Не та девушка - Илана Васина

большой дозой крепких напитков, говорит много и невпопад, щедро осыпает оскорблениями, где одно изощреннее другого.

Он наверняка сознает, что увидимся мы нескоро, если вообще когда-нибудь доведется. Шанса ущипнуть, уязвить посильнее может потом не представиться, поэтому он пользуется случаем вовсю.

Я вполуха слушаю его брань, сама же лихорадочно ищу выход. Прокручиваю в голове десятки комбинаций. Несмотря на кипящий внутри, едва сдерживаемый гнев, пропускаю каждый вариант сквозь призму вероятных последствий. Ни одной приемлемой альтернативы не вижу.

Я достаточно пожила в доме советника по межрасовым отношениям, чтобы понимать: если он пострадает во время визита к эльфам, будет война. Почем зря погибнут люди и эльфы. Если же не сделаю ничего, отпущу Фрёда с миром, мама в муках умрет, а он продолжит творить злодеяния.

Я всю жизнь избегала насилия. Никогда не думала о нем, как о способе решения проблем. Всегда казалось, лучше я сама пострадаю, чем подниму на кого-то руку.

Однако сегодня, после того, как отчим обнажил свои намерения в адрес мамы, ловлю себя на остром желании приблизить его кончину… Ну почему, почему у него сердце не разорвётся? Само, без моей помощи, аккурат по прибытии домой?!

Совесть, тут же спохватившись, давит на больное: «Желаешь Гретту круглой сиротой оставить?»

— Не желаю, — парирую глупый аргумент. — Всего лишь хочу, чтоб мама жила.

Сама не замечаю, как мысли выскальзывают наружу в виде слов. Фрёд каким-то чудом различает мой лепет и кричит, неуклюже размахивая руками:

— Можешь хотеть к бесам, сколько влезет! Только все равно будет по-моему. Я решил… Каждый её стон впитаю в себя, как твой.

Странные ощущения: беспомощность и всевластие. Сочетание несочетаемого. Магия во мне бурлит и клокочет. Ее так много, что едва через край не льется наружу, а воспользоваться ею не смею. Мозг чуть ли не скрипит от натуги в поисках выхода, но вокруг сгустилась тьма беспросветная, и решения никак не разглядеть. Все, что могу, — это выслушивать едкую ругань и угрозы.

— Господин, — после тихого стука дверь открывается, и в образовавшуюся щель робко просовывается кучерявая голова кучера. Свободной рукой он жмет к груди плохонькую шапчонку. — Карета подана. Изволишь спускаться?

— Вооон! — с ненавистью рычит Фрёд.

Хоть слуга и исчезает со скоростью ветра, его хозяин еще с минуту сердито качает головой и неугомонно расхаживает по комнате. Затем что-то вдруг втемяшивается в воспаленный мозг Фрёда, и он кидается ко мне.

Мне бы выскочить за дверь, буквально в паре метров расположенную, но от неожиданности не успеваю среагировать. Едва поднявшись со стула, оказываюсь зажата в угол высоким, крупным мужчиной. Расставив ноги пошире, своим телом в шаге от меня он полностью загораживает выход.

Он выглядит отчаявшимся и совсем не похож на себя, обычно ухоженного и лощеного. В грязной, помятой рубашке, с густо отросшей щетиной, с воспаленными веками, пахнущий перегаром, сверлит меня взглядом и умоляюще бормочет:

— Милая моя… Хорошая моя… Глупышка боязливая… Едем со мной! Твоя мать мне вовек не нужна. Разведусь, и пусть отправляется на все четыре стороны! Если у меня будешь ты, зачем мне другие…

Он, похоже, окончательно тронулся, раз верит, что на такое соглашусь! Едва дыша, вжимаюсь в стену. Необузданный страх от его близости вкупе с растерянностью парализуют, не давая нормально соображать.

Судорожно перебираю в голове заклинания, ищу такое, что сильно не навредит и не покалечит безумца, как вдруг справа от меня… от нас раздается знакомый голос с жесткими, металлическими оттенками:

— Советую немедленно отойти от моей дочери, если не желаешь оскандалиться на все королевство.

Глазам своим не верю! В открытом дверном проеме стоит старейшина Финдис, то есть… мой отец! Я так рада его видеть здесь и сейчас, что на глаза наворачиваются слезы облегчения.

Перевожу взгляд на Фрёда. Он весь белый от злости. Собирает себя кое-как в кучку. Выпрямляется — теперь он надо мной не нависает. Зато так пристально смотрит на мой рот, будто силой взгляда пытается сорвать с моих губ согласие на свою недавнюю мольбу.

Я мотаю головой. Никуда с тобой не поеду! Ни за что!

Отступив от меня, слегка пошатываясь, отчим холодно заявляет:

— Что же… Прекрасно. Я все сказал. Мне больше нечего добавить, — направляется к порогу и тут же вынужденно останавливается.

На сей раз уже Финдис, стоя в проеме, загораживает проход. Когда старейшина заговаривает, его голос звучит мягко и вкрадчиво, как кошачьи лапки по полу:

— Ты, возможно, не слышал обо всех эльфийских законах…

— Мне нет дела до вас, — небрежно отмахивается Фрёд. — Разговор окончен. В сторону!

— С тех пор, как я признал Ханну своей дочерью, ее мать официально стала частью моей семьи и теперь находится под моей защитой.

— И? — пренебрежительно фыркает отчим, передернув плечами. — Моя жена в моей власти. У себя в замке что хочу, то и творю. Что ты мне сделаешь из своего Даэрониса? Наколдуешь плохую погоду?

— У нас, эльфов, свои законы, — повторяет Финдис. В его лице, как в зеркальном отражении разглядываю знакомое, упрямое выражение. — Заберешь жизнь члена моей семьи — и я сделаю то же. Жизнь за жизнь — так у нас принято, ты уж не обессудь! Я слышал, у тебя осталась дочь от первого брака… Ее зовут Гретта, кажется?

— Не посмеешь! — от откровенного страха тонкие губы мгновенно бледнеют и мелко дрожат вместе с подбородком.

— Моя задача — предупредить, дабы возмездие не показалось тебе несправедливым или неожиданным. Судьбу своей дочери решать тебе.

— Ты не сможешь… У тебя нет власти в моем поместье… Я там царь и бог. Я, не ты!

— Вспомни. Совсем недавно в своем замке ты лишился своей падчерицы и редкого артефакта. Так ли много у тебя власти, как ты думаешь?

Глава 57

— Жива твоя мать, жива! — голос прорицательницы Таурэтари неожиданно звонкий и выразительно-мелодичный. Похожий на теплый, весенний ветерок: и бодрит, и ласково согревает. От ее слов становится уютно, несмотря на тоскливое какое-то окружение, в котором она принимает посетителей.

Мы сидим на колючих, еловых ветках в полутемной хижине конусообразной формы, разделенные невысоким, сильно дымящим костерком. Судя по резкому запаху, она бросила в огонь одурманивающие травы, от которых меня вот-вот разморит, несмотря на отчаянные попытки зацепиться за улетающий самоконтроль.

— Вижу вашу с мамой встречу. Совсем скоро, и двух недель не пройдет. Не такую, что в последний раз тебе сердце рвала, — она слегка поджимает полные губы и перебирает блестящее монисто на лебединой шее. — Настоящую встречу. Говорить с ней будешь. Ты, главное, мать береги. Она слишком