Предупреждение Эмблера - Роберт Ладлэм

Подобно Марксу, который, наблюдая французских социалистов, заявил, что не считает себя «марксистом», Палмер однажды тоже признался, что не является «пальмеритом». Он неодобрительно относился к тем, кто, вульгарно интерпретируя его идеи, пропагандировал историческую неизбежность. Метод Палмера позволял совместить долгосрочную историю — историю протянувшихся на столетия эпох — с микроисторией. Его учение не могло быть сведено к лозунгам, формулам и призывам. Но главное — в истории нет ничего неизбежного. Принять исторический детерминизм означало бы обречь себя на пассивное созерцание. Мировая история, всегда говорил он, это история человеческих деяний. Именно поступки людей и делают историю, наполняют историческое пространство.

Появившийся у двери слуга негромко откашлялся.

— Профессор Палмер, для вас сообщение.

Палмер повернулся к гостье.

— Извините, но я вынужден ненадолго вас оставить.

Он исчез в конце длинного коридора, а когда вернулся несколько минут спустя, глаза его возбужденно блестели.

— Все становится на свои места. Давление поднимается.

— Понимаю.

— Как насчет Таркина?

— С ним никаких проблем.

— А его спутница... на этом фронте все в порядке?

— Ни малейших причин для беспокойства. Мы все держим под контролем.

— Хочу лишь напомнить, что у нас остается семьдесят два часа. Каждый должен четко сыграть свою роль.

— Пока, — заверила Уитфилд, — никаких сбоев нет. Все играют по плану.

— Включая Таркина? — уточнил Палмер.

Заместитель госсекретаря кивнула и позволила себе улыбнуться.

— Включая Таркина.

* * *

Глядя прямо перед собой, как и полагается человеку, у которого на счету каждая минута, Эмблер торопливо вышел из дома № 2 по улице Сен-Флорентен. Впрочем, особенно притворяться не пришлось — у него действительно не было времени. Выйдя из консульства, он сбавил шаг, принял вид беззаботного прохожего и, оставив позади элегантные особняки с сияющими витринами, повернул от площади Согласия на улицу Сен-Оноре.

Опытный оперативник полагается не только на глаза, но и на уши. Меняя скорость движения, он вслушивается в шаги за спиной, улавливая малейшие отступления от привычного ритма.

Не пройдя и сотни ярдов, Эмблер понял — у него появился «хвост». Кто-то шел за ним. Смущал лишь ритм шагов — преследователь, похоже, даже не пытался замаскироваться. Оперативник прислушался: шаги, быстрые и мелкие, сопровождались легким посапыванием, свидетельствовавшим о незавидном физическом состоянии.

Странно было и то, что он не почувствовал тревоги — человек двигался с суетливой поспешностью официанта, преследующего забывшего расплатиться клиента. Возможно, смысл как раз в этом — очевидность ведь тоже может быть завесой.

Эмблер прибавил шагу и, дойдя до конца квартала, свернул сначала влево, на узкую улочку Камбон, потом вправо, на Мон-Табор. Впереди был узкий, пустынный переулок. Он остановился, сделав вид, что смотрит на часы, и увидел преследователя в стекле циферблата. Резко повернувшись, Эмблер схватил мужчину за воротник плаща, втащил в переулок и прижал к разрисованной граффити блочной стене.

Незнакомец представлял собой на редкость непримечательную личность: бледный, с мучнистым лицом, редкими темными волосами и наметившимися под глазами кругами. Дышал он тяжело, на лбу выступил пот. Низкорослый, с брюшком и далеко не молодой, он менее всего походил на работающего под прикрытием агента. Мало того, он вообще казался существом из другого мира — в дешевом светло-коричневом плаще, белой рубашке из какого-то синтетического материала, сером неприглядном костюме из тех, что продаются только со скидкой. Эмблер следил за его руками — потянутся или нет к скрытому оружию или какому-нибудь сигнальному устройству.

— Вы ведь Таркин? — устало отдуваясь, спросил бледнолицый.

Эмблер вдавил его в стену — незнакомец протестующе застонал — и быстро пробежал пальцами по одежде. Оружием могло оказаться все что угодно: слишком длинная ручка, слишком толстый бумажник.

Ничего.

Он посмотрел на него, пристально, настороженно, отыскивая знакомые признаки хитрости и коварства.

— А кто интересуется?

— Уберите руки, вы, кусок дерьма, — с едва заметным бруклинским акцентом бросил незнакомец.

— Я задал вопрос. Кто вы такой?

Мужчина подтянулся, расправил плечи и принял выражение оскорбленного достоинства.

— Клейтон Кастон.

Руки он не предложил.

Глава 22

— Только не говорите, — с нескрываемым презрением процедил Эмблер, — что вы мой друг и примчались сюда, чтобы помочь мне.

— Вы, должно быть, шутите, — язвительным тоном сказал бледнолицый. — Я не ваш друг. И я здесь только для того, чтобы помочь себе самому.

— С кем вы? — Полная некомпетентность невесть откуда взявшегося чудака не вызывала сомнений и не была наигранной. Но его вполне могли использовать. Хотя бы для того, чтобы усыпить бдительность Эмблера, заставить его расслабиться и заманить в ловушку.

— Что вы имеете в виду? Где я работаю?

— Я имею в виду, с кем вы сейчас, здесь. Сколько их? Кто вас подослал ко мне? И где, черт возьми, эти люди? Рассказывайте все или, обещаю, вы уже никогда не откроете рот.

— А я-то еще удивлялся, почему у вас нет друзей.

Эмблер поднял руку, нацелив сжатые в подобие копья пальцы в горло дерзкого американца и ясно давая понять, что готов в любой момент нанести сокрушительный удар.

— С кем я здесь? — продолжал человек, назвавшийся Кастоном. — Сколько их? Примерно одиннадцать миллионов, если считать всю территорию метрополии.

— Хотите сказать, что действуете один?

— Ну, в данный момент, — нехотя допустил американец.

Эмблер ослабил хватку — лицо Кастона не выдало ни малейшего намека на ложь. Он действительно говорил правду. И, признаваясь в том, что действует в одиночку, американец вовсе не старался успокоить его, Эмблера, подозрения.

— Но имейте в виду, я работаю в ЦРУ, — сердито предупредил Кастон. — Так что не тешьте себя надеждами, что вам все сойдет с рук. Если я пострадаю, вам тоже не поздоровится. Управление не любит оплачивать счета за лечение. Так просто они это не спустят. Так что... держите руки от меня подальше. Вы совершаете большую ошибку. Что плохо для меня, плохо и для вас. При таком сценарии проигрывают обе стороны.

— Да вы шутник.

— Суждение столь же поспешное, сколь и ошибочное. Послушайте, здесь неподалеку, возле Парижской Оперы, есть «Макдоналдс». Мы могли бы поговорить там.

Эмблер недоверчиво уставился на него.

— Что?

— Ну и ну. Это что же, в вашем ведомстве не могли придумать лучшего места?

— Откуда мне знать, какое место лучше, а какое хуже! Просто мой желудок не принимает местную жратву. Если вы еще не догадались, я не из этих... — он неопределенно пошевелил пальцами, — так сказать, рыцарей плаща и кинжала. Не мой профиль.

За разговором Эмблер не забывал держать под наблюдением переулок. Никаких изменений в плавном потоке уличного движения, указывающих на появление пешего патруля — высланной на место группы «топтунов», — он пока не заметил.

— Ладно, поговорим в «Макдоналдсе». — Никогда не соглашайтесь на встречу в месте, выбранном другой стороной. — Только не в этом. — Эмблер выудил из нагрудного кармана костюма Кастона сотовый телефон. «Эрикссон», стандартная модель. Внутри обнаружилась оплаченная вперед французская сим-карта. Он нажал несколько кнопок, и на дисплее высветился номер, моментально отправленный в соответствующую ячейку памяти.

— Позвоню через пятнадцать минут и назову адрес. Кастон посмотрел на часы, дешевые электронные «Касио».

— Отлично, — проворчал он.

Через двенадцать минут Эмблер вышел из метро на станции Пигаль. «Макдоналдс» находился напротив. Лучшего пункта для наблюдения нельзя было и придумать. Эмблер набрал номер американца и сообщил координаты.

Оставалось только ждать. Специализирующиеся на визуальном наблюдении агенты знают десятки способов незаметно выйти на позицию. Смеющаяся парочка у газетного киоска, угрюмого вида мужчина, с сомнением рассматривающий представленные на витрине «эротические средства» из латекса и кожи, молодой человек с розовыми, как свежее яблоко, щеками, закованный в джинсовую курточку, турист с фотоаппаратом на шее — все они могли исчезнуть в одну секунду, уступив место людям с одинаковым профилем, избегающим визуального контакта друг с другом, но при этом словно соединенным невидимой нитью, концы которой находятся в руках скрытого от глаз координатора.

Однако такое внедрение всегда нарушало общий пейзаж, вносило дисгармонию в хаотичный, но естественный ритм движения, и внимательный наблюдатель мог это заметить. Поведение человека в толпе определяется закрепленными в подсознании правилами и моделями, и тот, кто старается следовать им целенаправленно, зачастую выдает себя именно этим.