Крестовый поход на миры Саббат: Омнибус - Дэн Абнетт

И вновь зеленокожие повторили атаку на следующий день. Отделение «Вейи» приняло главный удар, сначала обороняясь у рощи высоких деревьев, известной как лес Хессмана, а потом у холма Славы. Тела орков грудами лежали на поросшей вереском земле, а сама роща была радикально пострижена — почти все деревья были срезаны очередями на высоте пояса космодесантника. Погибли пять Астартес, в том числе лексиканий Ноцис и герой-ветеран Рубикус, чемпион Сиракузы. Последнего нашли обезглавленным на вершине земляного вала после того, как враг отступил. В подлеске за валом лежали трупы шестидесяти сраженных орков.

Фобор тяжело пережил известие. Он сказал, что Рубикус не заслужил такого скверного конца. И настаивал на том, чтобы отомстить и устроить вылазку на вражеский командный пункт. Сейдон отказывался, пока не увидел, как глубоко опечален Фобор, как не хватает бойцам «Вейи» их самого прославленного воина.

Сейдон одобрил атаку. Бросили жребий, как обычно делали в те времена, и отделению «Партус» выпала честь отомстить за утрату прославленных братьев «Вейи».

Атакой командовал брат-сержант Ксерон из отделения «Партус». Продвигаясь быстрей, а также более открыто, чем предполагали зеленокожие, он ворвался в их командный пункт на вершине низкого холма к западу от рощи Хессмана и учинил великую бойню. Ксерон лично обезглавил свиномордого вождя и насадил его ужасный череп на копье. Во время атаки погибло более четырехсот зеленокожих.

Только это, казалось, не имело значения. На равнине собралось бесчисленное множество врагов. Когда поменялся ветер, Сейдон с тревогой заметил, как с запада нежданно надвигается вторая орда. И что еще более странно, эти новые силы пошли войной на уже знакомое войско зеленокожих. Орк нападал на орка, два вопящих неистовых войска сошлись друг с другом. Этот удар казался лишенным всякого смысла и оснований. Сейдону пришлось отозвать своих воинов до того, как их раздавят два противостоящих полчища.

Отделение «Партус» оказалось отрезано от своих. Все на том же пологом холме они очутились средь междоусобной резни, где зеленокожие резали друг друга. Словно на острове, они боролись до последнего и в этом безумии уложили множество орков.

Сражаясь с наседавшими со всех сторон орками, Астартес пали один за другим в этой бурлящей сваре. От них, растертых в пыль двумя соперничающими орочьими ордами, не осталось даже атома.

Он все это видел.

Видел Ксерона, который упал последним. Ксерона, своего старого командира, своего наставника и учителя, который, шатаясь от множества ран, орудовал сломанным мечом. В болтере не осталось снарядов, некогда сияющие отполированные доспехи покрылись кровью и вражеским ихором.

Он почувствовал, когда был нанесен смертельный удар. Остро заточенный топор сзади разрубил шлем Ксерона, обрушился на череп и выбил все то, что делало Ксерона Ксероном.

Он видел, как залило кровью визор Ксерона, как сквозь пелену темной как вино жидкости растоптанный вереск бросился ему в лицо.

Он ощутил, как тяжкие удары дождем посыпались на его незащищенную спину, сокрушая доспехи, ломая лопатки, перешибая позвоночник…

Ноги онемели и потеряли чувствительность. Он смотрел на мир сквозь кровь и только одну ее видел.

Тогда он проснулся.

Петрок очнулся в холодном поту. Руки и ноги сотрясала мелкая дрожь. Он прикоснулся к своему лицу, чтобы удостовериться, что на голове нет шлема и крови. В крепости-монастыре было тихо.

— Родос! — хрипло позвал он.

Заспанный лексиканий вошел к нему.

— Найди Приада, — сказал Петрок. — Пусть Дамоклы снаряжаются вне зависимости от их боеготовности. Мы нужны магистру ордена.

— Выбирай из других, — просто сказал Приад.

— Так я и сделаю, — отозвался Петрок. — Но мне обязательно нужны Дамоклы. Я хочу, чтобы в моей фаланге был хотя бы один нотабль, остальные — в распоряжении Сейдона.

— При всем уважении… — начал Приад.

— Так выкажи же мне это уважение! — резко оборвал его Петрок, вставая на ноги.

В его личных покоях было темно и холодно, горело лишь несколько тонких восковых свечей и кисловато пахло сжигаемыми травами. В стенных нишах стояли бронзовые чаши, полные едкого пепла.

— Приношу свои извинения, — уже спокойно произнес Петрок. — Друг мой, я был слишком резок. Я обеспокоен и мой разум смущен.

— Вижу, — заметил Приад.

— Сейдон в опасности. Кампания под угрозой.

Приад напрягся.

— Я ничего не слышал…

— Пока вестей не поступало, Приад. Но мне снился кровавый сон. В нем было предупреждение, которое быстрей и надежней любой депеши. Я намерен поднять войско, состоящее как минимум из пяти отделений, и отправиться на помощь.

— Но Дамоклы…

— Если ты скажешь, что Дамоклы не готовы, Приад, клянусь: я тебя придушу! Мне все равно! Я восхищаюсь твоими лидерскими качествами и чувством долга. Возможно, твоим людям в самом деле нужна взбучка и суровое порицание. И ты вправе наказывать их. Но новые проблемы на данный момент перевешивают. Я требую, чтобы Дамоклы стали сердцем моего войска вне зависимости от того, считаешь ты их готовыми или нет.

— Ясно. Как прикажете, сэр.

— Так, снова «сэр»? Справедливо. Я был резок. Но я не Фобор. Я не стану приказывать без серьезных на то оснований. Я хочу получить Дамоклов по двум весьма веским причинам. Я доверяю тебе. Считаю, что Дамоклы — чуть ли не лучшее боевое отделение, находящееся в распоряжении ордена. Твое присутствие поможет контролировать менее опытные команды. И, во-вторых, что намного важней, мне снился сон о тебе, Приад. Помнишь?

— Да.

— Что ты знаешь о Предопределении? — спросил Петрок, наливая себе вина. Он предложил кубок Приаду, который покачал головой.

— Предопределение, сэр? Это — воля Императора. Это — основа наших жизней.

— Ты говоришь, как самый настоящий соискатель, — улыбнулся Петрок. — Подумай над этим, друг мой. Ты воспрепятствовал тому, чтобы отделение Дамоклов сопровождало магистра ордена, хотя вас, скорее всего, избрали бы, соблаговоли ты вызваться. Почему? Потому что твои воины уронили себя в твоих глазах? Возможно. Но может быть, все обстоит иначе? И то было предопределено свыше? Может статься, Дамоклам пришлось дискредитировать себя, чтобы остаться здесь, на Карибдисе, чтобы их в нужный момент вас призвал я.

— Чудно работает твой разум, библиарий, — улыбнулся Приад. — Если честно, сам я ничего такого не вижу. Мои люди нарушили правила фратрии, за это я наказывал их до тех пор, пока они не стали осмотрительнее. Не вижу я великих судьбоносных схем. Зато знаю, что воинов должно муштровать, пока дисциплина не станет их второй сутью.

Петрок кивнул и сказал:

— Ради общего блага, давай сделаем вид, что я прав. Во имя Золотого Трона, Приад! Никогда мне не доводилось встречать столь прагматичной души. Полагаю, Рафон именно поэтому избрал тебя своим преемником.

— Ты сомневаешься в правильности решения Рафона? — спросил Приад.

— Вовсе нет. Рафон и Мемнес, возлюбленные Императором, были совершенно правы относительно тебя. Теперь собирай своих воинов.

— Я сделаю это, сэр. Если таков приказ.

— Считай, так и есть. Нас ждет Предопределение.

VIII

Луг, залитый солнцем. Ярко-синее небо. Воздух звенит от летнего зноя. Среди колосьев что-то движется.

Золотистый луг. Синее небо. Черное в золотых колосьях.

Луг. Небо. Нечто.

Опять луг. Небо, синее, как воды залива у перешейка Истмус. Нечто колышет стебли.

Луг. Нечто.

Черный пес. Бежит рысцой по полю, ради развлечения подпрыгивает за мухами, щелкая зубами.

Сердце забилось быстрее.

Приад проснулся.

В стальной камере было холодно, стены покрывал тающий иней. Свет на минимуме, камера тонет в зеленых тенях. Из-за переборки доносится далекий медленный гул.

Приад неуклюже встал с металлической койки. Разум работал столь же оцепенело, как и тело. Сержант поднес к лицу ладони и увидел, что изо рта вырывается пар. Чувства медленно возвращались. Ему снился сон.

Сон про луг. Он снился вновь и вновь.

Приад оглянулся на ряды медных коек, затем босиком дошел до двери, толкнул ей и вышел.

Уловив движение, в соседнем помещении замерцал свет. Здесь было не так холодно: унылое сухое искусственное тепло. Приад снял с вешалки один из хитонов и натянул на себя, потом по тростниковой циновке прошел к алтарю — нише в металлической переборке. Арочный свод огибали руны. В нише на пьедестале стояли конические сосуды и блюда для приношений, и лежали амулеты: статуэтки, раковины, чешуи чорвов. В центре стояли шесть медных фляг с ободками из цинковых полос.