Мертвая сцена - Евгений Игоревич Новицкий

убежденно сказала я.

— Как же именно? — недоверчиво спросил Всеволод Савельевич.

— Вы можете устроить мне с ним свидание? — ответила я вопросом на вопрос. — С Носовым! Только до того, как соберется пресловутая комиссия.

Следователь почесал в затылке:

— Вообще-то Филипп Филиппович специально уведомил меня, что какие-либо свидания для Носова сейчас нежелательны…

— Но «нежелательны» не значит «запрещены», — тотчас подчеркнула я. — Да и может ли доктор вам что-то запрещать, покуда Носов — еще ваш подследственный?

— Вы правы, — кивнул Всеволод Савельевич. — Что ж, Алла Вадимовна, исключительно ради вас я могу пойти на то, чтобы устроить вам свидание. Когда бы вы хотели увидеть Носова? Сегодня? Завтра?

— Нет, позже, — сказала я. — Но за несколько дней до комиссии. Можете сами выбрать для меня число и время, когда и вам будет удобно организовать свидание с Носовым.

Следователь посмотрел на календарь, прикрепленный к стене у его стола:

— Так, подумаем… Двадцать шестого мая подойдет?

— Уже через четыре дня, — посчитала я. — Что ж, давайте попробуем. Надеюсь, я успею подготовиться…

Когда я уже собиралась уходить, Всеволод Савельевич, помявшись, спросил:

— Алла Вадимовна, извините за любопытство, но как вы собираетесь готовиться к этому самому свиданию?

— Это моя маленькая актерская тайна, — с дружелюбной усмешкой ответила я.

25.5.62

Итак, моя подготовка наконец закончилась! Сейчас я полностью перевоплотилась в «другую» Аллу Лавандову — такую, которая является полной противоположностью меня, настоящей Аллы Лавандовой. Такое перевоплощение необходимо мне для завтрашнего свидания с Носовым, которое должно решить все: либо мой муж будет отомщен, либо я проиграю и убийца избежит наказания. Но, насколько я могу судить о Носове и его теперешнем состоянии, у меня задуманное получится.

Я пришла к выводу, что если Носов — и впрямь симулянт, каким я считала его еще недавно (и каким, по-видимому, до сих пор считает следователь), то все мои усилия напрасны. Он нипочем не поддастся ни на какие уловки.

Но, как следует подумав, я теперь практически не сомневаюсь, что Носов действительно болен. Все, что говорил про него Филипп Филиппович (шизофрения, раздвоение личности), то есть все то, что первоначально так меня возмутило, наверняка и является самой достоверной истиной. Понятно, что сразу я не хотела с его болезнью соглашаться. Но, немного успокоившись, вынуждена была признать: Носов — на самом деле психически больной. Только душевный недуг по-настоящему объясняет его поведение, его действия. Я была полной идиоткой, если не замечала его болезни и если только доводы психиатра открыли мне глаза (да и то не сразу).

А пресловутый Филипп Филиппович! Никогда не поверю, что такой, как Носов, мог бы провести матерого доктора. Конечно, психиатр был прав и в том, что поначалу показалось лишь его безосновательным хвастовством, чрезмерной самоуверенностью. Нет, он — большой специалист, он знает свое дело, у него есть профессиональный долг и принципы, он ни за что не стал бы вытаскивать из тюрьмы здорового преступника.

Лишь в одном я с Филиппом Филипповичем не согласна. Он считает, что такие, как Носов, не заслуживают никаких наказаний даже за самые страшные преступления, а заслуживают, мол, только продолжительного лечения. Я же считаю, что оправдания убийству нет и быть не может. Кто бы его ни совершил — больной, несчастный, слабоумный или, наоборот, гений и нобелевский лауреат, — все должны в равной степени расплачиваться за учиненное зло! И моя задача, мой долг перед Устином и перед моей собственной жизнью — сделать все возможное, чтобы Носов отвечал за свое злодеяние по всей строгости закона. Закона, а не медицинского диагноза! Поэтому завтра Носов увидит ту Аллу Лавандову, которую сам же и выдумал, когда психически перевоплотился в Устина. Он увидит гадкую, аморальную, безнравственную стерву — и (если только я действительно отличная актриса, как меня все и всегда уверяли) мое поведение должно будет перечеркнуть всю ту работу, которую проделал с ним Филипп Филиппович.

Это будет моя самая сложная, самая изматывающая, самая главная роль из всех, которые я когда-либо играла. Я буду играть гнусную версию самой себя — многим ли артистам подобное выпадало? Стало быть, завтра решится не только участь Носова, но и пройдет самую суровую проверку истинная величина моего таланта.

Еще ни к одной работе я не готовилась так тщательно, даром что эту самую «Антиаллу Антилавандову» я буду играть в течение максимум четверти часа и перед одним-единственным зрителем. Впрочем, я уже несколько суток пребываю в шкуре этой Антиаллы, с каждым часом все больше вживаясь в эту неимоверно отталкивающую (и, к счастью, полностью вымышленную) героиню. И столь хорошо (как мне кажется) вжиться в нее мне в наибольшей степени помог уникальный, насколько я знаю, режиссерский метод моего возлюбленного Устина. Дело в том, что Устин с самого начала своей работы в кино неизменно заставлял всех исполнителей главных ролей в своих фильмах, помимо прочих методов вживания в роль, вести дневник от имени будущего персонажа. А поскольку я во всех картинах Устина играла главные роли, я уже набила руку на ведении подобных дневников. Я даже, стыдно сказать, начала вести дневник от лица Наташи Ростовой (еще задолго до того, как Устину отказали в постановке «Войны и мира»). Пристрастившись к написанию «вымышленных» дневников, я начала вести и свой единственный настоящий дневник — тот, в котором записываю прямо сейчас.

Когда-то мне доставляло удовольствие перечитывать свои старые «вымышленные» дневники. Я читала их и удивлялась сама себе: насколько, мол, хорошо я умею вживаться в роль и так далее. Но вот дневник Антиаллы я после завтрашнего дня не буду перечитывать никогда! Вот он сейчас лежит передо мной — отдельная толстая, наполовину исписанная тетрадь. Я написала заключительное предложение в этой тетради час назад. Теперь мне надо внимательно перечитать ее с самого начала. И мне уже жутко ее открывать, хотя я вроде бы почти полностью вжилась в Антиаллу. Но даже для той крошечной части настоящей Аллы, которая еще осталась в моем сознании (и которая записывает сейчас эти строки), чтение Антиаллиных «откровений» будет жутчайшим испытанием! Так что я просто оттягиваю время перед этим устрашающим чтением. Пишу здесь от лица настоящей Аллы — может быть, еще и затем, чтобы окончательно не утратить эту свою подлинную личность и благополучно вернуться к ней завтра, когда задуманное мной будет кончено.

Написать Антиаллин дневник стоило мне огромных моральных усилий — и лишь в минимальной степени умственных. Я просто-напросто взяла за основу свой настоящий Аллин дневник, который веду с начала этого года. И я принялась переписывать его заново, меняя черное на белое