Сердце Запада - Пенелопа Уильямсон

– Черт, нет! У меня уже есть славная бабенка! – Смеясь, Рафферти обнял Ханну за талию и потянул ее в сторону площадки для танцев.

Шило сел на бочку, положил ногу на ногу, взмахнул скрипкой и пристроил ее на плече. После чего положил смычок на струны, повернул голову… и его глаза округлились.

Смех и веселые разговоры внезапно прекратились, когда из-за поворота северной дороги появилась группа индейцев.

Около дюжины мужчин ехали на пегих лошадях и пони. Примерно столько же женщин и детей шли пешком, ведя в поводу других пони, тянувших нагруженные типи рудничные стойки.Стая грязных изголодавшихся собак дико лаяла, бросаясь под лошадиные копыта.

Мужчина, возглавлявший группу, был одет в ярко-красную ситцевую рубаху и штаны белых людей с набедренной повязкой поверх них. Его заплетенные в косу волосы украшало единственное белое перо. Хотя день был теплым, все женщины и дети и большая часть мужчин были облачены в поношенные шерстяные пончо, туго стянутые под подбородками.

– Чинуки, – сказал Зак брату, внезапно возникшему рядом с женой, Гас по-прежнему держал одеяло. – Обычно они не уходят так далеко от своей земли.

 – Они кажутся вполне безобидной кучкой бродяг с едва прикрытыми лохмотьями задами, – скривился Гас. – Надеюсь, индейцы не стремятся нарваться на неприятности – должны же они понимать, что для них лучше. Нас в три раза больше.

Зак бросил на брата насмешливый взгляд.

– Да. Поэтому ты считаешь, что мне следует пойти и сначала перекинуться парой слов с их вождем? Прежде чем затеем перестрелку с женщинами и детьми?

Индейцы свернули с дороги в сторону сенокосного луга. Рудничные стойки, которые тянули вьючные лошади, гремели по неровным колеям. Кто-то из детей заплакал, и мать его отругала. Собаки лаяли. Но на ранчо воцарилась тишина; даже тополя не шелестели.

Клементина ухватила арбуз поудобнее, испытывая старый знакомый страх. Ее часто преследовали мысли о дикарях – стоило закрыть глаза, и тут же в памяти всплывали татуировки на лице Сафрони и вмятины в стенах лачуги охотника на буйволов. И Железный Нос… Он ведь не был пойман и повешен с остальными членами своей преступной шайки, а по-прежнему находился на свободе и наверняка был преисполнен ненависти. Железный Нос и Джо Гордый Медведь, вместе с семьей сгинувший в пустоте западных гор. На берегу Радужной реки осталось лишь желтое кольцо, отмечающее место, где раньше стояла их типи.

Индейский вождь вытянул перед собой руки, а потом повернул пальцами вниз левую ладонь.

– Он показывает знак мира, – сказал Гас, и Клементина услышала, что напряжение покинуло голос мужа. – Я же говорил, Зак, это мирные индейцы.

Рафферти вернул знак вождю. Двое мужчин обменялись еще несколькими жестами и парой односложных слов, которые Клементина не расслышала. Её поразил вид брата Гаса, стоящего лицом к лицу с индейцем. Даже в своем щегольском костюме Зак казался едва ли не более диким и способным на внезапную агрессию, чем краснокожий человек с белым пером в волосах.

Рафферти свернул самокрутки для себя и вождя, после чего повернулся и попилил в воздухе. Шило провел смычком по скрипке, и тишину нарушил веселый мотив «Маленького коричневого кувшина». Какой-то мальчишка из индейских детей закричал и начал скакать и кружиться.

Рафферти вернулся назад.

– Они направляются охотиться на буйволов и красть лошадей в землях кроу к юго-востоку отсюда, – сказал он Гасу. – Я пригласил их на праздник.

Клементина напряглась, и Гас похлопал ее по плечу.

– Это к лучшему, малышка. Пусть побудут здесь у нас под носом, иначе к утру половины скота недосчитаемся.

Она никогда не поборет свой страх перед индейцами. Похищения, изнасилования, плен у дикарей были кошмаром каждой белой женщины, даже если она не собиралась сделать ни единого шажка в сторону запада. Но индейцы из кошмаров Клементины, которые в своих бесшумных мокасинах подкрадывались к окну ее спальни по ночам, сжимая в окровавленных руках томагавки и ножи для скальпирования, казались вымышленными образами на открытках по сравнению с тощими скитальцами в обносках, сейчас столпившимися в центре ее сенокосного луга. И в этих местах, когда мужчина с семьей проезжали через твое ранчо, путников приглашали остановиться, поесть и немного отдохнуть. Эта земля слишком пустынна, слишком сурова, чтобы кого-либо прогонять.

– Да… Ты прав, их нужно было попросить остаться.

Клементина ощутила на себе взгляд Рафферти. Она всегда чувствовала, когда он смотрел на нее. Жена Гаса повернула голову, подняла глаза, чтобы встретиться с взглядом деверя. Собравшись с духом, произнесла:

– Как зовут вождя?

– Белый Ястреб.

Клементина в одиночку направилась в центр сенокосного луга. Вождь был высоким мужчиной с мощными плечами и держался с величавым достоинством, что Клементина высоко ценила. У него было покрытое шрамами бугристое лицо с носом, длинным как лезвие и острым как томагавк, и широким загнутым книзу ртом.

– Мистер Белый Ястреб, – сказала она. – Добро пожаловать.

Индеец посмотрел на нее. Его лицо казалось таким же загадочным, как горы за его спиной. Вождь хмыкнул и указал на ее раздувшийся живот, а затем на арбуз, который Клементина, забывшись, все еще держала в руках. И потом он сделал совершенно удивительную вещь – изобразил, будто целиком проглотил арбуз и снова показал на ее живот. Горячая краска тут же вспыхнула на щеках Клементины, к горлу подкатил смех, и пришлось сжать губы, чтобы сдержать смешок на случай, если вождь обидится.

Она протянула гостю арбуз и указала на нож в чехле на его поясе.

– Пожалуйста, не откажитесь попробовать кусочек.

Так Клементина поделилась арбузом с индейцем по имени Белый Ястреб. Она стояла на лугу, сминая стерню подошвами французских лайковых туфелек. Сладкий и липкий сок арбуза тек по пальцам, а теплое сентябрьское солнце ласково пригревало голову. «Мир вокруг постигается, – сказал тогда Рафферти, – глазами, дыханием и порами кожи». Клементина перевела взгляд от индейца к неровным хребтам гор, и что-то открылось в ней, потекло в нее и из нее, и на одно трепетное прекрасное мгновение она стала Белым Ястребом, ароматными стогами сена и мелодией скрипки Шило.

Она стала Монтаной. 

* * * * *

Когда Ханна Йорк закружилась, ее карамельно-розовые полосатые юбки разлетелись колоколом, открыв фиолетовые нижние юбки и туфельки с красными кисточками.

Гас нахмурился. Этой бесстыднице… этой женщине ни разу не позволили перевести дух с тех пор, как Шило взялся за смычок. Ее передавали от одного мужчины к другому, а те, до кого ни разу не дошла очередь, ждали у танцевальной площадки, отбивая ногами ритм так, что шпоры звенели. «Но если Заку наплевать, что его шлюху перещупал весь округ, – кисло подумал Гас, – то мне-то тем более нечего об этом переживать». Однако его порядком удивляло, что распутный братец провел целое лето с одной единственной женщиной. По крайней мере, сейчас можно было сказать, что Зак Рафферти верен своему греху.