Мендель - Борис Володин

«…Задача каждого данного опыта и заключалась именно в том, чтобы подвергнуть наблюдению эти изменения для каждой данной пары расходящихся признаков, соединенных в гибридных формах, и вывести закон, по которому эти признаки переходят из поколения в поколение».

Карточки… Карточки… Карточки… Десять тысяч карточек… Зерна: гладкие, морщинистые, круглые, угловатые, зеленые, желтые… Цветы с красным «язычком» в глубине лодочки и белой каймой… Цветы ярко-красные. Белые. Розовые…

Семь признаков — семь найтовых «unit of quality» выделил Мендель у садового гороха. Семь признаков — семь пунктов характеристики облика каждого растения. Эксперимент был разбит на множество серий. Готовя опыт, он придирчиво подбирал для каждой серии пары растений с четко различающимися контрастными признаками.

И — главное! — в первых сериях он следил за судьбой не Всех семи признаков сразу, а каждый раз за судьбой всего одного признака, гениально вычленив элементарное явление из мозаики, из хаоса событий, гениально заставив объект опыта односложно и однозначно отвечать ему только «да» или «нет».

Семь признаков, десять тысяч растений, десять тысяч карточек-паспортов и сотни пакетов с пересчитанными семенами, полученными от его «бастардов» — пакетов, на которых были продублированы паспорта.

Если бы хоть часть аккуратнейших листочков, заполненных каллиграфическим учительским почерком, могла бы попасть сегодня в руки историка науки, перед его глазами развернулась бы картина удивительной работы, и можно было бы уже не реконструировать в уме, а собственными глазами следить, как складывалась система анализа, как, когда и почему в голову Грегора Менделя пришла мысль заменить описание признаков растений абстрактным кодом «А, В, С, D, E, F, Q» и «а, Ь, с, d, e, f, g» и когда от наблюдения за судьбой одной пары признаков он перешел к наблюдению за двумя, тремя, четырьмя парами одновременно. А если он записывал и посторонние мысли, то, быть может, еще и о том, какую роль во всем этом сыграла двухвостая комета 1858 года — комета Донати, какие мысли навеяла… Но рабочие архивы Менделя якобы с молчаливого согласия племянника были сунуты в печку, и нам остается только пытаться представлять себе, как на протяжении восьми лет вечер за вечером он перебирал все новые и новые листочки, раскладывая их то так, то эдак в нескончаемом пасьянсе. Как сотни раз регистрировал в мозгу одно и то же непреложно повторяющееся, в общем уже известное, но впервые им учитываемое количественно.

Итак, при скрещивании признаки растений не «сливаются» и не «разбавляются».

У гибридов первого поколения признаки никогда не бывают «принципиально новыми». Каждый из них заимствован у одного из родителей. У потомков растений с красными и растений с белыми цветами — цветы красные. У гибридов Горохов, дававших желтые и зеленые горошины, зерна всегда желтые. Признак одного из родителей господствует; он то ли вытесняет, то ли подавляет соответственный признак другого.

Но в следующем поколении картина обязательно меняется. У части детей растений-гибридов иной облик: у них снова проявляются признаки «вытесненные», исчезнувшие, «отступившие», невидимые у гибридов-родителей — на них распустились уже не красные, а белые «бабушкины» цветы, а в бобах, кроме желтых, очутились зеленые зерна или морщинистые «под одной крышей» с гладкими.

И здесь Мендель отмечает то, что не зарегистрировали его предшественники.

…Признаки, «отступившие» у родителей, комбинируются с «родительскими» мозаично, случайно. Они не зависят один от другого. Окраска цветка унаследовалась от «бабушки», форма зерна — от «дедушки», а окраска зерна может быть снова «бабушкина». Эта «путаница» повторяется с потрясающей закономерностью. И чтобы определить эту закономерность, необходимо отойти, оторваться от конкретности цвета, формы, гладкости и морщинистости и искать язык логической схемы.

…Из всего рабочего архива сохранился лишь один-единственный, да и то пострадавший от чьих-то рук, лист с расчетами. Но известен итог: впервые в биологии для осмысления ее закономерности Мендель применил математическое кодирование.

Большими А, В, С, D, E, F, G он обозначил «доминантные», господствующие, подавляющие признаки; малыми а, Ь, с, d, e, f, g — «рецессивные», отступающие.

Мы не знаем сейчас, на каком этапе работы он пришел к осознанию целесообразности именно этого способа решения своей задачи. Мы не знаем, как он обрабатывал свои данные поначалу. Но он искал принципы процесса, а принципиальные схемы всегда абстрактны.

Логика физического наблюдения господствовала в работе бывшего помощника ассистента на кафедре Христиана Доплера, и каждый из выводов был сформулирован им с предельной завершенностью. Вот так:

«В этом поколении наряду с доминирующими признаками вновь появляются также рецессивные со всеми их особенностями и притом в ясно выраженном среднем отношении 3: 1».

Каждому из выводов предшествовали тщательные статистические выкладки. К статистике биология его времени тоже была еще не приучена.

Но зато она приучилась к ней позднее. Менделеву статистику изучали чуть ли не под микроскопом, и было отмечено, что данные его наблюдений абсолютно совпадают с логической схемой, с «вероятностным ожиданием». Отклонений удивительно мало! И семьдесят пять лет спустя его последователь, генетик Рональд Фишер высказал подозрение:

— А не обманывали ли Менделя садовники аббатства, которым он, наверное, поручил вести наблюдения? Не округляли ли они чисел, чтобы сделать патеру Грегору приятное?…

Несчастный патер Алиппиус Винкельмайер! Бедный патер Иозеф Линденталь!… На фотографии капитула святого Томаша Линденталь специально снялся рядом с Менделем; он демонстративно рассматривал цветок фуксии, который Мендель столь же демонстративно, дабы подчеркнуть, что он не просто монах, держал перед собою и тоже, словно впервые, изучал сквозь очки.

«Детальная реконструкция его (Менделя. — Б. В.) программы, — писал Фишер, — сталкивается, однако, с противоречиями. Серьезное и почти необъяснимое различие все же проявляется в одной серии результатов, где наблюдаемые цифры точно совпадали в отношении… какое ожидал сам Мендель, но которое значительно отличается от того, что нужно ожидать, если бы его теория была уже откорректирована, как это было сделано в позднейших исследованиях… Остается возможность того, что Менделя подвел некий ассистент, который знал слишком хорошо, что ожидалось от эксперимента».

Итак, суровый Фишер обвинил — нет, не Менделя, а тихих августинцев Винкельмайера и Линденталя — в фальсификации эксперимента. В 1936 году, когда Фишер произвел ревизию менделевской статистики, об их участии известно не было. Поэтому все возражения поначалу строились на том, что Мендель все эксперименты ставил сам, а его добросовестность — вне сомнений. Затем возникло предположение, что Мендель выпалывал «дефектные» экземпляры растений, которые вели себя «неподобающим образом» — например, если скрещивания у него не получались. Выпалывал с грядок и исключал из подсчетов. Такое объяснение было, например, использовано автором этих строк в повести «Боги Грегора Менделя»:

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});