Собрание сочинений в 2-х томах. Т.II: Повести и рассказы. Мемуары. - Арсений Несмелов

Что мне было делать, несчастному? Утопающий хватается за соломинку: я приказал оседлать коня и в сопровождении вестового поскакал по госпиталям, чтобы предупредить возможность поступления жалоб.

III

Недели через две после всего этого из штаба корпуса приказали мне произвести дознание по какому-то делу, помнится, уголовному. По ходу следствия надо было допросить одну из местных жительниц, крестьянскую девушку, проживающую в глухом углу нашего корпусного тыла.

Деревенька, в которой жила свидетельница, находилась за обширным лесом, принадлежавшим какому-то польскому графу.

Вот в один из дней, поутру, я и отправился в нужное мне место. На этот раз, так как стоял жаркий июль и путь был неблизкий, я поехал не верхом, а в экипаже, в двухместном драндулете. До леса от Новой Георгиевки было верст шесть или восемь, и наконец мы под полуденным зноем добрались до его опушки и въехали в тенистую аллею лесной дороги.

Говорить ли о том, как приятно после солнцепека оказаться в лесной душистой прохладе, среди протяжного шума ветвистых, могучих деревьев? Давно уж я не бывал в лесу, давно не леживал на прохладном, влажном мхе, давно не слышал щебета птиц… А тут, на этой лесной дороге, точно и войны нет и никогда не бывало, точно я в Серебряном Бору под Москвой…

И я велел моему Полину остановиться, — Полин был мой денщик, я его взял с собою в поездку.

Полин Степан Парфеныч — худенький мужичишка из-под Владимира, но с пышными усами, которые он носил а-ля Вильгельм, чем почему-то ужасно возмущал коменданта, — возражений на мое приказание не сделал, хотя возражать любил и, по правде сказать, обычно мне на пользу.

— Так точно! — сказал он. — Нам ведь не на пожар, а лесные воспарения понюхать надо. Тпру ты, черт! Полежите, ваше благородие, отдохните. А я повозку с лошадкой за кусты уведу, пусть и конь пощиплет чего ему надобно.

Я сошел с дороги и лег в густой прохладной тени за кустом ольхи. И только лег, как от запахов лесных, от прохлады и от протяжного шума ветровой волны, несущейся по верхушкам деревьев, мною стали овладевать томность и дрема. Так хорошо было лежать, наслаждаться полным покоем, молчать, слушать, думать, что я с трудом принудил себя ответить Полину, когда он крикнул мне, что в лесу грибы и он пособирает их.

— Славную поджарку соорудим в деревне, — пообещал он. — Со сметанкой, ваше благородие!

— Ладно, собирай, — и я опять погрузился в дрему.

Не помню, сколько времени я так лежал, сколько его прошло, когда мое ухо уловило неподалеку от себя хруст валежника. Кто— то шел на меня и вдруг остановился; постоял с полминуты и пошел назад — ибо хруст возобновился, но стал затихать.

«Это Полин, собирая грибы, набрел на меня и, думая, что я сплю, и не желая будить, пошел назад, — вяло подумал я. — Но уже пора ехать дальше, довольно валяться!» — и я, сев на землю, закричал по направлению затихшего хруста:

— Полин!

— Я, ваше благородие! — тотчас же ответил он, но совсем не оттуда, где, как думал я, он должен был быть. — Отдохнули? я грибов уйму насобирал: и боровики, и подосиновики — какого угодно сорта… Расчудесная поджарка выйдет.

И он вышел ко мне.

— Ты не подходил сюда?

— Никак нет, не подходил.

— А кто же тут валежником хрустел?

— Да кому же тут хрустеть? Разве зверь, барсук, скажем. Лес глушущий, ваше благородие.

— Ну, черт с ним. Поехали!

— Так точно. Чудесно будет по лесному холодку ехать.

И он стал выводить лошадь на дорогу. Конь потянулся к луже, оставшейся после прошедшего недавно ливня и пересекавшей дорогу.

— Балуй! — прикрикнул на него солдат. — Не поили тебя с утра, что ли, чтобы всякую заразу пить? Потерпишь до деревни! — И вдруг крикнул мне: Ваше благородие, а ведь тут женщина проходила. Не она ли вас побеспокоила? Свежий совсем след.

Я подошел и стал рассматривать след, четко отпечатавшийся на сырой земле у края лужи. Да, это был оттиск женской обуви.

— Видать, сестрица прогуливалась с кем-то! — многозначительно ухмыльнулся Полин.

— Мужских следов не видно, — заметил я.

— А может быть, и одни шли, — охотно согласился денщик и предложил мне садиться в драндулет. И мы покатили дальше.

Минут через двадцать неспешной езды мы наехали на дом лесника, о существовании которого я уже знал из данных имевшейся при мне двухверстки: небольшой дом со службами — сараем, погребом, какими-то пристройками.

— Здесь коня попоим, ваше благородие.

— Хорошо.

Вылез и я из экипажа: новое место, новые люди — надо познакомиться. Ведь в штабе всё одни и те же надоевшие сослуживцы, а тут, может быть, и девушка окажется, — ведь был я в ту пору совсем еще мальчишка. А не девушка, так, может быть, просто стакан чаю предложат. И это недурно.

Но хотя наше прибытие не могло остаться незамеченным для обитателей дома, к нам навстречу никто не вышел. Я взошел на крылечко и дернул дверь за скобу. Дверь оказалась заперта. Постучался. Не открывают.

— Какого черта? Нет у них, Полин, другого выхода?

— Есть, ваше благородие. Со двора. Я уж сунулся было за ведром, но псы… прямо волкодавы!

— Вот как! — и я стал барабанить в дверь уже по-иному. Ведь я же все-таки начальство этих мест, черт их всех побери!

Наконец дверь была открыта, и на ее пороге предстал видный, крепкий, красивый старик с подстриженными по-польски усами, с подусниками. Выражение глаз было гордое и даже надменное.

— Цо пану треба? — ледяным голосом спросил он, глядя мне не в глаза, а выше их,

— Только напоить лошадь, — ответил я. — Пожалуйста, дайте ведро.

— Зараз. Я сейчас прикажу слуге принести ведро. Больше пану ниц не треба?

— Больше ничего; Простите за беспокойство.

— Тогда я прошу пана извинить меня, — старик с поклоном отступил от порога и закрыл дверь. Затем мы услышали, как щелкнул в двери ключ.

Мы с Полиным не могли не переглянуться.

— Видал? — спросил я.

— Так точно, видел. Гордый поляки, видать, из благородных.

— Хам он, а не из благородных.

Это конечно. Только я хочу сказать, не лесник он, а скорей лесничий: из господ. Я бы, ваше благородие, на вашем месте опять бы его вызвал и подлепертил для порядку. Стал бы, к примеру, о лесе расспрашивать, о происшествии, скажем, с женским следом. Кто, мол, тут с утра проходил или проезжал? У вас с ним разные разговоры могут быть.

— Ну его!.. Я уж его отпустил, теперь неудобно.

— Как желаете. Наше денщичье дело маленькое.

Тут белобрысый подросток лет пятнадцати вынес Полину ведро, и мой солдат занялся делом. А через десять минут мы опять катили к месту нашего следования.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});