Евгения, или Тайны французского двора. Том 2 - Георг Борн

Бачиоки взял приказ, он победил! С безмолвным поклоном он вышел из комнаты и отправился к Инессе. Получив письмо и вид торжествующего Бачиоки, инфанта догадалась, в чем дело: она попала в немилость из-за низких и недостойных интриг этого плута. Ей приходилось оставить Тюильри, потерять свое влияние и уступить поле битвы графу Бачиоки.

— Никогда! — вскричала Инесса. — Никогда! Хотя я сама для себя и желала бы уклониться от этого круга, но не должна этого сделать! Мне надо выполнить задачу, которую я не должна забывать! При всей своей ненависти к этим плутам, я должна по дружбе к Долорес и по долгу спасти ее, должна остаться здесь и исправить, насколько возможно, мой проступок! О, я знаю твои мысли, хитрый корсиканец, желающий подчинить государя и государыню, жертвующий всем для своих целей! Я не отступлю, хотя моему самолюбию тяжело бороться с чувством дружбы к Долорес. Ты думаешь, что ты меня устранил? Рассчитываешь на то, что моя гордость не допустит мне примириться! Глупец! Женщина, которая сознает, что должна исправить свою вину, побуждаемая самым благородным чувством — дружбой, готова перенести все и перехитрить тебя! Твои интриги скоро будут уничтожены, надежды разрушены! Не спеши хвалиться устранением честного сердца! Конечно, труден для меня будет этот шаг после подобного письма, и ты, придворный лакей, хорошо знаешь это; но Инесса переборет себя и сделает его! Может быть, она бы не решилась, может быть, она позволила бы тебе торжествовать победу над ней; но она не сделает этого в силу дружбы, в силу сознания своей вины! Постой же, могущественный Бачиоки с черной душой, Инесса имеет еще обязанность в отношении императрицы и народа не уступать тебе. Иначе падение и проклятие приблизятся к Тюильри! Инесса знает, что ты не брезгуешь никакими средствами для достижения своей цели, она теперь знает тебя вполне, видит насквозь твою грязную душу, которая не отступит ни перед каким преступлением! Как ты, так и я хочу власти, но ты действуешь злом, а я буду действовать добром! Я чувствую в себе довольно силы во что бы то ни стало спасти бедное существо, которое ты преследуешь из-за каких-то целей. Горе тебе, если ты меня заставишь употребить против тебя твое же оружие! Я ненавижу тебя, как только ненавидят и презирают преступление! Ты используешь ссылку, меч и яд, чтобы иметь перевес!

— Око за око, граф Бачиоки! Ты во мне встретишь равносильную противницу, и если мне придется употребить низкие средства, то это твоя вина! Горе тебе, когда пробьет твой час, горе и мне, если я из сострадания сделаюсь преступницей! Я могу следовать только движению моего сердца! Долорес, чистое, как ангел, существо, которое я, к несчастью, поздно узнала, только ради тебя я решилась на все! Ты не знаешь, что может сделать дружба! Я все подчиню себе, подчиню и тебя, граф Бачиоки! Я привлеку тебя к себе, — продолжала Инесса, — обману тебя, употреблю все средства, какие только во власти женщины. Любить я могу только Долорес!..

Какие чувства явились в ней! Какая любовь вдруг вспыхнула в той, которая пала . жертвой низкого преследования! Она говорила себе, что Бачиоки обвинил ее в измене и что обвинение может только относиться к ночному посещению графа д'Онси; уничтожить это обвинение она не могла, зная хитрость графа Бачиоки, хотя в сущности была вполне невинна. Если бы она возразила что-нибудь императрице против этого, то обвинение только бы возросло. Она думала другим способом достичь своей цели, она прошла такую школу, которая принесла ей громадную пользу…

Когда инфанта вошла к императрице, Евгения отвернулась.

Инесса предвидела это, она остановилась в глубине комнаты и ожидала первого слова Евгении.

— Получили вы мое приказание? — холодно спросила Евгения.

— Через графа Бачиоки.

— Мы покончили с вами счеты! Мне уже надоело видеть около себя людей, которым нельзя верить! Я глубоко доверяла вам, когда граф д'Онси…

Инфанта видела, что не ошиблась.

— Когда граф д'Онси получил от меня тайное поручение… Я хотела спасти этого несчастного, — продолжала Евгения, — зная, что под его именем скрывался принц Камерата…

Инесса не обнаружила удивления при этих словах; она играла роль посвященной во все тайны.

— Выслушайте меня, — умоляла она, падая к ногам императрицы. — Не выгоняйте меня, не выслушав…

— Мне интересно знать, что вы скажете, инфанта.

— Граф Бачиоки сообщил вам, что я разгласила о посещении генерала…

— Разве это неправда?

— Я не отвергаю, я сознаюсь.

— А… расскажите, инфанта.

— Когда молва о посещении генерала всюду распространилась, то я объявила, что он приходил ко мне…

— Как! — вскричала Евгения. — Так думают…

— Что я злоупотребила вашим доверием и приняла графа д'Онси в этих покоях. Вы жестоко наказываете меня, удаляя от себя.

Императрица с удивлением посмотрела на стоявшую перед ней на коленях инфанту.

— Так ты пожертвовала собой…

— Чтобы устранить всякую опасность, прекратить всякую молву; спросите графа Бачиоки.

— И ты не знала, что посетитель был принц Камерата!

— Клянусь всеми святыми, нет!..

— В таком случае император мне может простить эту поспешность, — сказала Евгения, поднимая инфанту и горячо пожимая ей руку. — Теперь я все понимаю, я поступила несправедливо с тобой…

Евгения чувствовала великодушие инфанты, она была восхищена жертвой Инессы, оставалось заставить молчать того, кто, как сообщил Бачиоки, разгласил о своем ночном посещении Тюильри. Императрица обняла инфанту.

— Ты не должна страдать от последствий, — сказала она, — уничтожь мое письмо и прости меня! Ты останешься при мне. Я выхлопочу у моего супруга прощение, которое ты тысячу раз заслужила. Пусть эти слова, сказанные от чистого и любящего сердца, облегчат твою печаль! Ты пристыдила меня. Только гнев и ненависть я чувствую теперь к тому, который хвалился тем, что посещал мой будуар. Не старайся защитить его. Мщение обманщику!

— Действительно ли он виноват? — спросила медленно и резким тоном Инесса.

— Только он и никто другой! Он или ты! Кто же другой мог изменить? О, Инесса, я завидую тебе — ты не любишь ни одного мужчины, — сказала императрица с рыданием и упала на грудь инфанты. — Я начинаю их презирать и ненавидеть!

XXIV. БЕЛЬВИЛЬСКАЯ ОТРАВИТЕЛЬНИЦА

Большой квартал Парижа, ограниченный теперь улицами Мексики и Пуэблы и крепостными верками, был в то время, к которому относится наш рассказ, жалким предместьем. Его называли Бельвиль.

Вблизи него, там, где в настоящее время расположен парк Les Buttes Chaumont, находилась пустынная площадь, окруженная немногими домами и служившая прежде лобным местом Парижа.