Весь Хайнлайн. Свободное владение Фарнхэма - Роберт Хайнлайн

— Э-э-э… не можешь.

— Прошу прощения, сэр, — растерялась она. — Я не хотела ничего плохого, — она со страхом взглянула на хлыст и потупила глаза.

— Киска!

— Да, сэр?

— Видишь этот хлыст?

— О, конечно, сэр…

— Так вот, ты никогда — слышишь, никогда — не попробуешь его на себе. Обещаю тебе. Никогда. Мы с тобой друзья.

Лицо ее просветлело, и в этот момент она казалась не только хорошенькой, а просто-таки ангельски прекрасной.

— О, не знаю, как вас и благодарить, сэр!

— И еще одно. Единственный хлыст, которого тебе отныне следует опасаться, — это хлыст Главного Управляющего. Поэтому держись от него подальше. А если тебя тронет кто-нибудь из обладателей «малых хлыстов», то скажи ему, что он заработает моего, гораздо большего хлыста. Кто не поверит — пусть осведомится у Главного Управляющего. Ты поняла меня?

— Да, сэр, — она, казалось, была вне себя от радости.

«Слишком уж рада», — решил Хью.

— Но старайся не попадать в беду. Не совершай ничего такого, за что можно получить удар хлыста, — или мне придется послать тебя к Управляющему, чтобы он высек тебя как следует, он этим славится. Но до тех пор пока ты прислуживаешь мне, не позволяй никому, кроме него, наказывать тебя. А теперь ступай и отнеси записку. Увидимся вечером, часа через два после вечерней молитвы. Если захочешь спать, приходи раньше и ложись.

«Надо не забыть распорядиться, чтобы для нее здесь поставили маленькую кровать», — напомнил он себе.

Киска коснулась рукой лба и вышла. Хью отправился в свой кабинет и остаток дня провел за изучением алфавита и переводом трех статей из Британской Энциклопедии. Он быстро обнаружил, что его словарный запас недостаточен, и послал за одним из своих учителей, чтобы использовать его в качестве толмача. Однако Хью быстро убедился, что некоторые вещи требуют бесконечных объяснений и комментариев, так как содержание понятий за прошедшие века радикально изменилось.

Киска тем временем отправилась прямо к Главному Управляющему в кабинет, доложила обо всем и отдала записку и принадлежности для письма. Мемток был серьезно озадачен: он, по всей вероятности, располагал важнейшим обвинительным документом, но не было никакой возможности узнать, о чем же в нем сообщается. Правда, ему пришло в голову, что тот, второй… как бишь его… Юкк, Джук? Что-то в этом роде… наверное, мог бы прочесть эти каракули. Но, во-первых, неизвестно, умеет ли дикарь читать, во-вторых, даже хлыст не гарантировал бы того, что тот честно переведет содержание письма.

Искать помощи у Джо даже не пришло Мемтоку в голову. Равно как и просить содействия у этой толстухи — новой согре-вательницы постели Их Милости. Но был во всей истории и еще один интересный аспект: неужели женщина-дикарка в самом деле умеет читать, а возможно, и более того, — в состоянии написать послание в ответ?!

Он сунул записку в копир, затем отдал ее девушке.

— Все в порядке. Отныне ты — Киска. И веди себя точно так, как он велел, — не позволяй никому наказывать тебя и распусти об этом слух. Я хочу, чтобы все узнали. Но чтобы ты не забывалась… — он тронул для острастки ее хлыстом так, что Киска подскочила от боли. — Помни, что этот хлыст всегда ждет тебя, если ты в чем-нибудь ошибешься.

— Ничтожная слышит и повинуется!

Вечером Хью вернулся из столовой для старших слуг довольно поздно, так как застольная болтовня затянулась надолго. Войдя в спальню, он обнаружил, что Киска, свернувшись калачиком, спит у его постели. Тут он вспомнил, что забыл попросить еще одну кровать.

В крепко сжатом кулачке девушки виднелся листок бумаги. Осторожно, чтобы не разбудить ее, он вытащил записку и стал читать.

«Мой милый!

Каким неизъяснимым счастьем для меня было увидеть строки, написанные твоей рукой! От Джо мне стало известно, что ты в безопасности, но я ничего не слышала о твоем продвижении и не представляла, знаешь ли ты о близнецах. Сначала о них: оба растут как на дрожжах, оба как две капли воды похожи на своего отца, у обоих его «ангельский» характер. По моим прикидкам, родились они по три килограмма каждый. Их взвешивали после родов, но здешние меры веса мне неизвестны. Теперь немного о себе. Относятся ко мне как к знаменитой племенной корове, стараются не причинять никаких волнений, а медицинское обслуживание, которого меня удостоили, было на удивление хорошим. Как только у меня начались схватки, мне тут же дали какое-то питье, и потом я совершенно не испытывала боли, хотя отчетливо воспринимала все подробности родов, но так, как будто это происходило не со мной, а с кем-то другим. Таким образом, все случилось без малейших неприятных ощущений и даже наоборот, настолько легко, что я бы, кажется, теперь рожала каждый день. Особенно если бы у меня каждый раз рождались такие прелестные малыши, как Хью и Карл Джозеф.

Что же до остального, то жизнь моя довольно скучна. Изо всех сил штудирую Язык. Молока у меня в избытке, я даже делюсь с девушкой на соседней кровати, которой не хватает своего. Правда, наши с тобой малыши большие обжоры.

Я буду терпеливо ждать. Ничуть не поражена твоим быстрым повышением. И зная тебя, не удивлюсь, если через месяц ты станешь тут самым главным. Я полностью уверена в своем муже. Мужчине. Какое это приятное слово: муж…

Теперь о Киске. Не верю я твоим бойскаутским клятвам, развратник ты несчастный. Твой послужной список показывает, что ты всегда готов воспользоваться неопытностью юной девушки. А она очень хорошенькая.

Теперь серьезно. Милый, я знаю, насколько ты благороден, и ни на миг не заподозрила дурного. Но даже если бы твое благородство в какой-то момент изменило тебе, я бы не осуждала тебя, принимая во внимание те функции, которые призвана выполнять Киска. Я имею в виду, что твое сближение с ней не будет чем-то из ряда вон выходящим, ведь это ее профессия.

Если ты не сдержишься, я не буду ревновать тебя к ней, во всяком случае сильно, но я бы не хотела, чтобы ваши отношения стали прочными, по крайней мере настолько, чтобы ты забросил меня. Учти, я довольно быстро восстанавливаю силы и желания. Но я ни в коем случае не настаиваю, чтобы ты избавился от нее, поскольку она — единственная возможность для связи. Будь добр с ней, она чудесное дитя. Впрочем, я знаю, что ты всегда очень добр со всеми.

Я буду писать каждый день и, если не получу ответной весточки, буду плакать в подушку от смертельной тревоги за тебя. До свидания, мой любимый ныне, и присно, и во веки веков.

Б.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});