Любовь под луной - Саманта Джеймс

– Оливия, – неодобрительно произнесла она шепотом, – что он здесь делает?

Оливия повернулась на каблуках. Только презрения в голосе сестры ей в ее нынешнем настроении как раз и не хватало!

– Он ранен! – отрезала она. – Так что, мисс Эмили Шервуд, будь добра не пилить меня за то, что я привезла его сюда! – В двух словах она рассказала обескураженной сестре о том, что произошло в деревне. – И никто... никто не помог ему, Эмили! – воскликнула она. Голос ее дрогнул. – Ни один человек! Просто стояли и смотрели! Как они могли?! Просто не понимаю! Разве он чудовище? Обычный человек, как ты, как я... Нет, мне просто стыдно, что я живу в Стоунбридже!

Лицо у Эмили вытянулось. Должно быть, почувствовав, как расстроена сестра, она осторожно тронула ее за плечо.

– С ним все в порядке?

– Если не считать сильного удара по голове. Прости, Эмили, мне сейчас некогда.

– Я побуду в саду, – кивнула Эмили.

Оливия глубоко вздохнула и побежала на кухню.

На пороге ее встретил взгляд Доминика. Не обращая на него внимания, Оливия захлопотала, обрабатывая рану, из которой все еще сочилась кровь.

– Вас нужно показать врачу.

– Нет, – буркнул он. – В этом нет нужды.

– Вы уверены? – покосилась она на него, прикусив губу.

– Абсолютно! И к тому же гораздо приятнее, когда вокруг меня суетитесь вы, а не какой-нибудь лысый пузан!

Ее щеки порозовели. И Доминика осенило: да ведь она смущается! А сам он, чувствуя прикосновение ее маленьких нежных рук, просто таял от наслаждения. Закрыв глаза, он представил, как они скользнут у него по спине, потом спустятся ниже...

Ее близость, свежий чистый аромат ее тела сводили его с ума. Волосы Оливии были закручены строгим узлом на затылке, только несколько шаловливых локонов спускались на шею. Ему вдруг захотелось прижаться к этому месту губами, испробовать, какова на вкус ее кожа. И когда она, привстав на цыпочки, склонилась над его головой, руки Доминика тут же сомкнулись вокруг ее талии – чтобы поддержать, если девушка вдруг потеряет равновесие. Так, во всяком случае, считал он сам. Но сказать по правде, это был лишь предлог лишний раз притронуться к ней. Глаза Доминика скользнули по мягким округлостям ее груди.

Вдруг воспоминание о том, что случилось ночью, яркой пспышкой мелькнуло в мозгу, и Доминик оцепенел. Он вспомнил, как отвердели ее соски, когда он обвел их языком, как покорно раскрылись ее губы, чтобы пустить его внутрь как раз в ту минуту, когда он взорвался наслаждением. И ему показалось, что он горит на медленном огне.

Доминику пришлось отвести глаза в сторону, иначе собственное тело выдало бы его. Чтобы разрядить молчание, он сказал первое, что пришло ему в голову:

– Какая милая у вас сестра, почти такая же хорошенькая, как и вы.

Оливия вспыхнула, рука ее замерла в воздухе.

– Нельзя так говорить, – пролепетала она, чувствуя, как ее щеки заполыхали огнем.

Доминик сделал вид, что не слышит. Взгляд его остановился на губах Оливии – ярких, будто сочные летние ягоды, и таких же сладких. Он сгорал от желания испробовать их снова. Но вместо этого он вдруг услышал собственный юлос:

– Почему вы это делаете?

– Потому что у вас на виске рана. – Оливия окунула полотенце в тазик.

– Я не это имел в виду.

Что-то в его голосе заставило Оливию вспыхнуть. Покосившись в сторону Доминика, она заметила, что его глаза потемнели.

– А что вы имели в виду? – вырвалось у нее.

– Честно говоря, мне вообще непонятно, с чего вы вдруг бросились мне помогать... Почему не оставили валяться на берегу? Почему просто не ушли?

– Не могла. – Глаза ее сузились. – Как я могла вас оставить? – Признание сорвалось с ее губ, прежде чем Оливия успела спохватиться.

– Я бы не смел вас винить... – низким, гортанным голосом пробормотал он, хмурясь, – ... особенно после того, что я сделал с вами прошлой ночью! – В комнате наступила гробовая тишина, и он вдруг решился: – Оливия... с вами все в порядке?

Внутри у нее все сжалось. Ей не хотелось говорить об этом, и она, промолчав, аккуратно стянула пластырем края раны.

– Вот и все.

Оливия попятилась, но руки Доминика только крепче сомкнулись у нее на талии. Поднявшись, он отодвинул в сторону стул, а потом привлек ее к себе. Дрожь пробежала у нее по спине. В этой грубой крестьянской одежде, в рубашке, которая едва сходилась у него на груди, мужская сила Доминика особенно бросалась в глаза. Ветхое домотканое полотно слегка трещало под напором литых мускулов. В вырезе виднелась бронзовая от загара кожа.

– Скажи мне, Оливия. Ты... ты хорошо себя чувствуешь?

Ей показалось, она услышала, как он заскрежетал зубами. Глаза их встретились. Оливия, не выдержав его взгляда, опустила голову.

– Я... да-а, хорошо.

Руки Доминика крепче сжали ее талию. Он вспомнил, какой маленькой и нежной лежала она в его объятиях и каким горячим и бархатистым было ее лоно. Брови его сошлись на переносице.

– Я не... – казалось, слова даются ему с трудом, – ... я не причинил тебе боли?

Оливию обдало жаром. Она закрыла глаза и вдруг с обжигающим наслаждением будто вновь ощутила его глубоко в себе. То, что произошло прошлой ночью, было странным, ужасным и... восхитительным. При воспоминании об этом Оливия смущенно подняла глаза.

– Немного, – чуть слышно пролепетала она.

– Прости... – прошептал Доминик. Сердце у него упало. – Тебе стыдно? Да?

– Д-да... нет... – растерялась Оливия. – Ох, и сама не знаю!

Доминик оцепенел. Он попытался отстраниться, но Оливия, догадавшись, о чем он думает, вцепилась в него.

– Это не то, что вы думаете! – воскликнула она. – Нe потому, что вы...

– Цыган? – онемевшими губами подсказал он.

– Да. – Оливия провела языком по пересохшим губам, чувствуя, как окаменело его тело. Моля Бога о том, чтобы найти подходящие слова, она попыталась поймать его взгляд. – Просто... все это случилось так неожиданно!

– Для меня тоже.

– Я так надеялась, что утром вы ни о чем не вспомните... – На ее губах затрепетала робкая улыбка.

Доминик перевел дыхание, ему стало немного легче.

– А я, когда утром открыл глаза, решил, что видел сон... чудесный, упоительный сон. – Его пылающий взгляд погрузился в ее глаза. – Я не хотел причинить тебе боль, – низким, рокочущим голосом произнес он.

– Конечно, я понимаю. – Оливия не кривила душой. Ей и вправду ничуть не было стыдно, оттого что все это случилось у нее именно с ним. А если уж быть совершенно откровенной, она просто не могла себе представить, чтобы па его месте оказался кто-то другой. Вот и сейчас, достаточно было только мыслями вернуться к прошлой ночи, и сердце ее вновь заколотилось. – Доминик, – беспомощно пролепетала она, – разве так уж необходимо говорить о том, что произошло?