Ночи Калигулы. Падение в бездну - Ирина Звонок-Сантандер

Заработали камнеметательные машины. Огромные булыжники описывали полукруг и с шумом падали в море. Испуганные рыбаки налегли на весла, стараясь поскорее убраться из залива, неожиданно превратившегося в место битвы.

Калигула издалека наблюдал за легионерами отстранённым взглядом зрителя, который знает: разыгранное перед ним представление — не жизнь, а умелое подражание жизни. Солдаты казались ему актёрами. Он сам был автором пьесы и зараннее знал каждое их движение и каждую реплику. Гай с нетерпением ждал постороннего вмешательства, которое могло бы развеселить, удивить или напугать его. Пусть Нептун, потревоженный битвой, поднимется из морской бездны! Пусть вышлет легион морских чудовищ, восьминогих спрутов, водяных змей, жалящих скатов, крабов с огромными клешнями, мурен, зубатых рыб, опасных сирен и прочих созданий, реальных и несуществующих. Пусть они разорвут на части, сожрут живьём, раскрошат клешнями, забьют плавниками, удушат скользким длинным телом, ужалят насмерть легионеров! Чтобы в памяти народной навеки осталась память о великом сражении с Океаном, которое предпринял император Гай Юлий Цезарь Август Германик, прозванный Калигулой.

Нептун так и не вылез из моря. Не потряс устрашающе длинной мокрой бородой, в которой запутались водоросли; не метнул в солдат золотой трезубец. Может, испугался непобедимой римской армии.

Три часа спустя Гай, уставший и немного разочарованный, но счастливый, велел легионерам собирать добычу. Солдаты разбрелись вдоль берега. Собирали в подолы мокрых туник раковины, рыбок, медуз, обрывки водорослей. Императора они безумным не считали, справедливо полагая: если бы все сражения походили на это, солдаты возвращались бы домой живыми.

По звуку трубы легион выстроился и двинулся к императорской вилле. Гай скакал впереди. Легионеры шли за ним стройными рядами, как при триумфе. Несли раковины и дохлых рыб с такой же важностью, как солдаты Августа — сокровища Египта и коричневых рабов, закованных в цепи.

Жители приморского городка Байи высыпали на улицы, дивясь чудной процессии. Сенаторы и всадники встретили Гая в атриуме виллы. Калигула уловил осуждение во взглядах римской знати.

«Они считают меня глупцом! — нахально уставившись на сенаторов, думал он. — Но истинными глупцами сейчас станут они! Клянусь именем Друзиллы!»

— Отцы-сенаторы! — проговорил он. — Пока вы трусливо и малодушно прятались на вилле, я, рискуя жизнью, вступил в битву с Нептуном и победил. Вот доказательства моей победы, — Калигула повёл рукой в сторону раковин, собранных легионерами.

Сенаторы угрюмо молчали, ожидая продолжения. Оно последовало незамедлительно. Гай ловко спрыгнул с коня и, высоко поднимая угловатые колени, прошёлся перед застывшими патрициями.

— Ты, Лонгин, и ты, Аспренат, вернётесь в Рим с добычей, — Гай зорко следил за лицами выбранных сенаторов. — Торжественно въедете в город на колеснице и возложите раковины на алтарях Юпитера Капитолийского и Аполлона Палатинского. Такова моя воля!

Сенаторы пришибленно молчали. Гай не дождался ответа.

— Вам понятно?! — рассердившись, прикрикнул он.

Старый Гай Кассий Лонгин вздрогнул.

— Да, цезарь, — негромко ответил он.

LXII

Вечером Гай Цезарь торжественно праздновал победу.

Гостям предлагали блюда из рыб, мурен, креветок, устриц и омаров. Рабыни, подносящие угощение, были увешаны ожерельями из перламутровых раковин.

Калигула, с величественной небрежностью развалясь на ложе, принимал поздравления.

— Славься, Гай Цезарь, победитель Океана! — пел хор.

Он с удовольствием осматривал женщин, проходящих мимо. Громко расхваливал достоинства красавиц и бесцеремонно отмечал недостатки.

— Сенатор Тогоний! — заявил Гай толстому патрицию, умильно склонившемуся перед ним. — Твоя жена слишком толста! И волосы её жёстки, как солома.

Тогоний грубо толкнул жену в спину.

— Глупая! Позоришь меня перед цезарем! — злобно прошептал он супруге, высокой крупной матроне, отнюдь не безобразно толстой, но и не худой.

Калигула проводил их насмешливым взглядом. Перед ним остановилась для приветствия следующая пара гостей: Валерий Азиатик с супругой.

— Славься Гай Цезарь! — в голосе богатого провинциала звучало нескрываемое восхищение. Наконец-то он удостоился чести попасть на прославленные обеды императора! Роскошь, дурманящие благовония, изысканные блюда, сладкое пение греческих мальчиков, матроны в шёлковых туниках, пантеры в рубиновых ошейниках, лежащие по сторонам ложа Калигулы — все имело в глазах очарованного Валерия привкус порочного наслаждения.

— Приветствую тебя, Валерий, — благожелательно отозвался Гай. — Говорят, ты из Эфеса?

Калигула осмотрел Азиатика. Он носил тунику несколько длиннее, чем принято у римлян. Рукава до локтя были оторочены бахромой. Темно-каштановые, тщательно завитые волосы Валерия Азиатика сладко пахли розовыми лепестками. Все выдавало человека, привыкшего к роскоши. Гай решил сблизиться с Азиатиком.

— Семья моя издавна проживает в Эфесе, — объяснял патриций. — Потому мы и получили родовое прозвище — Азиатик. Среди нашей ветви рода Валериев были и государственные деятели, и частные лица.

— Знаком ли ты с Луцием Кассием Лонгиным? — прервал его Калигула.

— Конечно, цезарь! — обрадовался Азиатик. — Мы с Кассием — большие друзья, — провинциал явно гордился дружбой с наместником цезаря и его бывшим родственником.

Гай не изменился в лице. Ничем не выдал мыслей, пришедших на смену недавнему желанию сблизиться с Азиатиком. Только улыбка, прежде искренне доброжелательная, стала натянутой.

— У тебя красивая жена! — Калигула перевёл взгляд на супругу Валерия. Молодая женщина покраснела, скромно опустив глаза.

— Благодарю за похвалу, цезарь, — самодовольно ответил Азиатик.

— Хороша ли она в постели? — Калигула погладил матрону по щеке.

Вопрос прозвучал неожиданно. Муж не знал, что ответить. Он ошеломлённо наблюдал, как рука императора сползает по шее жены, касается плеч и груди.

— Почему молчишь? — развязно смеялся Гай. — Не хочешь отвечать? Тогда я сам проверю!

Калигула повернулся к Цезонии, делившей с ним ложе.

— Не ревнуй, дорогая! Я сейчас вернусь, — игриво ласкаясь к ней, проговорил он.

Цезония улыбнулась Гаю и метнула быстрый оценивающий взгляд на соперницу. Она не ревновала. Знала: Калигула вернётся к ней ради изощрённых любовных игр и ради напитка, дающего ему временное спокойствие. А если время от времени он ляжет в постель или носилки другой женщины — пусть сравнит её с Цезонией и убедится в превосходстве последней!

Цезония уверенным жестом положила ладонь на живот. До родов оставалось несколько недель. Ребёнок — её главное оружие!

— Идём со мной! — Калигула настойчиво подхватил жену Азиатика под локоть и увёл её из зала.

Матрона покорно шла за императором, время от времени оглядываясь на супруга.

— Куда смотришь? — проследив направление женского взгляда, спросил Гай.

Женщина молчала, изобразив на лице отчаянную мольбу. Калигула взял её за подбородок и насмешливо заглянул в карие глаза.

— Смотри на меня! — велел он. — Не отводи глаз. О муже не беспокойся. Эй, Каллист! — крикнул он рабу-распорядителю. — Усади благородного Валерия за стол и подай ему обед по его желанию.

Каллист, молодой и пронырливый раб императора, поспешил к провинциальному патрицию.

— Ложись сюда, доминус! — приговаривал он, подталкивая остолбеневшего Азиатика к ближайшему ложу.

Азиатик машинально снял сандалии и прилёг. Брал с блюда устрицы, ложил в рот, жевал и не чувствовал вкуса. Смотрел попеременно то на Каллиста, непристойно вихлявшего задом, то на дверь, за которой его жена исчезла с императором.

Время текло мучительно медленно. Калигула вернулся полчаса спустя, ведя за руку жену Азиатика. Туника матроны была измята, волосы — растрёпаны, в глазах стояли слезы. Гай грубо подтолкнул её к мужу.

— Теперь я понимаю, почему ты не ответил на вопрос! — глядя на Азиатика, по-змеиному улыбнулся Калигула. — Твоя жена в постели никуда не годится. Она холодна, как лёд, и дурно сложена. Грудь отвисла, ноги кривые…

Всеобщий хохот больно ударил Азиатика по ушам. Он пристыженно уткнулся взглядом в золотой кувшин, наполненный фалернским. Видел в отполированном до блеска металле собственное отражение, настолько искажённое, насколько неверным оказалось представление Азиатика об императорском дворе. Скучая в провинциальном Эфесе, он мечтал об изысканных забавах. И сам стал посмешищем для римлян!

Рядом тихо всхлипывала опозоренная жена.

— Отодвинься от меня подальше! — велел ей Азиатик. — Ты отвратительна!

Матрона всхлипнула сильнее. Слезы катились по её лицу, зависали на щеках и кончике носа и падали в тарелку. Азиатик поднялся из-за стола. Вышел в сад подставил разгорячённое лицо вечерней прохладе.