О, Путник! - Александр Арбеков

— Да, и подайте для начала нам вина, пару бутылок. Красного, молодого, под мясо. А вот под картошечку и под селёдочку полагается несколько иной напиток, — усмехнулся я. — Нет ли у вас чего-нибудь такого этакого забористого, крепкого, чистого, прозрачного, холодного, в запотевшем графинчике, ну, вы меня понимаете? Предупреждаю, коньяк я не люблю, от него у меня изжога.

— Понимаю, понимаю… — официант снова перешёл на громкий шёпот. — Но, Милорд, при всём глубоком уважении к вам смею напомнить о запрете домашнего производства крепких спиртных напитков.

— Да что же это такое!? — возмутился я. — А как обстоят дела с крепкими спиртными напитками не домашнего производства?

— Имеется у нас, конечно, акцизная монопольная виноградная настойка, но гадость страшная. Руки бы отбить её производителю! Не советую, — официант скорчил такую гримасу, что у меня полностью пропало желание отведать этой самой акцизной дряни.

— Ну и что же вы можете всё-таки нам сказать по поводу настоящего мужского напитка, чистого, как слеза ангела и холодного, как пять горных ледников? — я пристально и сурово посмотрел на официанта.

— Не знаю, чем Вам и помочь, Милорд, — засуетился и покраснел он.

— Помогать мне не надо, это я вам в случае чего помогу. Милейший, разговоры закончены, пора действовать. Думаю, что вы всё поняли и осознали. Особенно насчёт упомянутого мною крепкого напитка… А для начала в качестве аперитива, пожалуйста, этого, как его, — «То-То», двести грамм. Нет, четыреста. Ну, живее, живее! Время пошло!

— Слушаюсь, Милорд, сей момент! Но, разрешите задать один вопрос?

— Валяйте…

— Вы упомянули о каком-то коньяке. Что это такое?

— Как, вы не знаете, что такое коньяк? — искренне удивился я.

— Нет, Милорд, впервые слышу…

Я поражённо воззрился на официанта. Тот смутился и побагровел.

— Бывает, бывает, — произнёс я задумчиво. — Странно, странно… Ну ладно, идите же. А коньяк, — он и в Африке коньяк…

— Понятно, Милорд! — официант исчез.

Мы с ШЕВАЛЬЕ некоторое время посидели молча, созерцая окружающую нас обстановку. Потом юноша задумчиво и как-то нервно произнёс:

— Сир, разрешите поговорить с Вами откровенно, насколько это возможно?

— Давайте, дерзайте… Перед близким принятием пищи я становлюсь особенно добрым, даже добрее, чем после трапезы.

— Так вот, меня чрезвычайно удивляет Ваше воздействие на людей. Понятно, что Вы Король, но об этом сейчас в данный момент знаю только я один. Человек Вы неординарный, это ясно… Таких, как Вы, вокруг конечно не так много, но, извините, имеются и другие достаточно яркие, умные и оригинальные личности, в том числе и отягощённые титулами и званиями. Но почему, увидев Вас первый раз, ещё до того, как я понял, что Вы Король, мне стало как-то тревожно на душе, и внезапно я ощутил в отношении Вас какие-то непонятные и неосознанные чувства почтения, уважения, страха и даже необъяснимого раболепия? В чём Ваш секрет? Не пойму…

— Не стоит мучаться над разгадыванием этого секрета. Всё очень просто, — усмехнулся я.

— Постойте, постойте! Ну, вот пример! Сидим мы с Вами за одним столом. Я — молодой, красивый, в блестящих доспехах, при гербе, которого здесь ранее я думаю, не видели, но должны чисто интуитивно ценить и почитать его владельца. Рядом со мной Вы, Сир… Одеты весьма скромно, почти как монах. Этот посох! Внешность имеете благородную, но, извините, в общем-то, нередко встречающуюся в нашем сословии. Но почему-то ко мне обратились — «Ваша Честь», заметьте, — не «Ваше Сиятельство», не «Ваша Светлость». А в отношении Вас сразу прозвучало — «Милорд»! Вы же знаете, что такое обращение может быть адресовано только к очень знатным господам! В чём секрет!? Не понимаю! Извините за откровенные и, возможно, несвоевременные мысли.

— Эх, — молодо, зелено. «Мой друг Горацио, есть многое на свете, что неизвестно нашим мудрецам!» — весело и благодушно произнёс я.

— Извините, Сир, а кто такой Горацио? — спросил юноша.

— Кто такой Горацио? — сначала беспечно усмехнулся, а потом тревожно и сосредоточённо задумался я.

Действительно, кто такой Горацио, при чём здесь этот самый Горацио? В памяти вдруг всплыло ещё одно имя. Шекспир… Уильям Шекспир… Кто он такой? Я напрягся, пытаясь как-то зафиксировать, привязать это загадочное имя покрепче к расшатанному стойлу в моём мутном сознании, но у меня ничего не получилось. Вроде бы проясняющийся в голове образ вдруг исчез, растворился, канул в небытие. Я заскрипел зубами, стиснул кулаки, застонал от досады. Впрочем, это состояние длилось недолго.

Я оживился и повеселел, когда увидел, как к нашему столу быстро приближаются две фигуры. Впереди шустро двигался официант. Он держал в руке поднос с графином тёмно-янтарного вина, двумя высокими бокалами, большой тарелкой с фруктами, двумя маленькими тонкостенными голубыми тарелками с вилками и ножами.

За официантом также быстро и на удивление легко для своей комплекции следовал тучный пожилой мужчина с красным пухлым лицом, очевидно, повар, или какой-то распорядитель по кухне, а возможно, и сам хозяин трактира. Они подошли к нам одновременно, остановились, склонились в глубоких почтительных поклонах. Затем официант шустро и изящно расставил приборы, замер в ожидании. Его спутник, пыхтя и отдуваясь, неподвижно воззрился на меня.

— Вы кто такой, сударь? — спросил я небрежно.

— Хозяин этого заведения. Весь к Вашим услугам, Милорд.

— Ну что же, любезный, присядьте-ка за наш стол, прошу вас. В ногах правды нет, — покровительственно и мягко произнёс я, обращаясь к ТРАКТИРЩИКУ.

Тот побагровел и нервно засопел, видимо от неожиданно оказанной ему чести, несколько мгновений поколебался, осторожно присел на скамью напротив нас с ШЕВАЛЬЕ. Последний слегка напрягся, поморщился. Я усмехнулся. Ох, уж, эти дворяне…

— Так значит, вы хозяин этого чудесного заведения? Оно мне очень понравилось, милейший, — продолжил я. — Кстати, не помешал бы нам ещё один бокал!

Перед столом мгновенно возник другой официант. На подносе он держал графин с вином, бокал, тарелку с ножом и вилкой.

— Ай, да пройдоха! — весело засмеялся я, слегка хлопнув ТРАКТИРЩИКА по плечу, от чего тот завалился набок, но весьма быстро восстановил равновесие. — Ценю предусмотрительных людей. Предусмотрительность — верный признак ума!

— Милорд, позвольте выразить Вам глубочайшую признательность за то, что Вы посетили сие скромное пристанище для отягощенных дорогой путников! Какая честь, какая честь! — загудел хозяин. — Не будет ли Вам угодно до начала трапезы оставить свой автограф на нашей памятной доске?