Хрустальное яблоко - Алексей Ефимов

…Обычно исход рукопашной схватки решается первым же ударом. Редко – двумя-тремя. Сейчас все было иначе. Игорь быстро понял, что принц никогда не дрался всерьез – он любил рукопашный бой ради самого процесса, активной, но не слишком опасной игры с нулевыми ставками. И он… да, он больше привык защищаться, а никакой бой не выигрывают защитой. Если он, Игорь, сможет прорваться сквозь нее… но вот как раз это оказалось совсем непросто – рисковать мальчишка не собирался, он хотел победить, и победить наверняка. Выиграть за счет физической силы или тактики боя Игорь не мог. Пытаться измотать противника тоже явно не стоило – Охэйо наверняка смог бы загнать лошадь, мчась с ней наперегонки, такие фокусы умел проделывать и сам Игорь… Мальчишке оставалось одно – выиграть за счет скорости…

Для неопытного зрителя их схватка превратилась бы в нечто, уже неуловимое для глаза – пара сражавшихся исчезала в вихре мелькающих ладоней, двигавшихся с неуловимой быстротой светлых и загорелых рук и ног, пыльных подошв, падала и вновь поднималась. Теперь Игорь наносил удары мгновенно, с такой скоростью, что даже быстрый как ветер Охэйо не всегда мог их избежать. Его же удары всякий раз или отражались, или просто шли мимо. Вот пятка землянина врезалась в его живот пониже пупка, рука ударила прямым в лицо, и Охэйо вскрикнул – звук скорее гневного удивления, чем боли. Он замешкался всего на миг… и бой кончился: высоко подпрыгнув, Игорь нанес принцу сокрушительный «выстрел» – удар босой ногой в грудь, от которого Охэйо, на мгновение зависнув в воздухе, гулко грохнулся спиной на пол.

Пару секунд он не двигался, и мальчишка испугался: такой удар мог проломить грудину и превратить сердце в месиво. Охэйо, впрочем, оказался крепок – как в переносном, так и в самом прямом смысле. Он приподнял голову, потом подтянул ноги и сразу сел. Тем не менее Игорь понимал, что бой выиграл: Охэйо дышал часто и отрывисто, он был наполовину оглушен, и будь бой настоящим, мальчишка мгновенно добил бы его.

Лицо Игоря светилось от радости победы, но мысли о ней оказались все же преждевременными: Охэйо вдруг протянул к нему руку – просто протянул, ладонью вперед – и Игорь ощутил, как нечто обманчиво-мягкое оплетает его и поднимает в воздух.Силойпринц владел явно лучше, чем своим телом, – мальчишка повис над полом. Теперь он мог брыкаться и бить во все стороны сколько угодно – он не мог только сдвинуться с места и совершенно ни до чего не доставал.

Вот толькоСилой, как подобает дворянину, владел и сам Игорь. Он не стал пытаться разорвать окутавшее его плетение – здесь Охэйо был намного сильнее его самого – он просто собрал все свои силы в один раскаленный пылающий клинок и рассек невидимую сеть. Плетение моментально лопнуло, его обрубленные жгуты отлетели назад, чувствительнозадевпринца – Охэйо вскрикнул от боли, и в его глазах зажглась уже настоящая злость. Растерянная улыбка мгновенно обратилась в оскал, Игорь ощутил, как принц стремительно набирает Силу, формируя ее в… нет, не в обычный «клинок» или даже файерболл, как у Славки Макарова, а во что-то, уже без дураков, страшное. Мальчишка не испугался, нет – он напружинился, готовясь отразить удар, но…

– Довольно, сударь, – вдруг резко сказал Цесаревич. Он не прикасался кСиле, не делал вообще ничего – просто сказал… но так, что Охэйо взглянул на него с каким-то удивлением… и темная волна отхлынула, словно ее не было вовсе. – Вы честно проиграли схватку, имейте мужество это признать.

Принц посмотрел на него – многозначительно и зло, – выплюнул изо рта кровь прямо на пол (плевок тут же куда-то исчез) и осторожно запустил в рот два пальца, проверяя наличие передних зубов. Зубы оказались на месте, но вот верхняя губа была рассечена изнутри и распухла раза в два, придав Охэйо некое неуловимое и смешное сходство с сайгаком. Потом принц распахнул свою хайлину и посмотрел вниз. Точно посреди его груди багровел на удивление четкий отпечаток босой мальчишеской ноги – след от последнего удара Игоря.

– Если бы этот сссс… Сурядов сын ударил бы меня под дых, я бы сдох, – хмуро сообщил он. – Так что, наверное, да – проиграл. Я не понимаю, – пожаловался он в пространство, – какого черта я, как ненормальный, целых десять лет, каждый день по два часа, занимался с моей сумасшедшей сестрой, позволял ей прикладывать руку – и ногу тоже – к каждой части моего тела – буквально к каждой! – и ради чего? Ради вот этого? – Он осторожно потрогал отпечаток. Было ясно, что он сохранится надолго – уже в виде изумительного синяка.

– Не знаю. Может быть, из свойственного Вашей Светлости мазохизма? – насмешливо предположил Цесаревич.

Охэйо вновь зло покосился на него, потом запахнулхайлинуи неожиданно легко поднялся.

– Научишь? – обратился он к Игорю.

Мальчишка длинно выдохнул. Лишь теперь он начал понимать, что почти любой из здешних власть имущих сейчас позвал бы охрану, и она очень всерьез попыталась бы их убить, что закончилось бы буйным кровавым безобразием, грудами трупов местных, трупами землян-гостей – и… дальше лучше не заглядывать (мальчишка похолодел). Охэйо, правда, оказался из другой породы – тут, судя по всему, мало кто умеет проигрывать, даже достойному противнику, но он умел.

– Ты не хотел победить, – серьезно ответил мальчишка. – Но я думаю, ты сможешь, если тебе будет на самом деле нужно. Не меня, конечно, – добавил он с усмешкой.

Охэйо удивленно взглянул на него, потом задумался на миг и печально покачал головой.

– Я не хотел бы, чтобы мне пришлось захотеть, – сказал он. – Вы, земляне, бросаетесь в каждый бой как в последний – и потому побеждаете, наверное. Как вы стали такими?

– Вам не понравится рассказ, Ваше Высочество, – ответил за Игоря Цесаревич. – История о том, как из стада вымучивали людей, – долгая и кровавая.

– Лишь дураки слушают только те истории, которые им нравятся. – Охэйо наконец бухнулся на диван, с удовольствием вытянув ноги. – А эта, я думаю, стоит всего времени, что нам придется на нее потратить. Итак?..

Интерлюдия.

Старик.

200 год Галактической Эры.

За пять лет до Ярмарки.

Бессмысленно воевать против этих безумцев.Мы предпочитаем быть на их стороне.Из заявления представителя скиуттов.Первая Галактическая Война, финал.

Завтра исполнится два века нашей победе в Войне. С тех пор было еще немало войн, но та – она так и остается Войной даже для тех, у кого и деды не могут сказать: «Мы видели ее!» Это утешает. Немного.

Два века. Двести лет. Нет, двести лет – не звучит. Два века – лучше. В этом слове – век – тяжелый гром двигателей и рев моторов. В нем крики атакующих и стоны раненых. Короткое и увесисто-емкое, как граната.

Век.

На нашей Закатной среди восемнадцати миллионов населения я – последний из тех, кто не только видел ту войну, но и участвовал в ней. Я – последний ветеран на планете…

Нас и вообще осталось немного – что-то около двухсот на обе Империи. Празднования и чествования начались год назад, и я так от них устал, что под конец уже с трудом терпел все это. Ничего. Завтра – все. Уже все.

Столица не спит, и отсюда видно, как переливается огнями небо. Но у нас тихо. Нам выделили гостиничный комплекс в парковой зоне. Может показаться, что попал в рай, где все твои желания выполняются по движению бровей. Но, учитывая то, как я жил, рай – не самое подходящее место для меня. Да и для остальных тоже.

И все-таки здесь можно чувствовать себя так, как я и мечтал последний год – в одиночестве. Странно. Вроде бы на свете не должно быть никого ближе для меня, чем эти старики, которые делят со мной гостиницу. Но я не ощущаю их своими. Умом я понимаю: они видели то же, что и я, но я не знаю никого из них – Империя огромна. И не знал тогда – война была еще более огромной, она закрутила судьбы сотен миллионов. И это только людей.

Может быть, я зря принял приглашение Его Величества и не остался на Закатной, в своем доме у подножия Граненых Пиков, где прожил весь этот век? Не хочется торжеств, не хочется парада, не хочется поздравлений, сколь угодно искренних. Хочется сидеть в кресле на веранде и смотреть, как синими сапфирами вспыхивают на вечернем небе облачные гряды. И слушать, как смеются внизу дети соседей. А потом, когда отгорит закат, поразивший когда-то Дорина, капитана «Рубина», первооткрывателя нашей планеты, уйти в комнаты. И знать, что в этот день они придут точно. Обязательно придут.

Впрочем… а не все ли равно, где я нахожусь? Для них давно уже нет ни парсеков, ни лет. Если я в самом деле был их другом – они войдут и сюда. Бесшумно, не открыв дверей. Этим вечером гостиница будет переполнена теми, кого не услышит предупредительный персонал, но кто будет видим для каждого из нас – еще живых ветеранов. Я не знаю, кто придет к моим соседям. Но тех, кто с темнотой появится в моем номере, я могу назвать поименно. Их будет много. Но начнется все с тех, с кем начиналось тогда.