Совесть - поиск истины - Пётр Успенский

202

П. Д. Успенский

-- Халло, Уайт, заходите сюда, -- закричала компания из бара. Его познакомили с минерологом, и в тоже время черт перекинулся в довольно объемистую рюмку виски с пиконом и очутился в руке у Лесли. Лесли с недоумением посмотрел на рюмку, но выпил. -- Нет, благодарю, -- сказал он, когда ему стали наливать другую. Пить ему не хотелось. Но минеролог его заинтересовал. Это был маленький, черный как жук, человек, сразу расположивший его в свою пользу сингалезскими анекдотами. Вся компания пошла в столовую. Черт забежал вперед и превратился в тарелку черепахового супа, ставшую перед Лесли. Полковник обедал в городе и на его место сел минеролог. За разговором Лесли кончил суп и в честь гостя велел подать бутылку вина. Черт воспользовался этим и превратился в майонез из раков. Он имел очень аппетитный вид, и Лесли положил его себе гораздо больше, чем позволяло благоразумие. Белое вино со льдом уничтожило ощущение, что майонеза было слишком много, а черт к этому времени превратился в жареную рыбу с очень замысловатым соусом. Когда Лесли кончал свою порцию, я заметил, как черт, пошатываясь и держась за голову, отошел от стола. Подали бифштекс из черепахи, потом жареную утку с салатом. И все это, конечно, был черт. Хотя черту это и не легко доставалось, но он, очевидно, решил доконать Лесли. А Лесли, у которого никогда не было никаких неприятностей с желудком, ел все, что перед ним ставили, тем более, что он еще чувствовал разочарование в жизни, когда вспоминал о Маргарет. Черт превратился в жареную баранину с каким-то кислым соусом. Потом в индюка, жареного с ветчиной, потом в пудинг, потом в сладкий крем; потом, совершенно непонятно почему, после сладкого, в горячий поджаренный тост с икрой. Вообще на столе проходило обычное нелепое цейлонское меню из полутора десятка довольно скверно приготовленных блюд, все почему-то одинакового вкуса, но с очень большим количеством острых приправ, больше подходящих для полюса, чем для экватора. Затем, очевидно, уже из последних сил черт превратился в миндаль, синий изюм и в очень острый и жгучий "индийский десерт", фрукты сахаром с имбирем, -- и, наконец, стал перед Лесли в виде чашечки кофе. Хотя Лесли был и очень здоровый человек, но даже он почувствовал тяжесть во всем теле. Минеролог ехал в город. Два других соседа Лесли шли неподалеку играть в бридж. Он оставался один. -- Ну, вот и отлично, подумал он лениво, -- пойду работать. Он встал, но после почти незаметного колебания, пошел не к себе в комнату, а на веранду. -Нужно выпить соды, -- сказал он себе. -- Большую виски с содой, -- сказал он бою. На закрытой стеклянной веранде, в низких креслах с длинными ручками, на которые можно было класть ноги, дремало четыре человека с вчерашними газетами. Лесли набил трубку и взял газету. Принесли виски. Он отхлебнул из стакана, выпустил несколько клубов дыма и зевнул. О

203

Совесть: поиск истины

чем-то ему нужно было думать, но мысли ползли в голову ужасно лениво. -- Завтра я все это соображу, -- сказал себе Лесли. Еще через полминуты он лениво положил погасшую трубку на столик. Потом он повернул голову набок, глубоко вздохнул, и еще через полминуты его дыхание уже стало совершенно ровным. Лесли спал. А на ручке кресла, не желая все-таки отойти от него, висел черт, совершенно прозрачный и мягкий, как пустой пузырь, из которого выпустили все содержимое.

-- Видишь, -- сказал дьявол, -- вот она наша жизнь. Это ли не самопожертвование? Подумай, ведь, бедный черт должен следить за каждым его шагом, не оставлять его ни на одно мгновение, чуть не ежеминутно предоставлять ему себя на съедение, доходить вот до такого состояния и в результате все-таки рисковать его из-за каких-нибудь глупых фантазий. Ну, что, разве кто-нибудь из вас был бы способен на что-нибудь подобное? А что бы с вами было без нас? -- Не буду спорить, -- сказал я. Вижу, что вы вкладываете много усилий и изобретательности в то, чтобы держать нас в своих руках. Но я не верю, чтобы такие простые средства действовали долго. -- Они действуют со времени Адама, -- скромно сказал дьявол. И их главное достоинство заключается именно в том, что они очень просты и не вызывают подозрений. Люди в этом отношении разделяются на два разряда. Одни не предполагают опасности с этой стороны. Даже, когда им говорят, они не хотят видеть ее. Понимаешь, им даже смешно думать, что завтраки, обеды и ужины могут иметь какое-то отношение к их "духовному развитию", мешать ему и останавливать его. Им кажется оскорбительной сама мысль о такой зависимости духа от тела, они из самолюбия не могут допустить ее и не желают считаться с этим. По их мнению, одна сторона жизни идет сама по себе, а другая сама по себе. Конечно, вследствие этого, как все люди, обманывающие себя, они уже нации. А другие, наоборот, кусочком мозга поймут, где опасность, но сейчас же ударяются в противоположную крайность. Начинают проповсдывать воздержание и аскетизм и доказывать, что это хорошо само по себе и угодно Богу, и высоко морально, и тому подобное. При этом обыкновенно они не столько следят за собой, сколько за своими ближними. Это наши любимые сотрудники. -- Пускай даже так, -- сказал я. -- Но все-таки я уверен, что Лесли Уайт, раз уж он заинтересовался йогой, доберется до суги дела. Дьявол, видимо, со злобой стукнул ногой с копытом о камень и из скалы вылетел целый сноп искр. -- Ты прав на этот раз, -- сказал он. -- Лесли добрался до суги дела, и, что еще хуже, он нашел пути сношения с другими такими же сумасшедшими. И теперь это создало для него очень опасное положение. Я расскажу тебе, как это вышло.

Началось все с того, что, проезжая на юг Цейлона, он опять заехал в тот буддийский монастырь, где вы с ним познакомились. Ну

204

П. Д. Успенский

вот, ты знаешь его привычку во все совать нос. Расспрашивая о жизни монахов, он заинтересовался вопросом, что они едят, как едят, когда едят. И когда ему рассказали, что,согласно правилам для буддийских монахов, они ничего не едят после полудня, он весь так и загорелся:

почему это так? В конце концов он решил попробовать такой режим на себе. И теперь он питается рисом и фруктами и ест один раз в день. А это очень опасная игра. Но еще хуже другое. У него явилась мысль, что он не один. А ты знаешь, что когда у человека явится эта мысль, он очень скоро найдет подтверждение. Кончилось это тем, что он узнал о существовании цепи. Говоря иначе, произошло то, что ему обещал старик-индус, что среди темной ночи он увидит огоньки людей, идущих в один храм, на один праздник. Ну, а это уже, знаешь, скверно. Я в этот бред не верю. Но людям это очень опасно, особенно таким, типа Лесли Уайта, которые не удовлетворяются хорошими словами и добрыми намерениями. Я-то знаю, что это за праздник. Все эти люди идут к собственной гибели; летят, как бабочки, в огонь. Я уж это говорил тебе. И ты понимаешь, их собственная гибель еще туда-сюда, хотя мне и их жалко. Но ведь они за собой и других тащат. Вот что ужасно. Я не верю ни в какую мистическую цепь, ни в какой храм, но я должен сказать тебе, что пробуждение каких-то стремлений в этом направлении меня пугает. И в конце концов мне придется прибегнуть к экстренным мерам, тоже довольно старым, но взять их на этот раз в более сильной дозе. -- Что же это за меры? -- Ну, это я тебе теперь не могу сказать, я и так разболтал тебе слишком много. Скажу только, что это -- ставка на благородство. И в этой игре я еще ни разу не проигрывал. -- Да, откровенно говоря, меня удивило, что ты так разоткровенничался со мной, -- сказал я. -- Ведь я же могу все это рассказать людям. Дьявол рассмеялся неприятным дребезжащим смехом. -- Можешь рассказывать, сколько хочешь, -- сказал он. -- Тебе никто не поверит. Потомки животных не поверят, потому что это им не выгодно, а потомки Адама не поверят из великодушия. Они решили, что во чтобы то ни стало, считать потомков животных равными себе или даже самих себя считать потомками животных. Ну, а кроме того мое экстренное средство надолго остановит всякие разговоры. Теперь прощай!

Очевидно, дьявол меня хотел поразить на прощание. Он вдруг стал расти и подниматься. Скоро он стал выше слона, потом перерос пагоды. И, наконец, стал огромной черной тенью, перед которой я почувствовал себя маленьким, как это бывает иногда среди гор. Черная Тень двинулась, я двинулся за ней. И на равнине Тень стала еще больше, поднимаясь до неба. Потом за спиной Тени протянулись два черных крыла, и Тень начала отделяться от земли, постепенно закрывая все небо, как черная туча.

С этим впечатлением я проснулся. Лил проливной дождь. Небо

205

Совесть: поиск 'ютилы

было затянуто серыми тучами, и по склонам гор разбегались обрывки туманов, сгущаясь опять в каждой ложбинке. Я чувствовал себя усталым, разбитым и больным. Постояв некоторое время на веранде, я решил, что никуда я не пойду, ничего смотреть не хочу и поеду обратно. Все равно под этим дождем идти к храмам было невозможно, и потом теперь дне.У( пещеры меня содеем не интересовали. Я чувствовал, что они будут пустые. Пока мой возница запрягал лошадей в тонгу, я собирал свои вещи, и почему-то мне хотелось скорее уехать отсюда. О своем сне к мало думал. И я не мог даже сказать, был ли это, действительно, сэн, или я просто фантазировал от скуки во время бессонницы... Потом мы поехали опять с горы на гору, над пропастями, где далеко внизу чернели развалины, остатки водопроводов и водоемов; проезжали сквозь ворота мертвых городов, окруженных стенами -- и с домами, внутри которых растут деревья; проехали Даула-табад с его крепостью на круглой скале, похожей, по выражению Пьера Лоти, когда-то в этих местах, на недостроенную вавилонскую башню и с башней-минаретом, в которой живут теперь дикие пчелы. А на станции я узнал приятную новость, что размыло пути и что мне придется ждать неизвестно сколько времени, пока его починят. В результате я просидел там три дня. Но это уже относится к удовольствиям путешествия по Индии в сезон дождей. Вскоре после этого я возвращался из Индии, и по дороге в Европу меня настигли вести о войне. А в октябре в Лондоне я еще раз видел Лесли Уайта.