Гелен: шпион века - Кукридж Эдвард

Людмила приехала на следующий день. Было воскресенье, поэтому исчезновения отца еще никто не успел заметить. Как и все члены семей сотрудников госбезопасности, Людмила носила в кармане специальное удостоверение. Пограничникам она сказала, что едет в Германию на день-другой навестить школьную подругу. И все же риск был велик: у девушки был с собой микрофильм со списками чешской резидентуры в Германии. Первым в списке стояло имя Франтишека Клечки.

Официант вагона-ресторана

Это был один из самых активных чешских агентов в американской оккупационной зоне. В свои тридцать лет он имел уже десятилетний опыт шпионской деятельности. До войны Клечка изучал в Вене филологию, одновременно сотрудничая с советским НКВД. В 1938 году, после аншлюса Австрии, он едва успел спастись бегством в Москву, оказавшись там в самый разгар кровавых сталинских чисток. Клечка, хотя и был иностранцем, сумел расположить к себе советское начальство. Его направили в одну из школ МГБ, которую он окончил как «дипломированный разведчик». В 1945 году, после освобождения Чехословакии, Клечка вернулся в родную Прагу, где ему поручили курировать чешскую разведсеть в Баварии. Когда между Прагой и Мюнхеном было восстановлено железнодорожное сообщение, агент получил место старшего официанта в международной компании вагонов-ресторанов. Это позволило ему дважды в неделю в тепле и сытости совершать поездки на экспрессе Прага-Париж. Таким образом была налажена регулярная связь между чехословацкой резидентурой и столичным разведцентром.

По иронии судьбы, не кто иной, как Клечка, обслуживал клиентов вагона-ресторана в том самом поезде, в котором ехала юная Людмила Фейфар. На центральном вокзале Мюнхена услужливый официант помог ей с багажом, передав носильщику ту самую сумку, в которой были спрятаны заветный микрофильм и радиокоды.

Этой информацией Гелен поделился с американской разведкой. В результате от чешской резидентуры не оставили камня на камне. Клечка и несколько его сообщников были арестованы, других временно оставили гулять на свободе — главным образом для того, чтобы в Москве и Праге поломали над этим головы. 17 февраля 1949 года Клечка предстал перед американским Военным трибуналом и был приговорен к двадцати годам тюрьмы. В отместку в Праге возбудили дело против двух американских солдат, которых держали под стражей с самого Рождества — в праздничные дни их угораздило перейти границу. Эти двое, сержант Кларендоне Хилл и рядовой Джордж Джонс, решили судьбу Клечки. Чтобы вызволить их двоих, верховный комиссар оккупационной зоны генерал Клей скостил ему срок до пяти лет, намекнув, что его могут депортировать даже раньше. Сработала старая хитрость коммунистов — они в который раз продемонстрировали «заботу о своих агентах», обменяв их на иностранцев. Но как только освободили Хилла и Джонса, американцы нанесли ответный удар — разгромили оставшуюся чехословацкую резидентуру, вслед за этим последовали четыре судебных разбирательства. Большинство обвиняемых получили длительные тюремные сроки. Руководство чехословацкой службы госбезопасности пыталось обратить себе на пользу то внимание и сочувствие, которым пользовались у американцев беженцы из Чехословакии. Людей, стремившихся уехать на Запад, в особенности судетских немцев, склоняли к сотрудничеству с органами госбезопасности. Бывало, что прибегали и к угрозам: мол, в случае отказа репатрианту не смогут гарантировать безопасность родных и близких.

Гелен не раз беседовал об этом с генералом Клеем, генерал-майором Эрнстом Хармоном и командующим американскими войсками в Европе генерал-майором Макнарни. Он предупреждал их об опасности проникновения на территорию Германии вместе с беженцами большого числа коммунистических агентов. В ту пору в качестве вольнонаемных американских оккупационных администраций на разных должностях служили триста тысяч немцев из числа гражданских и перемещенных лиц. Гелен представил доказательство, что очень часто на эти должности проникают советские, чешские, польские, венгерские и югославские агенты, а также шпионы из Восточной Германии. Американцы же руководствовались принципом: пусть уж лучше десять виновных гуляют на свободе, чем по ошибке осудить одного безвинного. Пока Германия, стряхивая с себя последствия нацизма, медленно и мучительно возвращалась к законности и демократии, подобные соображения представлялись вполне разумными и обоснованными.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

К счастью, операция «Богемия» решила некоторые из этих проблем. Помимо привезенных списков, Йержа-бек и Фейфар знали наизусть еще десятки имен агентов, работавших на чехословацкую разведку на территории Западной Германии. Пуллаховских аналитиков загрузили работой на целых несколько месяцев.

Помимо дотошного анализа полученной от допрашиваемых информации — а те были готовы предоставить мельчайшие подробности о своих начальниках и коллегах, об отношениях между чешской, польской, венгерской и советской разведками, а также по политическим и военным вопросам, — пуллаховские аналитики были вынуждены также взять на себя расследование случаев внедрения чешских и польских агентов в американские армейские службы, о чем им поведали Йер-жабек и Фейфар.

Шпион, который охранял американскую часть

В то время, как СИС разбиралась с остатками некогда разветвленной чешской разведки, в Баварию из Праги был заброшен агент по имени Анджей Токарчик. Его появление не вызвало в Пуллахе особых эмоций. Йержабек давно уже рассказал об этом человеке — Токарчик был по специальности радиотелеграфистом. Он сумел переправить с собой за границу не только радиопередатчик, но и крупную сумму денег. Спрятав радиотехнику, Токарчик явился в лагерь Международной организации по делам беженцев, прошел там проверку американской службы безопасности и вскоре получил работу в представительстве американской армии в Мангейме. Надо сказать, что особым умом он не блистал, и уже через несколько месяцев был взят с поличным при попытке переснять секретные документы. Однако то, что за этим последовало, нельзя назвать иначе, как фарсом.

На суде Токарчик так разжалобил судей историей о своих мытарствах, что стражи законности едва не пустили слезу. На родине его якобы угрозами и шантажом склонили к постыдному шпионскому ремеслу. Судьи, сочувствуя трагедии, постигшей Центральную Европу, дали Токарчику всего один год. Из тюрьмы он вышел в такой же отмеченный сентиментальными чувствами день — Рождество 1950 года, — и никто даже не подумал выдворить его из страны. Токарчик вернулся в Баварию, убедился, что передатчик его в целости и сохранности, и раздобыл себе фальшивые документы, по которым устроился вольнонаемным охранником в американскую часть. Там ему выдали щегольскую форму синего цвета, оружие и поставили охранять самые разные военные объекты — мотоколонну, аэродром и госпиталь, где пациенты без умолку болтали о том, что делали и видели. В том что касается условий труда, о лучших нельзя было и мечтать. На кормежку и деньги тоже грех было жаловаться. Токарчик мог бы проработать здесь долгие годы и нанести колоссальный ущерб, если бы его не подвела собственная глупость. В январе 1952 года он повздорил в пивном погребке с какими-то немцами, спьяну выхватил пистолет и ранил одного из них. Немецкая полиция, с присущей ей пунктуальностью, отослала его документы на проверку в геленовскую «Организацию», где и обнаружилось, кто он в действительности. В результате Прага лишилась своего ценного агента.

Токарчик сумел выполнить поставленные перед ним задачи, несмотря на то что Йержабек не раз предупреждал о его возможной засылке. Конечно, он прибыл под вымышленным именем и по фальшивым документам. Однако, хотя Пуллах и поставил американцев о нем в известность, снабдив заодно описанием внешности, в СИС к этой информации отнеслись без должного внимания.

История с Токарчиком возмутила Гелена до глубины души. Это был уже не первый случай, когда американское командование более низкого ранга манкировало соблюдением элементарных требований безопасности. «Учить американцев правилам безопасности — гиблое дело», — сказал Гелен в разговоре с генералами Клеем и Хармоном. Как покажут будущие события, там, где дело касалось женщин, правил безопасности не существовало и отродясь.