Три круга войны - Михаил Колосов

Майор Дорошенко, по обыкновению своему, покрутил наклоненной головой, потом поднял ее, взглянул на выстроившихся, начал спокойно:

— Товарищи курсанты, хочу вас предупредить вот о чем. — Мы находимся на территории Польши…

В рядах удивленно загудели. Комбат, улыбнувшись, оглянулся на свою свиту, потом снова к строю:

— Да, да. Граница давно осталась позади. Поэтому прошу вас запомнить вот что: мы на чужой территории, но здесь мы не как завоеватели, а как освободители, мы преследуем врага и освобождаем польский народ от ига гитлеровских оккупантов. Здесь свое государство, здесь свои порядки. Здесь для нас все чужое, поэтому без разрешения не брать ни палки, ни доски. Деревья рубить категорически запрещается. Для землянок, для дров ищите поваленные, сухие. Лес — это собственность польского народа, и за каждое срубленное дерево нашему государству придется расплачиваться валютой, золотом. Солома нужна? Будем добывать организованно. Поедет старшина к старосте и скажет ему: «Пан староста, чтобы не стеснять гражданское население, мы остановились в лесу. Солдатам для постелей нужна солома. Не могли бы вы нам помочь?» Только так, дипломатическим путем. Думаю, не откажет. Всякие… — майор запнулся, подбирая слова, наконец не очень уверенно произнес, — шалости в отношении местного, населения будут строго наказываться. Я мягко сказал, потому что такие слова, как «грабеж», «воровство», думаю, для вас, курсантов, завтрашних командиров, просто были бы оскорбительны: вы народ сознательный, мы давно уже с вами вместе, и я это знаю. Но все же предупредить должен. А сейчас начальник штаба познакомит вас с приказом по армии. Капитан Землин, пожалуйста.

Землин, веселый усач, под Чапаева, вышел наперед, откашлялся, разгладил усы, начал читать. В приказе говорилось о том же, о чем уже сказал только что комбат, но кроме того сообщалось, что какой-то ротный старшина украл у поляка овцу для кухни, за что был предан суду военного трибунала.

— Вот это да! — снова загудели курсанты возмущенно. — За овцу! А он, может, от Сталинграда прошел и хотел солдат подкормить…

— Разговоры в строю! Вопросы есть? Нет. Командиры взводов, развести по подразделениям!

— Веди, — сказал Гурину Максимов.

Гурин повернул взвод налево, повел к землянкам. Всю дорогу курсанты возбужденно обсуждали услышанное. В конце концов согласились, что вести тут себя надо осторожно, с населением — особенно, но за овцу под трибунал — это уж слишком. Тут и поляк тот, наверное, не рад, что пожаловался.

— Политика, ребята! А там, где политика, любые средства применяются, — изрек Зайцев, подытоживая дискуссию.

Почти вслед за взводом пришел и Максимов, сказал своему помкомвзвода:

— Гурин, выдели два человека старшине Богаткину — за соломой поедут.

— А как с ветками быть? Крыша совсем худая, светится, дождь льет прямо в землянку.

— Остальных возьми с собой и нарубите веток. Ветки — не деревья. Вон в той стороне, — говорят, есть заросли лозняка. Увидишь там, найдете.

Когда они вернулись в лагерь с охапками веток, здесь уже стояли три большие польские фуры, доверху наполненные соломой. Возле каждой было по поляку, они здоровались с курсантами, снимая шляпы, кланялись:

— Дзень добжий, пан жовнеж… Дзень добжий…

— Соломки привезли? Это хорошо, панове! — шутили курсанты. Поляки отвечали:

— Так, так, добже… Юж зимно.

— Зимно? Да, скоро зима, уже становится «зимно», верно. Спасибо за соломку!

— Проше, проше…

Вечером перед сном долго обсуждали встречу с поляками:

— А народ-то хороший, добрый!

— И говорят почти по-нашему. Я, например, все понимал: «дзень добжий», «зимно».

— А что такое жовнеж?

— Солдат.

— Ну, это как-то не по-нашему. А так — все понятно.

— Славянский язык.

— Да, славяне.

На другой день привезли кирпич откуда-то с развалин и железные трубы, и курсанты смастерили себе в землянках печурки. Теперь совсем стало хорошо — можно было высушить портянки, да и спать потеплее.

После сырых, промозглых осенних дней выдалось тихое солнечное утро. Исчез туман, воздух прояснился, и лес преобразился — стал он праздничным, уютным. Синицы откуда-то объявились, наполнили лагерь звонкими голосами.

— Бабье лето! — сказал кто-то.

— Для бабьего лета поздновато, — возразил другой.

— Разве оно бывает в определенное время?

— Все равно — красота! — помирил спорщиков третий. — Жить хочется в такую погоду!

И впрямь — ожили курсанты, щеголяют без шинелей, весело делят выданный на день хлеб, сахар, табак, с шутками-прибаутками кричат постоянное «кому?».

— Кому?

— Помкомвзводу!

— Подсмотрел, наверное: опять старшему сержанту горбушка досталась. Знает, что он любит горбушки, подлабузник.

Кричавший смеется, отшучивается:

— Служу советскому народу, старшине и помкомвзводу!

— Бери, старший сержант. Везет тебе на горбушки!

— Плохой признак, — вставляет кто-то из стариков. — Это значит, жена ему попадется такая, что будет все время спать к нему спиной.

— Ничего, повернет!

— …Кому?

— Зайчику!

Весело отзвенели ложки о котелки; позавтракали, побежали к ручью мыть посуду. Кто поленивее — тот вытирает котелок соломой. Все спешат: скоро строиться на занятия.

— Кончай завтракать! — это идет вдоль землянок Максимов, поторапливает. Увидел Гурина, приказал: — Всех — на занятия. Оставить одного дневального. Первый час — политучеба. Приехал лектор из политуправления. Выводи к «колизею». Всех, до единого!

«Колизеем» курсанты прозвали устроенные на пригорке амфитеатром примитивные скамейки перед двумя врытыми в землю столбами. Здесь устраивались общие беседы, политзанятия, собрания и иногда по вечерам — кино. На столбы вешались карты, схемы или экран — смотря какое проводилось мероприятие. Сейчас, похоже, будет лекция — на столбах укреплена большая политическая карта Европы. В сторонке собрался весь политсостав батальона: замполит, парторг, комсорг и с ними незнакомый майор.

Когда все уселись, майор Кирьянов объявил:

— Товарищи, к нам приехал агитатор полка майор Иваненко. Он прочитает лекцию о международном положении.

Иваненко, в новеньком шерстяном обмундировании, в зеленой, английского сукна шинели нараспашку, в фуражке, полненький, подошел к карте, посмотрел на нее, словно не знал, с чего начать, ударил раза два себя по ладони указкой, заговорил:

— Международное положение Советского Союза сейчас, товарищи, хорошее, и оно с каждым днем улучшается.

И стал перечислять наши победы только за последний месяц. Они были действительно внушительны: советские войска вступили в Болгарию, и там уже образовано правительство Отечественного фронта, идет освобождение Югославии, войска 1-го Украинского фронта перешли румыно-венгерскую границу, подписаны соглашения о перемирии с Румынией и Финляндией, началось освобождение Чехословакии. Близится полное освобождение республик Советской Прибалтики.

А союзники? Союзники тоже продвигаются вперед, хотя и не так быстро, как хотелось бы. Англичане вступили на территорию Греции. Они тут преследуют больше свои политические цели, чем военные: боятся, что весь Балканский полуостров будет освобожден советскими войсками.

— Идет сложная политическая игра реакционных кругов империалистических государств. Но это особая тема. Я сейчас хочу остановиться на положении в стране, на территории которой мы находимся. Это вам важно знать, и прошу запомнить все, что я сейчас сообщу, ибо вы являетесь непосредственными проводниками нашей государственной политики на чужой территории. Положение в Польше, товарищи, сложное…

И он рассказал, что в Польше еще в июле месяце создан Польский комитет национального освобождения — ПКНО. С этим Комитетом Советское правительство заключило соглашение о том, что, как только зона — освобождается от военных действий, руководство на этой территории передается в руки ПКНО.

— Отсюда наша задача — уважать местные власти Комитета, помогать ему. И быть бдительными: здесь действуют банды террористов, они нападают на комитеты, убивают коммунистов, совершают диверсии и против Красной Армии.

Как нам вести себя на территории Польши? Как на земле дружественной страны. Помните: вы не дома, но и не в гостях. Без спроса ничего не берите, лес не рубите, местному населению не предлагайте советских денег. Здесь свое государство и свои деньги…

Короче говоря, лектор рассказал много интересного, но и многое солдатам было непонятно. Поэтому первый вопрос ему был скорее упреком, чем вопросом:

— Что же это получается? Мы освобождаем их территорию, а лесину не сруби, солому не тронь и даже кувшин молока не купи? А кто нам заплатит за тех — солдат, которые полегли здесь?..