На сопках Маньчжурии - Михаил Толкач

— То-то, смотрю, хатёнки ледящие…

— Трудом праведным не наживёшь хоромов каменных! — Хозяйка вытерла морщинистое, бурое от загара лицо подолом кофты.

— Шишковка — прозвище подходящее! — Кузовчиков размяк в тепле и душевности беседы. — Придумано ладно…

— Дак шишки тутот-ка прорва! — оживилась хозяйка. — Самовар разжечь — шишка. Печка — шишки!.. Ну, а понижее нас — Берёзовка. Колки тама-ка берёзовые да грузди ядрёные. А дале — Дивизионная. Служилые там муштру проходят. К железной дороге — Аллейка. Водоразборная колонка распроединственная. Пёхом сюда водичку. Кто на коромысле. Кто на тележке. Так что подставляйте горбушку, ваше величество!

— С нашим расположением, Анисья Трифоновна! Сделаем в акурат!

— Ты надолго?

— Месяц на поправку. Наладится здоровье — опять на войну турнут.

— Выходит, паспорта у тебя чёрт-ма? В домовую книгу вписать. Есть гумага?.. Сделай пометку в военкомате или у коменданта. Квартальный староста строгонький! Безногий Мордовский. У него всё честь по чести чтоб…

— Обладим, Анисья Трифоновна. Поработать придётся — харчиться надо. — Кузовчиков не освоился со здешними порядками и опасался показать фальшивый паспорт.

— Без карточек худо, Ваньча! Ты чё можешь?

— По плотницкой части.

— Махать топором? — Хозяйка вытерла тряпкой капли воды на столе. — Чай попили, скажем: «Мясо ели!». Говоришь, по топорному делу мастак?.. Ты вот что, Ваньча, у Грушевских старшина с Дивизионки. Сухари сушит с Муськой Конопатой. А та берёт у меня яйца. Понял?

Иван Спиридонович ничего не понял, но кивал головой, будто бы поддакивал хозяйке. Анисья Трифоновна села на лавку у печи.

— Там, ботают, стройка вовсю ведётся. Ну, полштофа на стол. Смекаешь? Ломать голову ни к чему! — Анисья Трифоновна подсказала, к кому обратиться за «первачом», у кого бражка хмельная водится. — Ходить в гору напрямую — вёрст пять. Зато у них паёк покрепче. Из военторговской лавки перепадает. Ордера на промтовары дают. Ну, а с его зазнобой Муськой — слово за мною. Ну, ты, Ваньча, не подведи старуху!..

Мазанка, в которой Кузовчиков снял угол, стояла с краю улицы. Машинист Плешков строился, когда земельный участок ему отвели за последними усадьбами новосёлов. Избёнка затеяна была небольшая, в расчёте на троих. Перед войной он начал возводить подобие веранды. Стройку свою не успел завершить — призвали в военно-эксплуатационное отделение. А там — фронт. Вскоре подошла очередь сына. Осталась Анисья Трифоновна в избе одна. В войну посёлок разрастался за счёт приезжих и вскоре улицы дотянулись До дремотного бора. Дом Плешковых оказался крайним в порядке. Дальше — тайга. Там — царство военведа: склады ГСМ да полигон стрелковый. А теперь вот новая стройка…

Убого и нище жил тут люд. Знали друг друга, и появление постояльца у Плешковой не осталось незамеченным. Первым увидела его продавщица Муська. Краплёное оспой лицо тридцатилетней вдовы посветлело: она не имела дел с такими бородатыми мужчинами!.. Тощая, с тонкими губами, она рвалась взять от жизни всё возможное сегодня, не откладывая на завтра. Привадила старшину из Дивизионной. Двойная выгода: мужик в доме и пакеты с продуктами от него нехудые. А тут новая цель…

— Тебе, Павлик, плотники нужны? — спросила она кавалера, когда ложились в одну постель и согревались под одеялом.

— Спрашиваешь! Мастеровых забрали на стройку, а морозам не скажешь: зайдите завтра! — Старшина ногтем мизинца чистил гнилые зубы. — А спрос с кого, как считаешь?

— Со старшины! — Муська накрыла его рот ладошкой и поцеловала в висок.

— Правильно мыслишь, подруга! Тут дует, там — течёт. Сквозняки да дыры — горю синим пламенем!

— У соседки остановился здоровый мужик, после ранения солдат. Тётка Анисья ручается. Плотницкая часть…

Старшина приходил к ней, издёрганный заботами. Пил и ел, не ощущая ни радости, ни удовлетворения, как принудительную работу выполнял. За ночь восстановив силы, по-скорому выпивал стакан молока и, сжевав глазунью из трёх яиц, мчался на рабочую вертушку «Город — Стеклозавод — Дивизионная». Пробежав под горку с полкилометра, окунался в нервотрепку будней. С Кузовчиковым вёл речь на ходу.

— Топор от гвоздодёра отличаешь?

— Обижаете, товарищ старшина! В крестьянстве без ловкой руки…

— Ладно, Петров! — Старшина вернул Ивану Спиридоновичу его сомнительный паспорт. — Подожди в КЭЧе. Думаю, поладим.

— Благодарствую. Магарыч за мной!

— Магарыч магарычом, солдат, а спрос на всю катушку. Не хвалюсь — норовом крут. Скажет любой в гарнизоне. И поимей для памяти!

Старшина Малахов знал о приказе по гарнизону: бдительность! Проверять всех, кого нанимаешь на работу. Да зима на носу. Прорех в коммунальном хозяйстве — не сосчитать. А мужик на вид исправный. Жёлтая нашивка за тяжёлое ранение. Справка из госпиталя…

От Маруськи вернулся Кузовчиков за полночь. Магарыч он поставил-таки Малахову. Набрались прилично — на «ты» перешли и обнялись напоследок. Лёжа в своём углу, Иван Спиридонович в полудрёме выстраивал картинку за картинкой панораму своего похода от границы. С первыми лучами солнца он забирался в заросли, торопливо проглатывал сухие куски хлеба, запивал водой из помятой манерки. Прислонясь к дереву, застывал, смыкал веки. После ночной усталости он мертвецки засыпал, укрывшись травой и ветками. Он старался выспаться, чтобы не ослабнуть в дороге. Муравьё, отогревшись на солнце, забиралось на шею, он давил их пальцами спросонок. К вечеру ему удавалось собраться с силами и вновь карабкаться, спотыкаться, одолевать буреломы — в пути всю ночь. С рассветом он опять засыпал убойно в лесном укрытии. Мешок его с каждым днём тощал. Главное место занимал груз, упакованный Ягупкиным для передачи на встрече с напарником.

…Старшина, обрадованный удачным пополнением изрядно поредевшего штата, снабдил Кузовчикова продуктовыми карточками, прикрепил к гарнизонной столовой. «Побрейся, Спиридонович! Пугаешь народ своей лопатиной!» — советовал Малахов. Мнимый Петров отшучивался: «Зима на носу, а с бородой — теплее!».

Дотемна не расставался Иван Спиридонович с плотницким инструментом. Примелькался в гарнизонных кварталах. Иные уже приветствовали: «Как драгоценное, Спиридонович?». И ему было лестно это слышать. Позволял себе и вольности. Как-то начальник Дома офицеров пристал:

— Укоротить бы мачту антенны, Спиридоныч!

— Закончу заделывать щели в казарме солдат, так хоть кальсоны тебе укорочу! — И посмеивался себе в бороду.

В очередное воскресенье Иван Спиридонович наведался на железнодорожный вокзал. Шагал по перрону с шести до семи вечера — никто не подошёл. Как было условлено в Харбине, он обязан был повторить выход в следующее воскресенье. И так до встречи с другим агентом.

А тут старшина нарядил его подправить крыльцо в прачечной. С ящиком в руке пересёк плац. На сушилках — бельё. Ветер рвал подштанники да рубахи, как паруса на китайской сампане, что плавали по Сунгари. Поднырнув под шевелившийся полог выстиранных простыней, Иван Спиридонович услышал гневный возглас:

— Не мог обойти, варнак?!

Женщина несла на коромысле корзины с мокрым солдатским исподним. Белый платок облегал её голову. Ноги — в глубоких калошах. Тёмная юбка обмахрилась по низу. Голос до боли знакомый.

— Грунь… — Иван Спиридонович невольно опустил ящик наземь. Шаркнул ладонями по линялым штанам.

— Гру-уша!

Женщина расширила большие глаза. Корзины зашатались. Ноги разъехались на сырой глине.

— Ваньча! Ва-ань…

Иван Спиридонович озирнулся, охваченный враз слабостью и ужасом.

— Я вечером… Живой я! — Подхватив ящик с инструментом, он без оглядки зашагал к красному зданию, над дверью которого курился седой пар.

Не откладывая далее посещение угольного склада, Кузовчиков отпросился у старшины и на пригородной «вертушке» доехал до остановки «Механлит». Слева на сопке виднелся плотный забор, увитый колючей проволокой. На углу возвышалась будка часового. Распахнулись ворота, выпуская телегу, и Кузовчиков увидел врытые в землю цистерны: склад ГСМ! Мимо кагатов угля он пробрался к главному входу экипировочного склада для паровозов…

В числе задач, решаемых группой «Тайга», являлась добыча сведений о «законсервированных» агентах, оставленных некогда семёновскими контрразведчиками. Из Харбина долгое время Чугунов такого рода информацию не получал. В связи с активностью противника, нацеленной на Распадковую, «закордонка» передала один довоенный адрес: пункт снабжения паровозов. Расплывчато: попробуй вычислить затаившегося изменника в полутысячном коллективе!

Лейтенант Сидорин провёл целое исследование, тревожа слой архивной пыли, пока докопался до упоминания в документах некоей личности с угольного склада. Пролистал сотни бумажек в папках оперативно-следственных материалов. Перелопатил множество судебно-следственных дел, законченных производством с вынесением приговоров. Нашлась-таки справка о задержании лазутчика «с той стороны». В его задание входили легализация и устройство на железную дорогу, выявление параметров графика движения поездов, состояние паровозного парка в пределах тягового участка. На допросах тот выложил явку и пароль. Чекисты решили было использовать шпиона для «игры» с харбинской разведкой. Ему позволили послать хозяевам сообщение о благополучном прибытии в город на Селенге. С началом войны разбитной мужик явился в военкомат как доброволец. В суматохе мобилизационных недель его упустили из виду. Когда хватились, то эшелон был уже за Москвой. В районе Вязьмы вражеская авиация накрыла поезд…