Чертополох. Излом - Варвара Шихарева

Бывший уже у дверей «карающий», заслышав такое обвинение, немедля вернулся и, положив мне руку на плечо, прорычал:

– Если с ней что-то случится, служительница, то и тебе несдобровать!..

Словно бы в подтверждение угрозы, он слегка встряхнул меня, но его действия породили не страх, а совсем иные чувства. Сбросив с себя руку «карающего», я тут же повернулась к нему и холодно заметила:

– Малике молятся как крейговки, так и амэнки. Либо вы принимаете помощь и не мешаете мне делать свое дело, либо разбирайтесь сами.

После моих слов лицо воина потемнело, но в следующий миг он, приняв решение, шагнул уже не ко мне, а к жене:

– Мирта, успокойся. Как бы то ни было, другой служительницы все равно нет! А без жрицы Малики тебе не обойтись…

– Но я не хочу!.. – Мирта сморщила нос, точно капризный ребенок, но уже в следующий миг ее рот страдальчески искривился, и она, прижав ладони к животу, простонала: – Больно!.. Я умру!..

– А наследника мне кто подарит! – тут же рявкнул на эту жалобу «карающий», так что комната чуть не вздрогнула. – Умирать она, видите ли, собралась! Не дури, женщина… И принимай помощь как полагается…

Рык воина возымел свое действие – всхлипнув еще раз, Мирта все же притихла и подпустила меня к себе…

Следующие часы выдались одними из самых тяжелых на моей памяти, и виной тому было не неправильное положение плода или слишком ранний срок разрешения от бремени, а сама роженица. Вместо того чтобы подчиниться природным велениям своего тела, она то закатывала глаза и утверждала, что ее смертный час уже близок, то отказывалась принимать из моих рук необходимое питье и требовала доказательств, что я не замыслила против нее какого-либо зла, а получив их, конечно же, не верила ни одному слову…

Я же, в свою очередь, тихо зверела и, стараясь никак не проявить рвущееся наружу раздражение, думала не об угрозе «карающего», а о новой жизни, которая должна была появиться на свет…

Как ни странно, принесший все необходимое, а потом оставшийся в комнате, вопреки всем обычаям, воин скорее помогал мне, чем мешал. Он не лез под руку с ненужными вопросами или требованиями, но его сердитые замечания хоть и ненадолго, но все же приводили паникующую роженицу в чувство. Ну а когда Мирта отказалась пить отвар, «карающий» просто взял у меня чашу и, сделав из нее изрядный глоток, подал питье жене… На такое действие Мирте возразить было уже нечего, а я неожиданно почувствовала к грубоватому воину приязнь за неожиданную помощь…

Еще через час, когда силы как у меня, так и у роженицы были уже на исходе, Малика вняла моим безмолвным молитвам. Отчаянный крик Мирты хлестнул по ушам, но головка малыша уже показалась на свет.

Дальше уже все было просто – подхватить, принять, очистить рот и нос от слизи…

Кроха немедля ответила на такое вмешательство уверенным писком, и я вздохнула свободнее – легкие у девочки раскрылись, а с остальным справлюсь. Благо колдовство при мне, и я свободно могу передать малютке немного своих жизненных сил для крепости и здоровья…

После того как новорожденная подала голос, и Мирта, и ее муж как-то притихли, так что все остальное я проделывала в оглушительной тишине. Перевязывала пуповину, омывала и пеленала малютку, занималась роженицей…

Шепот Мирты раздался неожиданно, а тон ее голоса разительно отличался от того, что стал мне привычен за эти несколько часов:

– Моя кроха… Дай мне ее, пожалуйста… – Из интонаций амэнки совершенно исчезли противные, визгливые ноты, да и лицо ее заметно преобразилось. Искажающая его гримаса страха канула в небытие, сменившись щемящей сердце нежной радостью, и я, положив на грудь Мирты новорожденную, поймала себя на том, что отвечаю молодой матери слабой улыбкой…

Еще раз убедившись, что с матерью и малышкой все в порядке, я, выведя из комнаты роженицы «карающего», рассказала ему, какой уход понадобится в ближайшее время Мирте и ее крохе, а также чего им следует опасаться, и лишь после этого отправилась к себе в комнату – усталость навалилась на плечи тяжким грузом, и теперь я хотела лишь одного – спать.

Я уснула, едва моя голова коснулась подушки, а когда вновь раскрыла глаза, солнце уже перевалило за полдень. Несколько минут, не вставая с кровати, я просто наблюдала за игрою солнечных бликов на дощатом полу – сон восстановил мои силы, но на душе было так светло и спокойно, что мне не хотелось нарушить это состояние любым неосторожным движением.

Пожалуй, подобного умиротворения я не ощущала с того самого дня, как потеряла Мали, а теперь у меня словно вытащили из-под сердца острый шип, и старая рана наконец-то смогла зарубцеваться, и причиной этому, как ни странно, была встреча с «карающим» и его женой. Помогая Мирте, я одновременно помогла и себе…

Размышляя о минувшей ночи, я встала, умылась и привела себя в порядок, но едва успела заплести косу, как в дверь моей комнаты постучали. Слегка досадуя на то, что мое уединение было нарушено, я открыла дверь и увидела своего вчерашнего знакомца «карающего», у которого так и не удосужилась спросить имя.

В первое мгновение я испугалась, подумав, что что-то неладно с роженицей и её дочкой, но тут же признала свой страх несостоятельным, увидев на лице новоявленного отца широкую улыбку. «Карающий» же, словно угадав мои мысли, слегка качнул головой:

– С Миртой все хорошо… Настолько хорошо, что она уже с утра едва мне плешь не проела, требуя, чтобы я принес извинения служительнице Малики за нашу с нею грубость. У моей жены на самом деле покладистый и добрый характер, и то, что было вчера, ей обычно не свойственно.

– Охотно верю. – Приняв извинение, я решила, что визит «карающего» на этом и закончится, но он, попросив дозволения войти, устроился у окна и сказал уже совершенно иным тоном:

– По правде сказать, у Мирты есть повод опасаться крейговцев. Так уж вышло, что она в детстве видела бунты в провинциях и с тех пор ничего не забыла…

Замечание воина, казалось, содержало упрек моим землякам и поколебало едва установившийся в моей душе покой. Возможно, поэтому я и не смогла сдержаться, заметив чуть более резко, чем следовало:

– Я её понимаю, «карающий»… Ведь мой город в свое время захватили амэнцы…

После этих слов в комнате воцарилась неловкая тишина, но потом воин, тряхнув головой, заметил:

– Даже если и так, ты, служительница, оказалась мудрее и меня, и Мирты, оставив свои предубеждения за порогом. А потому прими мое уважение вкупе с этим небольшим пожертвованием.

«Карающий», сняв с пояса кошель, уже был готов положить передо мною деньги, но я остановила его движение, заметив:

– Не стоит… Я помогла Мирте не из-за твоих угроз и не ради вознаграждения, а лишь согласно своему служению Малике. Если кого тебе и следует благодарить, так это Милостивую.

– Отблагодарю, но и тебя с пустыми руками не отпущу. – Убрав кошелек, воин тем не менее упрямо нахмурился и добавил: – Не по-людски это.

Смекнув, что «карающий» всерьез вознамерился не отпускать меня без награды, я отвела взгляд. Именно в этом случае мне не хотелось брать за свою работу деньги – ни под каким видом… Призадумавшись, как выйти из создавшегося положения, я перевела взгляд на окно, потом вновь повернулась к воину и тут заметила то, что с самого начала нашей беседы упускала из виду. «Карающий» заявился ко мне в плаще, а серебряная пряжка, скрепляющая ткань, была выполнена в виде круга, в который был вписан конь с разметанной ветром гривой.

На краткую долю мгновения мне показалась, что я вижу герб Ирташей, но потом наваждение прошло – скакун на пряжке был изображен не вставшим на дыбы, а просто бегущим к невидимой цели, и тем не менее было в этом что-то, что живо напоминало мне об утраченном моим родом гербе… Возможно, изображения объединяло неукротимое, рвущееся вперед и вдаль стремление, которым они были пронизаны по воле неизвестных мастеров…

Решение и слова нашлись сами собою.

– Для меня лучшей наградой станут не деньги, а пряжка с твоего плаща.

«Карающий» нахмурился, но потом споро отстегнул серебряного коня и передал его мне, произнеся:

– Странный выбор, жрица, но я почему-то уверен, что ты не запятнаешь герб моего рода. А потому добавлю – отныне я, Арлин из Несков, должник служительницы Малики… – тут он запнулся и, сообразив, что доселе так и не узнал мое имя, уточнил: – Как тебя зовут, жрица?

Уж не знаю, что в следующий миг послужило причиной моей дерзости – то ли сжатый в ладони серебряный конь, то ли все, недавно пережитые приключения, но в этот раз таиться я не стала, назвав настоящее, данное при рождении, имя:

– Энейра.

– Из благородных? – «Карающий» удивленно приподнял брови, но, смекнув, что родовое имя от меня ему не услышать, тряхнул головой и усмехнулся: – Как бы то ни было, знай – в имении «Семь ручьев», что расположено в округе Неста, ты всегда можешь найти помощь…