Круг - Бернар Миньер

Он оттолкнул стул и встал. Она испугалась. По-настоящему. И запаниковала, увидев, что он держит в руке. Вилку… Она вжалась в кресло и перестала улыбаться. Он победит, если она сейчас «сдуется», позволит ему заметить свой страх.

Когда он подошел совсем близко, она хрипло откашлялась и плюнула в его сторону. В лицо не попала — сгусток слюны повис на рубашке. Он смотрел на нее пустыми глазами, даже не потрудившись стереть плевок, потом вдруг молниеносным движением схватил ее за лицо и сжал что было сил, больно давя на десны. Она отбивалась, мотая головой из стороны в сторону, попробовала отпихнуть его, оцарапать, но он не ослабил хватку. Внезапно ее пронзила острая, как удар тока, боль: он воткнул вилку ей в губы. Кровь потекла по подбородку, она попыталась закричать, и он тут же нанес второй удар, попав в верхнюю десну между зубами. Кровь брызнула струей, она зарыдала, зашлась в крике, завопила, как помешанная, а он все бил и бил, втыкая вилку в щеки, губы, язык…

Безумие прекратилось так же внезапно, как началось.

Сердце бешено колотилось у нее в груди, рот и подбородок горели, кровь текла ручьем. Она испытывала невыносимую боль, но, зная, что он за ней наблюдает, пыталась восстановить дыхание и успокоить сердцебиение. В конце концов он вернулся на свое место, явно удовлетворенный зрелищем поверженного врага.

— Педик, говнюк, вонючка, мер…

Он застыл, не дойдя до стула, а она продолжила, собрав последние силы и постаравшись забыть о боли.

— Ой-ой-ой! — каркнула она. — Ну что за… смешной человечек! Заурядный… обычный, бесцветный, жалкий… Так вот он каков, Юлиан Гиртман?..

Он обернулся, и она увидела на его губах улыбку.

— Думаешь, я не понял, что ты пыталась сделать? Думаешь, я не знаю, к чему ты меня подталкиваешь? Так ты от меня не сбежишь. У нас с тобой впереди долгие месяцы, нет — годы… совместной жизни…

При этих словах она дрогнула, но попыталась скрыть свою слабость от мучителя. Взбила волосы, презрительно фыркнула и зло расхохоталась, глядя на него с насмешкой и вызовом, потом ухватила обеими руками вырез платья, дернула и разорвала его, обнажив грудь.

— Тебе правда хочется проводить вечера с такой вульгарной и противной девкой, как я? Месяцы, годы подряд? Наверняка ведь можешь найти другую, попокладистей. Новенькую… Со мной у тебя больше не выйдет, красавчик. Ты больше никогда меня не поимеешь, как раньше. Никогда…

Она резким движением смахнула со стола пластиковый стаканчик с вином и указала пальцем на его ширинку.

— Доставай. Покажи мне его… Спорим, он вялый и скукоженный? У тебя встает, только когда я сплю, так?.. Это не кажется тебе… подозрительным? Боишься меня, малыш? Докажи, что ты мужчина; давай, достань свою штучку, покажи мне эту макаронину… Нет? Не можешь, я права? Такими теперь будут наши вечера, дорогуша… Привыкай.

Она видела, как сильно он разозлился. Пусть все кончится побыстрее… Нет, такого удовольствия он ей не доставит. Сначала заставит заплатить. Она приготовилась страдать, стала думать обо всем плохом, что сделала в жизни, об ошибках, которые могла бы исправить, и о людях, с которыми хотела бы проститься… О сыне, о друзьях, о том, с кем скоро воссоединится, и о другом, которого так любила и все-таки предала… Она беззвучно плакала, мысленно произнося слова любви, глядя, как он молча приближается.

Она знала, что на сей раз все получится…

Среда

30

Откровения

Было 5.30 утра, новый день уже занимался, когда Дрисса Канте начал пылесосить кабинет 2.84. Никто не хочет чистить ковры и смахивать пыль со столов и компьютеров, не об этом мечтают детишки в Африке и Европе, но Дрисса, к его собственному удивлению, сначала привык к этой работе, а потом даже полюбил ее.

Да, у их команды плотный график, да, приходится вставать, когда другие люди еще спят в теплых постелях, и выходить из дома в ледяную ночь на рассвете, но Дриссе нравилась рутинная простота профессии уборщика. Он всегда умел отвлекаться мыслями от того, что делал: вспоминал родину или размышлял над прочитанным. В противоположность большинству «коллег по цеху», читавших только бесплатные газеты, Канте тратил деньги на ежедневную прессу и прочитывал от корки до корки в автобусе, когда они переезжали из одного здания в другое. Он наслаждался тем фактом, что ни один служащий из тех, с кем он встречался по утрам — некоторые здоровались с ним подчеркнуто вежливо, чтобы компенсировать несправедливость судьбы (он ведь родился в Африке и работал уборщиком!), — даже не подозревал, как долго он учился и какое хорошее образование получил. Новый мир, частью которого стал Канте, был так не похож на прежний, был так далек от него, что малийцу иногда казалось, будто он стал кем-то другим. Дрисса знал, что миллионы соотечественников хотели бы оказаться на его месте, но иногда его душа ужасно тосковала по бескрайним просторам Африки, душным летним ночам в родной деревне и закатам над рекой Нигер.

Этим утром Дриссу мучила не тоска по родине. Его терзал страх потерять работу, которую большинство жителей его новой родины сочли бы недостойной себя. Он боялся потерять все. Мочевой пузырь Дриссы тоже был в стрессе — малиец уже дважды отлучался в туалет и вынужден был соврать коллегам, что накануне вечером переел джаратанкая, национального малийского блюда из баранины, бамии и перцев. Дрисса никак не мог выкинуть из головы слова того человека: «Ты что, вправду хочешь стать нелегалом?» «Странно — думал он, — мы каждый день произносим тысячи слов, слышали тысячи фраз, а коварная память выхватывает какой-нибудь жалкий десяток и терзает нас».

Он любил жену, а она его бросила и сказала на прощанье: «Забудь меня. Уйди из моей жизни навсегда». Именно эти слова — «забудь меня» и «навсегда» — он так и не смог забыть.

Дрисса выключил пылесос, побрызгал чистящей пеной на два едва заметных глазу пятнышка, отполировал их, выбросил содержимое корзинок для бумаг в черный пластиковый пакет, после чего подошел к столу, на который указал ему толстяк. В коридоре переговаривались другие уборщики. Несмотря на ранний час, в другом конце коридора стоят на посту дежурные полицейские — он их видел, они его тоже. Когда толстяк в черных очках назвал ему адрес, Дрисса понял, что его неприятности еще не закончились.

Он дрожащей рукой достал из кармана комбинезона флешку. В кабинете всего один компьютер. Ошибки быть не может. Небо за домами окрасилось в нежно-розовый цвет. Если он не решится сейчас — не решится никогда. Дрисса бросил взгляд на дверь.

Сейчас…

Флешка легко вошла в боковой разъем. Он нажал на кнопку, и машина ожила… Нервное напряжение малийца росло, флешка мигала: программа была запущена. Он хорошо разбирался в компьютерах и понимал, что толстяк сказал правду: эта флешка легко обошла этап введения пароля и обманула антивирус. Ничего удивительного — в Интернете полно умельцев-хакеров. Самая трудная задача — получить доступ к нужному компьютеру, тут-то и вступает в игру «человеческий фактор». Быстрее… Он посмотрел на часы. Толстяк сказал, что флешка перестанет мигать, когда дело будет сделано. На экране висела заставка — банальный пейзаж. Если сейчас кто-нибудь войдет, сразу заметит, что он включил компьютер, на что не имел никакого права. Канте стер пот со лба рукавом. Его лихорадило, он был в ужасе. Быстрее, да быстрее же! Ужасный человек сказал — не дольше трех минут: программа работала уже две с половиной.

Внезапно дверь кабинета распахнулась… Дрисса вздрогнул и едва не подскочил на месте, как будто у его ног взорвалась петарда.

— Что ты делаешь?

Он застыл от ужаса и молча смотрел на стоявшую на пороге Айшу. Эта молодая нахалка вечно над ним издевалась и задирала его. Она переводила взгляд с экрана компьютера на лицо Дриссы, ее глаза блестели от возбуждения и любопытства.

— Уходи, — сказал он.

— Что ты делаешь, Дрисса?

— Убирайся!

Айша взглянула на него с суровым неодобрением и закрыла дверь. Все, хватит! Он больше никогда не станет делать ничего подобного! Плевать на последствия, он ни за что больше не ввяжется в противозаконное дело. Дрисса дал себе молчаливый обет и попытался успокоить бешено колотящееся сердце. Флешка перестала мигать, он вытащил ее, положил в карман и выключил компьютер.

Лицо малийца было мокрым от испарины. Он подошел к окнам, раздвинул шторы и попрыскал стекла голубым спреем. Ему нравился свежий аромат этого средства. Небо над крышами окрасилось в розовый, серый и бледно-оранжевый цвета, на востоке вставало солнце… Сегодня вечером он вернет флешку толстяку, и все будет кончено. Но прежде чем это сделать, он себя обезопасит, чтобы этот отвратительный человек оставил его в покое. На сей раз он не будет наивным лопухом…