Комбат в западне - Андрей Воронин

«Может, утонул, а может еще что случилось».

Своей жизнью старуха не дорожила, ведь прожила она на этой земле уже бесконечно долго и жизнь была ей несколько в тягость. Она продолжала существовать по инерции, как заведенный механизм, каждый день делая то, что и в день предыдущий, что неделю, месяц, год тому назад. Каждый день она выводила коз, а вечером забирала.

Вот и сейчас она шла, козы цокали копытами по брусчатке. Старуха, правда, этого звука не слышала, она была довольно-таки глуховата. Да и видела неважно, не спасали даже очки с толстыми стеклами. А вот ела Розалина Григорьевна со старого фарфора и пользовалась при этом серебряными ножом вилкой.

— Ну, пошли, пошли, что стали! — старуха дернула за веревочку.

Но козы не хотели сворачивать с дороги на тропинку, ведущую на пустырь — туда, где еще кое-где зеленела трава.

— Пошли, чего стали! Вот я вам сейчас покажу! — старуха замахнулась прутиком, козы затрясли головами и сдвинулись с места. — Вот так-то будет лучше.

В конце концов Розалина Григорьевна привела коз туда, куда хотела. Она привязала шуструю молодую Белку, затем взялась привязывать вторую козу. Но козы вели себя странно: они жались к хозяйке и не хотели пастись.

— Да ну вас, — сказала старуха, махнула рукой, бросила прутик и медленно двинулась в направлении поселка.

Она шла не спеша, глядя на пожелтевшую траву, аккуратно ступая. Продвигалась осторожно, ведь, была глуховата, плохо видела. Наконец-то она спустилась в небольшую ложбинку, после которой шел подъем на откос дороги.

«Скорее бы уже дойти до дороги, там идти легче, — думала старуха. — И что это у нас тут такое творится?» — размышляла она вслух, шевеля тонкими губами.

Стекла очков поблескивали, с моря дул ветер, словно бы подталкивая Розалину Григорьевну к поселку, помогая ей двигаться быстрее. Когда она была почти у самого поселка и уже видела свежевыкрашенный забор крайнего дома, остановилась, перевела дыхание и оглянулась. Словно бы белый снежный ком, по траве бежала коза, волоча за собой веревку и кол, к которому старуха ее привязала. Розалина Григорьевна даже не сразу поняла, что это ее коза, что это Белка. Но вскоре она сообразила, замахала руками.

— Будь ты неладна, бестия ты этакая! Вырвалась, а теперь опять иди тебя привязывай!

Но когда коза добежала до хозяйки, Розалина Григорьевна увидела, что с козой творится что-то неладное.

Ее правый бок был разодран, кожа, вырванная с шерстью, болталась большим розовым лоскутом. Из раны сочилась кровь. Коза вертела головой, падала на передние ноги, пыталась лизнуть рану.

— Господи, господи! — закричала иступлено Розалина Григорьевна, вскинув руки. — Белка, розочка моя, родная! Что с тобой? Кто тебя? Чертовы псы! Наверное, опять кто-то выпустил своего бешеного пса! Будь вы все неладны, напали на мою бедную козочку!

Коза, добежав до хозяйки, долго вертелась вокруг нее, издавая жалобные звуки, затем завалилась на бок, стала дергать ногами, трясти головой и вскоре затихла.

А старуха продолжала иступлено вопить, проклиная всех и вся, а затем опустилась на колени возле уже мертвой козочки и принялась рыдать. Она плакала, как маленький ребенок, не веря в то, что произошло и не понимая происшедшего.

На ее вопли и крики из домов вышли люди.

— О, господи, да что это такое!

Несколько мужчин со своими детьми, ведь день-то был выходной и дети оставались дома, направились на пустырь — туда, к бетонным столбикам, предварительно расспросив у старухи где она привязывала коз, в каком именно месте. Но Розалина Григорьевна ничего не могла объяснить связно. Она вскидывала руки со скрюченными пальцами, трясла головой. Очки дважды упали и Розалина Григорьевна чуть не растоптала их, а ведь это были последние ее очки.

Мужчины махнули на спятившую старуху рукой, женщины принялись утешать Розалину Григорьевну.

Кто-то сбегал домой, принес валерьянку и стакан с водой. Но капли на Розалину Григорьевну не подействовали, она продолжала плакать, правда, уже не истерично, а тихо, по-детски, так, как плачет ребенок, которому год или два от роду. Правду говорят, старики и дети очень похожи.

Мужчины почти бежали, время от времени останавливаясь, присматриваясь к кровавому следу на пожелтевшей траве.

— Кто же это так коз? — говорил высокий мужчина в легкой спортивной куртке и кроссовках на босую ногу.

— Не знаю, не знаю, Василий Петрович, тут же и пса растерзали у Самсоновых, их большого дога.

— Кто, так и не узнали? Кто?

— Да мы не знаем кто. А Самсоновы не говорили.

Похоронили, закопали пса. А такой здоровый был, медведя бы мог загрызть, да и нрава был крутого этот дог.

Его кто-то растерзал.

Мужчины и дети перебрасывались короткими фразами, торопясь двигались к пустырю.

— Вот и место, — кто-то показал где был воткнут кол, к которому хозяйка привязывала коз.

Второй козы не было. Клочья белой шерсти и темное пятно крови красноречиво говорили, что с животным кто-то расправился, жестоко и скорее всего, быстро.

Ведь старуха Шифер, привязав своих животных, даже не успела добраться до поселка. Значит, все произошло в течение минут десяти-пятнадцати.

— Смотрите, смотрите, туда тянется кровавый след! — сказал четырнадцатилетний подросток. — Пойдемте посмотрим!

Мальчик нагнулся, взял плоский, вымытый дождем и ветром камень и двинулся по кровавому следу.

— Стой, Вацлав! Стой здесь! Туда не ходи! — приказал его отец. — Мы с Петровичем сходим. Пойдемте, — и мужчины, тоже взяв на всякий случай камни, двинулись в ложбинку по кровавому следу.

Затем поднялись на небольшую возвышенность, поросшую густым кустарником.

— Где-то вот здесь, в этих кустах дога растерзали.

— Кто растерзал?

— Да черт его знает! — сказал Петрович, немного испуганно оглядываясь по сторонам. В кусты ему идти явно не хотелось, хотя следы вели туда.

— Пошли, пошли, — поторопил Петрович соседа, — он, наверное, где-то там козу бросил.

— Кто он?

— Ну тот, который растерзал пса и погрыз козу.

— А он — это кто? — тряся головой, спросил Петрович, пытливо вглядываясь в лицо соседа.

— Я думаю, бродячий пес.

— А если он бешеный?

— Кто его знает.

— Может, лучше узнать кто он?

Мужчины друг перед другом хотели казаться смелыми и бесстрашными.

— Ладно, пойдем, — и они двинулись друг за другом, раздвигая колючие ветки.

На небольшой прогалине они обнаружили еще одно темное пятно свежей крови и белые клочья шерсти.

А дальше след терялся. Мужчины побродили вокруг кустарника.

— Наверное, он туда поволок, — сказал Петрович, указывая в сторону бетонных столбиков и ржавой проволоки. — Но я туда не полезу, я еще с ума не сошел.

Мало ли на что там нарвешься в старых карьерах и каменоломнях!

— Что ты боишься! Идем глянем, интересно же.

Тут же появились и дети.

— А вы чего? — закричал Петрович. — А ну, брысь домой! Ходите здесь… Может быть, бешеный пес бегает где-то рядом. Покусает, потом будут уколы в живот сандалить штук тридцать. Возни потом… Да и загрызть может.

Второй мужчина, сосед Петровича, беспомощно махнул рукой и с остервенением швырнул свой камень в кусты.

— Да пошло оно все! Будем здесь лазить, так еще на какую мину или снаряд нарвемся. И с этим псом мне встречаться не хочется. Да и вообще ходить сюда не надо, — мужчина закричал на своего сына. — Ты меня понял, Вацлав? Чтобы ни шагу на пустырь! Сиди дома, смотри телевизор, играй на компьютере, а сюда ни ногой!

— Да, хорошо, папа, сюда ни ногой. Я все понял, Только не кричи так.

— А я пока еще и не кричу, просто тебе советую.

И дружкам своим скажи, чтобы на пустырь ни ногой.

Черт его знает что здесь творится, нечисть какая-то завелась. Наберут собак, кормить нечем, вот и выбрасывают на улицу. А они потом бегают беспризорные, грызут друг друга, бешенством заражаются. Всех бродячих псов отстрелять надо.

— Их уже здесь нет давным-давно, — сказал мальчик. — Давно нет. Месяц как не появляются и не живут здесь никакие собаки. Даже коты пропали.

— А ты откуда знаешь? — набросился на сына отец.

— Мы с ребятами заметили это. Раньше собаки по пустырю все время бегали, целая стая, а уже с месяц ни одной нету.

— Вот и не ходите сюда.

Двое мужчин и двое подростков направились к поселку, перебрасываясь друг с другом странными догадками о бешеных псах, которые поселились на пустыре.

Все были уверены, что это, скорее всего, какие-нибудь ошалевшие овчарки.

— Больше некому, — говорил Петрович, — они как волки зимой набрасываются.

— А чего же они вторую козу не сожрали?

— Так ведь хотели же! Видел какой клок на боку выдрали?

— Видел, до самых ребер. Коза, наверное, убежала, они не успели ее сожрать, а вторую сожрали.

— Да, сожрали точно, как дважды два, — сказал Вацлав и принялся ковырять в носу.