Молоты Ульрика - Ник Винсент

Мотылек настойчиво бился в светильник. Аншпах подумывал было прихлопнуть его, но рукой он до него не дотягивался, а боевой молот как средство для истребления мотыльков не очень годился. Хотя поставить на такой способ избавления от назойливого насекомого можно. Аншпах только принялся рассчитывать, какие шансы у него и какие — у мотылька, когда появился Арик.

— Как проходит ночь, Брат Аншпах?

— Жарко и паршиво, Брат Арик.

Они стояли на ступенях у входа в капеллу боевых регалий Воинства Храма. За решетчатой дверью виднелись барельефы и фрески, изображавшие Вулкан, разрушение Блитцбейля, Скалу Фаушлаг, множество других образов из длинной истории Мидденхейма.

— Как дела у других? — спросил Аншпах, чтобы задержать Арика хоть на пару минут.

— Ничего интересного. Левенхерц стережет Часовню Павших. Драккен с Моргенштерном дурачатся в главном зале. Каспен с Эйнхольтом дрыхнут в оружейном притворе. Грубер на полном серьезе вышагивает на башне. Спокойная ночь.

Аншпах кивнул и вытащил из-под шкуры фляжку.

— Не освежишься? — предложил он. Арик поразмыслил немного и принял предложение.

— Приятная штука, — сказал он с признательностью, повернулся, сделал шаг, и тут его сапог задел что-то лежавшее на полу и отлетевшее в сторону. Арик отыскал и поднял увесистый металлический предмет.

Навесной замок.

— Давно он тут лежит?

— Кто его знает… — пожал плечами Аншпах, подходя к нему.

Оба разом обернулись к портику капеллы регалий. Железная решетка была открыта.

— О, нет. Покарай меня, Ульрик! — Аншпах рванулся к решетке, Арик мчался за ним. Они распахнули дверь и ворвались внутрь. Арик держал в руке светильник, и бестолковый мотылек все вился вокруг него.

Плита в углу святилища под огромной волчьей шкурой пустовала. Челюсти Ульрика, украшенная серебром реликвия, сделанная из клыков гигантского лесного волка в стародавние времена, величайшее из сокровищ Храма… Челюсти пропали.

Арик и Аншпах в ужасе бросились прочь.

— Вот я влип, — задыхаясь на бегу, выдавил Аншпах.

— Ты? Аншпах, это мы все влипли.

Заутреня. Пришел рассвет, горячий, клеймящий, неумолимый. В особой уединенной комнате раскаленного Храма Ганс внимал Верховному Жрецу Ар-Ульрику. На каждое указание он отвечал просто «Да, Владыка», «Нет, Владыка» или «Несомненно, Владыка».

— Зубы Ульрика, — говорил Верховный Жрец, и его дыхания не хватало, чтобы пересилить стоящую жару. — Из всех наших реликвий эта — наиболее значимая и ценная!

— Да, Владыка, — покорно произнес Ганс.

— Ее надо вернуть.

— Несомненно, Владыка.

Ганс усиленно разглядывал мух и жуков, ползавших по решетке оконца.

— Если мы будем вынуждены признать, что утратили реликвию, весь Мидденхейм падет духом. Горожане набросятся на нас, будут обвинять во всех бедах. Город захлестнет отчаяние. Люди всегда верили в знамения. Особенно в плохие. А это — худшее из возможных.

— Да, Владыка.

— Я могу дать вам два дня отсрочки этих бед.

— Владыка?

— Два дня, чтобы найти и вернуть реликвию в Храм, прежде чем я выйду к народу и навлеку позор и гонения на всех нас — а особенно на Белый Отряд, который проворонил святыню.

— Я понял, Владыка.

— Два дня, Ганс. Не подведи Храм.

Он не подведет. Не подведет. Нет.

Но, хоть убей, он не знал, с чего начать. Направляясь из покоев Верховного Жреца через храмовый сад, в котором стояла легкая дымка от испарявшейся влаги, Ганс проклинал себя последними словами. Что это за Комтур, который не знает, куда вести своих людей? Выбора не было. Он должен… должен… снова положиться на них…

Даже на Моргенштерна. И на Аншпаха.

— Ну, господин Комтур, — сказал Аншпах, который выглядел необычайно серьезным, видимо, благодаря сложившейся ситуации, — я думаю, надо ставить на…

— Тихо! — рявкнул Ганс. В комнате установилось молчание, которое через секунду нарушил стук двери — Ганс ушел заново собираться с мыслями. Оставшиеся Белые Волки посмотрели друг на друга. Арик время от времени тяжело вздыхал. Дорф начал насвистывать, нервно и как всегда фальшиво. Моргенштерн медленно и запоздало снял ноги со стола. Грубер незаметно сидел в дальнем углу. Другие переминались на месте и молчали.

— Да я только… — снова заговорил Аншпах, и снова его перебили.

— Помолчи, а? — попросил его Арик. — Мы его опозорили. Орден опозорили. Храм, город, все, что могли…

— Все действительно так плохо? — тихо спросил Драккен и внезапно пожалел о сказанном.

— Как тебе сказать? Зубы Ульрика были вырезаны из пасти огромного Хольцбекского Белого Волка самим Артуром, благословен будь его добрый дух. Это святыня из святынь. И вот мы, стоя на страже, позволяем кому-то украсть их. — Левенхерц вышел на центр комнаты, рассказывая Драккену историю реликвии. Голос его звучал низко, как погребальный колокол в Храме Морра. — Позор — это самое малое, что обрушится на наши головы.

Аншпах поднялся на ноги.

— Я знаю, что вы думаете. Что это я оплошал. Ну, так тому и быть! Я сторожил реликвии — мне и отвечать!

— Но я был с тобой, когда мы нашли сломанный замок… — начал Арик, но Аншпах шикнул на него.

— Тихо, Арик! Ты ко мне подошел наверняка уже после того, как Челюсти пропали. Это моя вина, Арик. Ну, может, выпил, заснул, ушел куда-нибудь…

— Да, Аншпах, все так и было? — раздался голос Грубера, острый и саркастический.

— Нет, конечно, но кто мне теперь поверит? На деле-то, я думал, что выполняю свои обязанности с особым тщанием.

— Пьян был я, — неожиданно сказал Моргенштерн. Все уставились на него. — Ну, не вдрызг, конечно, выпил слегка, — поправился он. — Ну, из-за меня и Драккен постоянно отвлекался. Так что я тоже виновен…

— Да ладно. Я за Ганса обходил посты — это мой долг. И я видел вас всех. — Арик сделал паузу. — Я видел, как Моргенштерн буянил. Я видел Аншпаха на посту во всеоружии. Я видел Каспена и Эйнхольта, которые на пару храпели в оружейной палате. — Эйнхольт и Каспен дружно уставились в пол. — Я всех видел! Пренебрегающих обязанностями и выполняющих таковые. И тех и других Была спокойная ночь, и все шло как по маслу. Но я все равно должен был ободрить вас духом Ульрика и призвать к бдительности, как и полагается, чтобы ни один из стражей не посмел уклониться от своего долга. А я этого не сделал. Это моя вина.

— Так, — сказал Грубер, выходя на свет и раскуривая трубку. Пожалуй, Арик прав. Это его вина.

— Я был пьян! — взорвался Моргенштерн, и его восклицание прозвучало почти одновременно с возмущенными выкриками Эйнхольта, Аншпаха, Левенхерца:

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});