Когда падает небо 1 (СИ) - Чернышова Алиса

Единственный не слишком травматичный щит, который у Лео был в запасе, на неё не слишком-то подействовал, зато вконец выбесил призрака.

— Не смей её трогать, драконоборец!

“Я вас всех спас, придурок неблагодарный!.. Ну, на том этапе спас, ты потом без моего участия помер. И вообще, это твоя супруга трогает меня!” — но озвучивать это всё не имело смысла.

Лео проследил, как Лисса утащила под шумок Маклана, и сам рванул прочь из маленького уютного мирка.

Всё, что мог, он в любом случае сделал.

* * *

Туманное безвременье встретило его предсказуемой тишиной. Лео прикинул, что сейчас Лисса пристроит Маклана к остальным и вернётся; тогда…

— Это всё, если присмотреться, довольно забавно — то, как ты пытаешься спасти их, — этот голос был знакомым до последней ноты и одновременно совершенно чужим.

И он звучал.

Прямо здесь, где, по высказыванию Лиссы, смолкают все звуки. Только если…

Лео медленно повернулся — и уставился в горящие потусторонним светом глаза птицы Сирин.

27

* * *

Никакие арты не воздают птицедевам должного.

Это была первая мысль, которая пронеслась у Лео в голове.

Даже знаменитая картина с двумя птицами, виденная некогда вживую — в позапрошлой жизни, в мире, от которого теперь отделяет слишком много непреодолимых границ — и та не смогла уловить облик… Хотя, возможно, не сумев передать невозможную в реальном мире форму, гений художника неплохо сумел ухватить суть.

Где-то Лео читал, что именно к этому и сводится основная задача искусства… И одним местным богам ведомо, почему, глядя на Сирина, его занимали именно такие идиотские мысли.

Движение чёрных волос и блеск чёрных перьев, глаза, сияющие, как газовые фонари в тумане, дрожь мира вокруг, руки, превращающиеся в крылья, в множество крыльев, не меньше восьми… Она не была не похожа ни на человека, ни на птицу, её форма не была статичной, постоянно перетекая из одного в другое…

И всё же, это была Кира. Каким-то образом, именно она.

Та, с кем он делил тайны и палатку, та, с кем вместе оплакивал пропавших сослуживцев, та…

А было ли когда-либо две Киры, то есть, его Кира и этот монстр? Или просто одно и то же существо, просто ещё не вошедшее в силу?

— Ты очень быстро соображаешь, — похвалила она. — Настоящий великий добрый маг, собирающий своё призрачное войско… В забавные же места завели нас наши с тобой дороги, мой несостоявшийся друг.

Лео вздрогнул.

“Я всего лишь хочу спасти как можно больше людей,” — ответил он мысленно.

Она по-птичьи склонила голову набок.

— Ты ведь помнишь, что Марон тоже любил нечто подобное говорить?

Лео подавил желание сделать шаг назад.

Она пугала его, чуть ли не до визга.

Её голос проникал настолько глубоко, что его отчаянно не хотелось слышать… Но не получалось не слышать.

“Почему же — несостоявшиеся друзья? — спросил Лео, стараясь вернуться куда-то в безопасную зону. — Это твоя сила играет с тобой такие шутки? Мы с тобой друзья… точно были друзьями, до того, как ты превратилась…”

—..В саму себя? — Кира рассмеялась, и туман мира молчания завился клубами, вторя её смеху. — Как показала эта дорога, мы никогда не были друзьями, Лео. Настоящими как минимум. И дело даже не в диаметрально противоположном видении ответов на некоторые вопросы, благо во многих ответах мы с тобой как раз совпадаем… Просто настоящие, знаешь ли, принимают тебя таким, какой ты есть; настоящие не бросают на произвол судьбы, оставляя наедине со стихией… Но не это главное. Совсем не это. Не догадываешься, что?

“Просвети меня.”

— Настоящие не боятся. Подлинность и страх, знаешь ли, не слишком совместимые вещи, когда доходит дело до положительных качеств разума. Искусство, отданное на потеху страху, ничего не стоит; преданность, купленная страхом, преданностью не является; принятие, обусловленное страхом наказания, всего лишь ещё одна из форм скрытой ненависти… Любовь, пропитанная страхом, не является любовью. А если нет… То скажи мне, здесь и сейчас, что не боишься меня.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Лео сжал зубы.

Он не мог так нагло соврать, и они оба прекрасно это понимали.

“Кира, люди могут умереть, — сказал он, — я пытаюсь спасти их…”

— От их собственных призраков, да. Как я и сказала, весьма забавное зрелище.

“Забавное? Ты находишь всё это… забавным?”

— Интересным и поучительным как минимум. Мне действительно интересно, что у тебя получится.

Лео сделал шаг назад от этого… чудовища.

“Интересно? Это ты выпустила их! Кучу мертвецов, которые теперь творят не пойми что с душами живых! Это только потому, что тебе захотелось попеть? Так, что ли?”

— Чудовище… — она с усмешкой покачала головой. — О да, я — чудовище. Порождение древнего тотема, голос множества голосов, ключ, открывающий двери… Память множества моих предшественниц течёт сейчас по моим венам; моё дело — давать мёртвым говорить. Это не то, что можно предотвратить. Сирин появляется, когда мёртвых голосов, полных отчаяния, становится слишком много; Сирин не хозяин своему голосу, дверям или временам; Сирин — просто ключ.

Это всё было выше его понимания.

— Или твой эльф не стоил такого права? Или тебе не стало легче после встречи с ним?

Лео вскинулся.

“Это другое! Ты могла бы позволить говорить только достойным…”

— А кто у нас достойный, Лео? — уточнила она. — Ты знаешь точно, да? Я — не знаю. Я — часть силы, холодной и тёмной, которая обнимет тебя однажды, когда последний вздох растает в тишине. Перед лицом этой силы нет достойных или недостойных; перед ней и только перед ней все действительно равны. Я же просто глупая птица; я создана, чтобы петь. И, когда боль разрывает грудь, когда чужие голоса, переполненные отчаянием, дрожащие от несказанного, звучат так, что почти оглушают, когда их становится слишком много, я не могу не петь.

Лео не был уверен, что именно на это ответить.

Он был устроен иначе; он не понимал таких вещей, а частично, возможно, и не хотел понимать.

А непонятное всегда пугает.

У существа напротив была нечеловеческая логика, много могущества и, возможно, психика на грани срыва…

— За гранью, я бы сказала, — усмехнулась Кира болезненно.

Вон оно как…

То есть, она знает о нём всё.

— В этом мире нет и не может быть тайн от Сирина, — скучающим тоном проговорила она. — Все твои мысли, чувства и порывы. Всё, что есть ты, всё, что испытываешь ты, все твои помыслы, все вероятности, окружающие тебя… Все сожаления. Все страхи.

Значит, все чувства и порывы?

Лео не хотел этого думать, но мысли и чувства контролировать намного сложнее, чем язык. Может, и находятся умельцы, но он к таковым не относился.

И да, разумеется, он подумал: какой ужас.

— Ну да, — усмехнулась она, — это я тоже слышала.

Лео вздохнул.

Разговор со стремительностью дурацкого крутого пике штопором уходил куда-то в выгребную яму. Не было никакого смысла в попытках убедить существо, буквально читающее у него в душе.

Забавно, он никогда не задумывался о том, что ложь, то бишь, приукрашивание и оформление правды в удобном стиле, является важнейшей функцией человеческого языка. Второй после обмена информацией. А может, даже первой…

— Это многое объясняет и про людей, и про могущество слов, — с улыбкой кивнула Сирин, поведя всеми своими восемью крыльями.

И на Лео вдруг накатило.

Это же как тогда, когда они только попали сюда, когда впервые услышали содержание драконоборческих агиток. Их взгляды встретились, и позже, оставшись наедине, они заговорили об истории и литературе. Намеренно — аналогиями, загадками, отсылками, которые едва ли могли бы быть понятны кому-то, кто вырос вне земной культуры… Хотя, мало кто и из драконоборцев понял бы.

Кира была умна. В отличие от Лео, она не заканчивала элитных университетов — что вполне логично, когда один твой родитель в гробу, а второй в тюрьме. Её образование было менее систематическим, чем у Лео, но она понимала его.