Демченко Оксана - Оксана Демченко

  Моя жена, моя Шеула, самое светлое и доброе существо, в котором я не вижу и тени зла, недавно зарезала махига, пытавшегося убить девочку - сакрийку. Зарезала спокойно и уверенно, не меняясь в лице. Вытерла нож и сказала: он был бешеный, теперь никому не навредит. И так же спокойно осмотрела свою руку, распоротую до локтя ножом этого обезумевшего от жажды мести существа... Одиночки, похоронившего семью и пожелавшего уничтожить всех бледных. Шеула не жалела ни его, ни себя, ни меня, исполняя то, что сочла необходимым. Мои соплеменники называют это дикостью. Не знаю... Уничтожать целые племена во имя золота - достойно, а убивать отдельных людей - недопустимо. В здешней дикости есть огромная и для меня непосильная жестокость к себе самим. Безжалостность, запрещающая бояться и проявлять страх. Быть слабым и прятаться за чужие спины. Каждый из них стоит лицом к миру и смотрит своими странными глазами, звериными, малоподвижными, пристальными. Каждый непредсказуем, как северный медведь. Словно они рождаются взрослыми и в то же время так и не узнают до самой смерти, что в мире существуют добро и зло. Для них нет двух чаш и равновесия, потому что нет тьмы и света. Есть жизнь, величайший закон мира. И они - живут... А я только смотрю и пробую учиться.'

  Рёйм Кавэль, 'Размышления о душах'.

  Гуха успели найти живым только благодаря фермеру из непризнанного еще стариками рода дуба. Потоптавшись и покивав вслед сыну вождя, бледный занялся своими делами. Но время от времени он настороженно поглядывал на улицу. И, когда обещанные полчаса растянулись до полутора, когда колокол на университете подтвердил: нет ошибки в учете времени, фермер решительно отставил плетеную корзину с зерном. Позвал младшего сына - одному идти к дому вождя как-то неловко - и зашагал широко, даже несколько поспешно в сторону улицы Секвойи. Встретил на полпути Джанори и излил свои сомнения ему, как привык делать за долгие годы не только он, так поступали едва ли не все бледные поселка...

  Джанори не успел ничего ответить: с некоторых пор неразлучный с гратио Банвас стоял рядом, все слышал и тотчас взревел в голос, оповещая о происходящем всех без разбора. Залаяли собаки, хозяйки прильнули к окнам, а затем и захлопали дверьми, на всякий случай высматривая детвору - все ли рядом и все ли целы. Дети стайками стали собираться и перекликаться, бросив игры. Подошли воины, выслушали и бегом, не мешкая, повторили путь Чара и Гуха до лощины. Ученика Маттио нашли за ручьем, в ельнике, лежащего ничком в луже крови. Порадовались единственному, что вызывало надежду: дышит, пусть редко и так слабо, что пух у ноздрей едва вздрагивает - но ведь дышит... Раненого понесли в поселок. Охотники немедленно занялись осмотром леса. Нашли след копыт, ведущий к западу и довольно скоро поймали лошадь, усердно выщипывающую мох с крупного древесного корня у заводи чуть ниже переправы. Ручей Типпичери здесь разливался небольшим озерком, а далее к морю тек лениво и медленно, довольно глубокий, хоть и узкий, зажатый берегами. Привязанная на короткую веревку лошадь изрядно затоптала берег, что не помешало охотникам разобрать следы двух человек и уверенно указать: их ждала лодка, маленькая, легкая. Может быть одна, а может - две, этого понять нельзя.

  Ближе к вечеру у дома вождя уже стояли два связанных по локтям махига, те самые, кто осматривал северный лес, но не заметил в нем коня и людей. Старший из воинов, это знали все, был сыном сестры вождя Ичивы. И старики, и даже бледные столицы слышали: он много раз сетовал на то, что власть досталась вымирающему племени гор, что Магур принимает решения, хотя его народ мал и слаб, а Даргуш поддался старику и своего голоса не имеет.

   - Но пойти на сговор с людьми моря... - недоумевал вождь, глядя мимо пленных, на запад. - Что они пообещали? Я не в силах поверить в окончательное предательство зеленого мира. Все, кто помнит вторую войну, помнят и ваше в ней участие, достойное махигов.

   - Войнам конец. Мирный договор уже подписан, это я сказал, истинный воин рода секвойи, - гордо вскинул голову старший из пленных. - Надо принимать новые времена. Там, за морем, короли - и нам требуется король. Там сила - и мы покажем силу. Ты полагаешь себя победителем, боковой побег большой семьи, задушенный рощей старых кедров? Зря. Огонь очистит лес! Сюда идет наставник Арихад и с ним воины огня. Развяжи нас и склонись перед неизбежным.

   - Они утром были у пещер и ничего не знают о судьбе ранвари, - вздохнул Магур, избегая смотреть на воинов. - Короли... Сколько надо выпить настоя на грибах, чтобы вслух и при всех признавать предательство и полагать себя умными и правыми! - Пожилой махиг развернулся к воинам и, глядя в упор на старшего, спросил: - Где мой внук?

   - Это условие договора о мире, - с нездоровым блеском в глазах и столь же пугающей радостью в голосе ответил пленный. - Один из махигов должен жить на берегу бледных, и это мудро! Мы отдали самого достойного. Он в полной безопасности, с ним будут обращаться, как с послом. Знатным послом, все же дед его был великим вождем из рода секвойи! Честь оказана ему!

   - Что же не отправил своего сына? - уточнил вождь, своим неизменно ровным тоном хотя Магур видел, чего стоит приемному сыну спокойствие.

   - Король Арихад избрал его наследником власти, - гордо выдохнул пленный. - Пусть я умру, меня не страшит эта участь, но род секвой и больших елей пребудет у власти и приведет зеленый мир к расцвету.

  - Самое худшее то, что Шеула до сих пор без сознания, - отворачиваясь и давая знак увести пленных, пробормотал Магур. - Поспешили мы с лечением Утери... но и медлить было невозможно.

   - Мы не убоимся пыток и не скажем того, что причинит вред договору! - выкрикнул второй пленник, молчавший до сих пор.

  Все больше людей собиралось у дома вождя, в толпе шуршали невнятным шепотом пояснения для тех, кто еще не знал самого худшего. И пленные слышали слово все чаще и громче повторяемое с отчетливым презрением, режущее слух и оскорбительное, вовсе не похожее на то, чего они ждали: 'машриг'. Так мавиви в первую войну назвали худших из людей моря, тех, чья душа - холодный пепел, не способный уже возродиться даже огнем. Мертвый, как прокаленная большим пожаром земля, в которой погибли все семена грядущего. Много слез над такой приливает дождь, чтобы дать ей новую надежду.

   - Мир на все времена нерушим! - начал старший из пленных, озираясь в поисках поддержки и возвышая голос. - Мы принесли мир! И даже наша смерть станет...

   - Смерть? - тихо удивился вождь. - Зачем? Старый закон, отвергнутый вами, не так уж плох. Мы всего лишь изгоняем предателей. Лес велик и он решает, карать или миловать, принимать или отторгать. Вас проводят до перевала в северных горах. - Вождь так и не удостоил взглядом связанных. - Без оружия. Без одеял. Без огнива и запаса пищи. Каждому следует помнить: мы люди леса, и на этом берегу властен наш закон. Здесь нет королей и, надеюсь, не появятся.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});