Признания невесты - Дженнифер Хеймор

Это было совсем не то, чего она ожидала, возвращаясь в Лондон. Она считала, что уже превозмогла отчаянную, невозвратимую любовь к Джонатану. Что оправилась от сердечной боли. От души поверила, что может стать хорошей женой для Уилла.

Серена заблуждалась, глубоко заблуждалась. Она все еще хотела Джонатана Дейна. Отчаянно. До безумия. Возвращение в Лондон стало ее ужасной ошибкой. Она считала, что поступает так ради сестер, однако лгала себе и всем остальным. Она поступила так ради себя. Из-за того, что хотела уехать из Антигуа. Она просто уцепилась за единственный повод, который давал ей возможность вернуться в Лондон и узнать, что произошло с человеком, которого она когда-то любила.

Голос его звучал негромко, но твердо и серьезно, так же серьезно, как в те далекие годы, когда он держал ее в объятиях.

– Я всегда хотел вас, Серена. Только вас. Вы для меня единственная женщина.

У Серены перехватило дыхание, губы задрожали. Страстная натура, которая таилась в ней, жаждала вырваться на свободу, и Серена боролась с ней изо всех сил. Джонатан стоял перед ней, недвижимый и возбужденный. Сам воздух, окружающий их, казался наэлектризованным.

Еще не понимая, что делает, Серена рванулась вперед. Обхватив рукой голову Джонатана, она прижалась губами к его губам. Несмотря на то что в комнате было холодно, его губы обожгли ее. Грудь у Серены стеснилась. Сердце бурно колотилось, подчинившись порыву чувства, которое она так долго подавляла в себе.

«Тебе это нужно. Тебе нужен он. Так было всегда».

Джонатан теснее прижался к ней, отдаваясь поцелую. Когда его язык коснулся ее губ, раздался громкий стук в дверь. Серена отпрянула.

Несколько коротких секунд они молча взирали друг на друга. Она первой отвела взгляд и посмотрела на пол.

Стук повторился, уже нетерпеливо.

Джонатан со вздохом подошел к двери и распахнул ее. Оказалось, что это служанка принесла на подносе их ужин. Горничная поставила тарелки с едой на небольшой круглый столик орехового дерева, сделала реверанс и удалилась. Ни Джонатан, ни Серена не пошевелились, пока та находилась в комнате.

Зачем она сделала это? Зачем прикоснулась к нему? Зачем? Зачем? Зачем?

Она сошла с ума, обезумела, она просто глупа! Как она могла поддаться своей слабости? Ведь Серена с самого начала понимала, что этот человек опасен. Ей даже захотелось, чтобы он повел себя в ее присутствии соответственно своей репутации. Может, стоит посоветовать ему разыскать какую-нибудь официантку из таверны внизу и привести сюда, к ним в номер. Если она узнает о распутстве Джонатана сама, а не из чьих-то рассказов, то уж точно сможет контролировать свои желания в его присутствии.

Однако он вел себя как истинный джентльмен. Как джентльмен, который заботится о ней и ее родных, который глубоко сожалеет о допущенных им ошибках и никогда не переставал желать ее. Он вел себя как джентльмен, который хочет, чтобы она к нему вернулась.

Нет. Она считала, что это именно так, судя по выражению его лица, однако он не говорил ей об этом. Возможно, он хочет снова овладеть ею только ради того, чтобы узнать, как это будет после всех прошедших лет. Серена подошла к столу и посмотрела на тарелки, расставленные на нем. Вроде бы им приготовили какую-то жареную птицу, а рядом стояла еще одна тарелка с чем-то похожим на желе, она так и не поняла, что это.

Джонатан пододвинул к себе стул и медленно, словно это потребовало от него каких-то усилий, опустился на него – как раз напротив Серены. Когда он поднял на нее свои синие глаза, они сверкали как сапфиры.

– Был там кто-то еще? – прошептал он. – Я имею в виду, до появления Лэнгли? Был кто-то еще у вас там, в Антигуа?

Серена думала, что сильнее уже не может ожесточиться, однако ошиблась.

– Это не ваше дело, – отрезала она.

– Скажите. Умоляю вас, Серена. Мне необходимо знать.

Она уселась за стол напротив Джонатана и лихорадочно подцепила вилкой кусочек мяса куропатки.

– Нет! – огрызнулась она. – Никого на Антигуа не было. И вообще никого не было… никогда.

Он с силой втянул воздух и произнес нечто скорее похожее на стон, нежели на четкие слова:

– Это… правда?

– Чистая правда.

– Даже Лэнгли?

Она не хотела отвечать на этот вопрос. Не должна была отвечать. Но ответила:

– Даже Лэнгли.

– Как такое могло быть? Ведь вы… Я уверен, что многие мужчины домогались вас.

– Вы единственный. Первый… и последний.

Признавшись в этом ему, Серена почувствовала сильное облегчение и в то же время не менее сильную душевную боль. Какая-то частица ее существа, можно сказать, некий демон, подбивала заявить, что у нее было столько же мужчин, сколько у него женщин.

– К сожалению, должен признать, я далеко не столь добродетелен, как вы.

Ей почудилось или он и вправду покраснел?

– Я была об этом осведомлена уже некоторое время назад, – сухо произнесла она.

– И вы меня за это презираете.

Да. Поскольку ей не стоило терять самоуважение, постольку она должна была бы относиться к нему с презрением.

– Не можем ли мы поговорить о чем-нибудь другом? – спросила она. – Ну пожалуйста. Я уже устала ворошить прошлое.

– Я согласен. Давайте поговорим о чем-нибудь нейтральном.

Несколько долгих минут они провели в молчании, занявшись едой. Серена наконец подняла голову и, поглядев на Джонатана через стол, разделявший их, попробовала беспечно рассмеяться, однако смех этот прозвучал горько.

– Итак, насколько я понимаю, нам больше не о чем говорить.

Все изменилось. Раньше они могли разговаривать часами, и каждому было интересно то, о чем говорит другой, чем бы оно ни было. А теперь между ними возникло чувство неловкости и напряженность.

– Я в этом сомневаюсь, – сказал он.

Она подняла на него вопрошающий взгляд.

– Расскажите мне о чем-нибудь приятном, чем вам пришлось заниматься после того, как мы расстались, – сказал он. – О чем-нибудь не имеющем отношения к тому, что произошло между нами. А потом я расскажу вам о каком-нибудь из своих приключений.

– Вот и хорошо. – Она помолчала, роясь в памяти и стараясь припомнить что-нибудь не имевшее отношения к Джонатану, потом вдруг расслабилась, подумав о коротком, но счастливом периоде своей жизни на Антигуа.

– Мой отец держал гвинейских овец, и мы не отказались от них, после того как он умер. Случилось так, что матки погибли, рожая ягнят. Я построила кормушку для малышей у нас в амбаре, чтобы вскармливать их и ухаживать, пока они не подрастут и не смогут сами о себе позаботиться. Я часто спала в амбаре возле них, следила, чтобы им было тепло, и кормила их, когда они были голодны.