Чёрные корабли - Джо Грэм

— Она была не безумной, но лишь непредсказуемой и несчастной. И такой ранимой…

— Ней… — Он все же посмотрел мне в глаза, чуть успокоившись. — Исцелить ее под силу только Владычице Мертвых. У тебя такой власти нет и никогда не было. Ты не можешь сопутствовать ей в глубинах тьмы, тебе нечем уврачевать ее душу, ты не сумел бы ей помочь. Мы же не виним льва, что он не летает? Не виним быка, что он не умеет плавать?

— Я ведь не бык.

— Нет, мой царевич. Ты — человек, который делает все, что в его силах. И никто не может требовать от тебя больше. Больше, чем ты сам. Потому что и без того ты несешь груз, который не по плечу любому другому.

— Но этого недостаточно. Я всегда знал, что не смогу быть царем. Даже в детстве, когда меня впервые начали склонять к тому, чтоб я предстал перед советом Вилусы. Я знал, что не способен царствовать.

— В том и состоит таинство, мой царевич, — произнесла я, твердо зная, что так оно и есть. — Тому, кто считает себя сведущим превыше других и способным все наладить, исправить и устроить, нельзя становиться царем. Но когда рядом нет более достойных и ты принимаешь ответственность за дело, которое нужно исполнить любой ценой, — это не прихоть или своеволие, но лишь необходимость. Кто-то должен принять царствование. Кроме тебя некому.

— Но есть ведь Марей и Ксандр.

— Ты и впрямь считаешь, что они смогут править лучше?

— Нет. — Он покачал головой. — Они прекрасные кормчие и отважные воины. И мои друзья. Но царство… Нет, они не смогут править лучше.

Я взяла его за руку:

— Тогда поднимайся, пойдем. Видишь — тебя уже ждет Анхис.

Анхис шел нам навстречу по пышному лугу, раскинувшемуся у реки. Несмотря на седину, он двигался легкой юношеской походкой и вообще как-то изменился по сравнению с собой прежним. Ней подбежал к нему, они обнялись.

— Сын мой, как я горжусь, что ты здесь!

— Мне не стать таким царем, как ты хотел, — проговорил Ней одним духом. — Вилусы больше нет, я ее не верну. Мне не под силу восстановить прошлое или превзойти героизм сыновей Приама.

Анхис опустил голову:

— Знаю. Я слишком долго угнетал тебя своими надеждами. Я за тебя боялся. И напрасно считал, что тебе никогда не стать вровень с требованиями чести.

— Твоей чести или моей?

— Моей, — ответил Анхис, глядя куда-то вдаль. — Ведь это я должен был умереть за Вилусу, когда горели храмы и погибали наши родичи, когда Агамемнон насиловал сестру моей Лисисиппы, оторвав ее от алтаря. Вместо этого я помчался просить помощи у царя хеттов… Мало того что я никак не показал себя в бою — я даже не смог прилично погибнуть!

Ней сжал отца в объятиях, и я наконец поняла, что же так снедало Анхиса, переполняя его горечью: та самая вина, что готова была запылать в груди Нея.

— Отец, тебе пришлось нелегко, но ты ведь сохранил народ и привел его к новым землям. Если бы все погибли — кто сберег бы память о былой Вилусе? Кто спас бы Вила? Кто вынес бы его из огня — его, наследника, будущего царя нашего народа?

Анхис кивнул:

— Наследник и царь, да. Так и будет. — Он взял Нея за руку, я последовала за ними. — Пойдем, ты должен кое-что увидеть.

У реки, где стелились по воде ивовые ветви, гибкий длинноногий юноша упражнялся в стрельбе из лука. Темные волосы, широкоскулое лицо, карие глаза.

— Это твой сын, — сказал Анхис. — Здесь он ожидает дня, когда ему придет срок пересечь Реку и родиться в вашем мире.

Юноша не поднял глаз и, кажется, вовсе нас не заметил.

— Мой сын, — удивился Ней. — Брат Вила…

— Да, — подтвердил Анхис. — Они будут вместе править народом — народом моря и народом холмов, и между ними не будет ссор.

— А потом?

— Кто может знать будущее? — сказала я. — Многое зависит от наших поступков.

Анхис улыбнулся:

— И все же кое-что может сбыться, сын Афродиты: и гордый род, и гордый город… Нет, они не появятся, если ты завтра бросишься в море, но ведь ты этого не сделаешь. Говорю тебе единственное, что можно сказать царю: то, чего ты желаешь, еще может исполниться.

Ней склонил голову:

— Нет бремени тяжелее желаний.

— Будь ты свободен от желаний, ты не решился бы подойти к вратам ночи, — сказал Анхис. — Но ведь ты сюда стремился.

— А что будет после? — спросил Ней, обратив к отцу ровный взгляд голубых глаз.

— Покой, — ответил тот. — Здесь, где нет желаний, будет покой.

Ней огляделся:

— Среди бесконечных полей, где ничто не меняется?

— Да, — негромко сказал Анхис.

Ней взглянул вокруг, и лицо его смягчилось, разжались крепко стиснутые губы — словно его оставила изматывающая болезнь: так бывает, когда жестоко израненный воин наконец умирает и с последним расслаблением тела навсегда переходит за грань боли. Я замерла.

Ней посмотрел на меня и улыбнулся:

— Это не для меня. Уж лучше боль и радость.

— Другого я от тебя и не ждал, — кивнул Анхис.

Я выдохнула. Оказывается, я на время забыла дышать.

— Пойдем прогуляемся по берегу, — предложил Анхис.

Я не знала, относятся ли его слова и ко мне тоже, но Ней протянул мне руку, я оперлась на нее — теплую, настоящую, никак не похожую на призрачное видение.

Берег полнился людьми. То и дело кто-то отступал в сторону, начинал прощаться и обнимать остающихся, радостно обещал все помнить — и ступал в реку, где его омывали серебристо-жемчужные воды. После, подхваченный легким ветром, он воспарял к солнечному свету, льющемуся с небес.

— Что это? — спросил Ней.

— Рождение, — ответила я, сама удивляясь увиденному. — Нам приходится пересекать Реку дважды. Умерев, мы переправляемся через Стикс и сходим в нижние земли, где пребываем до срока. А потом переходим вторую Реку — Память, чтобы уйти наверх, в земной мир.

— И ничего не помним?

Я с сожалением кивнула:

— Ничего. Даже ты. Даже я. — Я посмотрела вверх, на льющийся свет. — Но сейчас нам не сюда. Мы должны пройти роговыми вратами, которыми проникают в мир правдивые видения.

Я почувствовала, как мы начали подниматься, перед нами возникли роговые врата, мерцающие переливчатым блеском.

— Мы покидаем край грез, мой царь. Мы грезили видениями, которые сбудутся, и теперь нам время вернуться в мир.

Свет ослеплял и манил к себе, делаясь все ярче и ярче — пока я не закрыла глаза.

Открыв их, я обнаружила, что лежу поперек обнаженного тела Нея в ближней комнате пещеры неподалеку от Кум и глаза мне слепит яркое солнце, бьющее сквозь трещину в потолке.

Я приподнялась на локте. Во рту пересохло, груди болели от переполнившего их молока. Надо кормить Маркая…

Раздался чей-то стон.

Ксандр лежал у входа, одной рукой чуть ли не в самых углях очага. Он перевернулся на бок, его стошнило.

— Ксандр! — Я подползла к нему. — Тебе плохо?

Он молча помотал головой, лицо уже принимало обычный цвет, руки не дрожали.

Я поднялась и сделала несколько шагов обратно к Нею.

— Ней!..

Он открыл глаза — в первый миг невидящие, но затем в них хлынула память, он пришел в себя.

— Сивилла?..

— Да. Сесть можешь? — Я помогла ему привстать.

Меня окликнул Ксандр.

— Не могу разбудить Марея!

Я встала, уже чуть более уверенно, и подошла.

— Что там? — спросил Ней.

— Марей умер, — ответила я, склоняясь над телом.

Погребение Марея устроили тогда же, когда венчали Нея на царство. Марей был не просто кормчим «Жемчужины»: его жертва знаменовала вступление Нея в царский сан, он добровольно сошел во тьму со своим царевичем и принял на себя ожидавшую их смерть. В большой погребальный костер, возведенный на берегу, я бросила остатки египетских благовоний, народ вознес по Марею погребальный плач. Молодая жена его, Идела, стояла здесь же с серым от горя лицом; ребенка, которого она носит, Марею не суждено увидеть уже никогда.

Я пела Сошествие срывающимся голосом. Может, будь настой не так крепок или положи я меньше…

«Он мой», — прошептала Она у моего плеча. Его сердце оказалось слабее, чем тело, он отдал себя за своего царя, выбрав смерть. Он ушел добровольно.

Я склонила голову, меня окутал дым от костра.

Венца, конечно, не было: корона Вилусы стала добычей ахейцев еще поколение назад. Нея короновали венком из виноградных листьев и луговых цветов и, возгласив здравицу, подняли в его честь полные чаши местного вина.

Ней выпил, полетели приветственные крики:

— Эней! Эней! Сын Афродиты!

Начался хоровод вокруг костра. Я сидела рядом, вино казалось мне уксусом.

Ксандр подошел с сыном на руках, передал мне Маркая и обнял меня за плечи, прижавшись щекой к щеке.

— Не вздумай, — сказал он.

— Не вздумать что?

— Не вздумай из-за этого горевать.

— Марей умер таким молодым, это я виновата…

— Я ведь тоже не хотел возвращаться, — сказал Ксандр. — Остался бы там с Аштерой, забыл бы здешнее горе и боль… Но решение было за мной, я выбрал.