялись, делая паузы для поддачи. И чем больше принимали внутрь, тем лучше шла наладка, и в конце, к нашему удивлению, заграничная техника заиграла. Громко, на весь дом. Была, правда, всего одна кассетка, приданная к магнитофону расчетливыми японцами, а в ней всего одна мелодия. Так, для пробы. Но мелодия была приятной, немного грустной, и мы заводили ее весь вечер и под нее осушили, так же полулежа, пару бутылок.

Такое вот было начало. А далее я оборудовал кухню, дубовые доски для стеллажей мне прислал из Набережных Челнов мой друг детства Димок. Еще часть полок мне достались из гаража других моих друзей – Ошаниных. На них я взгромоздил всякие красивые баночки для специй и другую посуду. Потом появился раскладной стол, стулья и – друзья.

Однажды была компания, и среди них Георгий Садовников. Я ушел провожать до метро гостя, а когда вернулся, Георгий весело сообщил, что благодаря мне он выиграл бутылку коньяка. А было все так: возник между гостями спор о моей кухне, и какая-то дама заявила, что кухня, дескать, правда красивая, и стеллажи, и баночки всякие.

– Но ведь это декорация, – сказала она. – Неужели вы думаете, что, если на баночке написано «Душица», или «Специи для рыбы», или «Ваниль», так там это и лежит?

– Я думаю, все туда и положено, – сказал Георгий. – Называйте три баночки, любые, и если там не окажется названного, несу коньяк, ну а если окажется…

Ударили по рукам, баночки извлекли и убедились: они были наполнены тем, чем надо. Тут же за столом, уже при мне, Георгий продолжил шутку: он, дескать, будет приводить гостей и провоцировать их на спор, а мое, хозяйское, дело наполнять баночки содержимым. Коньяк же мы поделим пополам… И он же изображал, как, принимая подружек, я подвожу их к окну, откуда хорошо видны окна зубной поликлиники напротив, и говорю: «Смотри, как они мучаются, а ты-то чего боишься?»

Но была еще одна поучительная историйка, которую мы не раз с Георгием вспоминали. Пили в компании водку, а потом, как случается, она кончилась, и на вопрос жаждущих, нет ли чего в заначке, я извлек бутылочку виски, которая украшала бар: квадратная, темно-коричневого стекла, с колпачком, сделанным в виде золотой рюмочки, и перевязанной широкой цветной лентой.

Георгий взял ее в руки, чтобы содрать ленту, и вдруг, помедлив, произнес, что ему почему-то жалко портить такую красоту.

А я добавил, что мне было бы совсем не жалко, случись у кого-нибудь день рождения… Такую бутылочку не грех и подарить… И тут жена моего приятеля по Балакову Юля, представительная такая дама, она и заглянула ко мне на пять минут, вдруг объявила у нее грядет день рождения. Тут за столом и возникла пауза.

Пытаясь как-то спасти положение, Георгий спросил натянуто: «Но это, наверное, не скоро?» На что Юля невозмутимо ответила: «Почему не скоро? На днях!»

После некоторого замешательства, а все смотрели на меня и ждали решения, я протянул бутылку Юле, и она тут же засунула ее боком в дамскую сумочку, которую держала на коленях. Потом попрощалась и ушла.

Я видел, каким долгим взглядом проводил ее Георгий. А когда мы остались одни, он, сжав зубы, произнес, что лучше бы, дурак, не медлил, а вскрыл эту бутылочку… Ведь чувствует он, чувствует, что она нас всех надула!

– Ну почему? – пытался возражать я, хотя сам подумал то же самое. Уж больно хватко проделала она все это и слишком быстро смоталась… Может, боялась, что мы ее разоблачим?

А потом я вспомнил: мы же были с женой на ее дне рождения там, в Балакове, и время года было другое. Чтобы не огорчать Георгия, я сообщил об этом не сразу. Но когда сказал, он повторил с каким-то мучительным выражением лица, что почувствовал фальшь в ее голосе, но это ему впрямь наука, не верить таким представительным дамам и не сентиментальничать над бантиком, когда общество жаждет выпить…

Однажды попал я в гости к знакомому моих знакомых, это был приятель Садовникова, полковник какой-то технической службы, адрес не указываю, иначе этот рассказ в качестве доказательства может использовать дражайшая милиция. Я так нализался у него всяких наливок, что спутал его жену с кем-то еще и полез к ней под столом под юбку. Слава богу, меня деликатно осадили.

Но далее выяснилось, что все наливки сплошь самогон, производство которого он наладил на своей кухне. Не кухня, а шедевр технического искусства, целая лаборатория: под мойкой шкафчик, а там в емкости на пятьдесят литров выдерживается бражка, а с ней в переменку другая, уже готовая к работе.

Ну и далее сам аппарат, похожий на космический, с серией приборов для точной температуры, давления и очистки.

И тут меня заело. Полковник непонятно каких войск умеет делать такие красивые наливочки, а я, у которого, можно сказать, в генах самогонка, ни достать, ни перегнать, ничего остального… Не умею.

В общем, решил делать по науке: изучил чужой опыт, и прежде всего опыт отца. Достал разные умные книги, в том числе кухонную библию Молоховец, всю ее по водочной части вызубрил, змеевик (он же холодильник) достал через сына и приступил к делу. Но с ходу промашку совершил: перепутал в рецептуре объемы и на три килограмма сахара всадил килограмм дрожжей.

Кто из опытных, тот уже знает, что было дальше. Долго те дрожжи в теплой воде, как положено, рукой разводил и сахар тоже, от него в рыжей воде веревки от мешковины всплывали. Никогда не думал, что сахар может быть таким грязным.

А после того как развел, поставил в трехлитровой кастрюле на кухне в уголок и со спокойной душой ушел на работу. А когда вечером вернулся, обнаружил, что пена из кастрюли торчит на полметра вверх и вот-вот хлынет на пол.

Притащил я спешно ведро, разделил содержимое кастрюли пополам, а сам сел ужинать. Через час увидел: обе емкости опять с верхом и пена продолжает лезть наружу. Я тогда большой бидон вытащил на десять литров и снова часть бурды поделил. Смотрел телевизор, а глазом косил на брагу, потому что не знал, что от нее еще ждать. Она же скоро, не успел фильм закончиться, из всех трех посудин полила через край.

Я побежал в ванную комнату, отнес туда емкости и в ванну на дно поставил. Пусть течет, сколько влезет, авось к утру утихомирится!