Все волки Канорры - Виктория Угрюмова

Тот вечер вообще стал в каком-то смысле уникальным и незабываемым. О нем еще много судачили в окрестностях Виззла и в самом замке. Одним из самых ярких впечатлений публики признали полет Птусика. В какой момент рукокрылый мыш, славный своими незаурядными летными способностями, врезался в белого грифона, не видел никто. Зато потом все с восторгом наблюдали, как сперва Крифиан носился за Птусиком по всему небу; затем Птусик летал за Крифианом; а затем они вместе гонялись за какой-то ошалевшей горгульей, голосившей, что ее преследуют с очевидной целью — посягнуть на самое дорогое, что у нее есть — свистульку в виде монстра Ламахолота, купленную на представлении Общества Рыболюбов. Затем Крифиан устроил переворот на местной почте, захватил власть и тут же затеял реорганизацию, заочно назначив Кехертуса лордом-маршалом. А Птусик полетел завоевывать мир, но сбился с курса.

Что до представления, то оно было подробно описано поваренком Мотей в его синей тетрадке, запечатлено во всех кассарийских хрониках, а также обстоятельно задокументировано в ежегодном отчете Общества Рыболюбов в разделе «Главные достижения и их катастрофические последствия». В чем же была его суть?

Общество Рыболюбов задумало поставить ряд забавных назидательных сценок с воспитательным подтекстом. Хотя ситуации в них обыгрывались разные, сюжеты не баловали зрителей оригинальностью. Действие сводилось к тому, что жестокие и алчные рыболовы один за другим приходили к берегу озера и забрасывали в воду снасти с целью вытянуть на берег и жестоко лишить жизни несколько несчастных беззащитных рыбок. В роли рыбаков блестяще выступили жители Виззла и двое троллей из фольклорного ансамбля. Поплавок (в других сценках — сети и верши) немедленно ныряли, и рыбаки, потирая руки, в рифму доводили до сведения зрителей, что они ужасно довольны богатым уловом, их совершенно не мучает совесть, что маленькие рыбки-детки сегодня лягут спать в слезах, не дождавшись папы и мамы с обещанным ужином из нескольких червячков, а то и мудрой бабушки с ее доброй сказкой. Затем, пропев или высказав в стихах надежду на то, что они заработают много денег на новые башмачки для неблагодарной жены на продаже трупиков бедных убитых рыбок, рыбаки с адским хохотом принимались вытягивать удочку или сети. Особенно жутко хохотал один тролль, который уже видел, как после этой роли королевские театры предлагают ему солидный ангажемент. Вот тут и наступал звездный выход монстра Ламахолота. Чудовище не имело такого оглушительного успеха даже у шестнадцатой научной экспедиции, члены которой буквально в экстазе от невиданного зрелища зарисовывали, как он пожирает ее руководителя.

Монстр сожалел об одном — что раньше не покинул свою труднодоступную дикую обитель и не устроился рыбой в Кассарию. Он даже не предполагал, что эта скромная должность может принести столько почета и радости. Под бурные аплодисменты ликующей толпы и бешеную барабанную дробь он с шумом и ревом выныривал перед жестоким рыболовом, вода кипела, как в котле, бурлила водоворотами и красиво стекала по его сверкающей темно-зеленой шкуре. Огромный спинной гребень топорщился, как колючки возмущенного ежа, застукавшего супругу с соседским сусликом; он разевал гигантскую пасть, вызывая неподдельный ужас у многочисленных зрителей, и ревел с такой силой, что птицы срывались с деревьев, проклиная ту минуту, когда им пришло в голову облюбовать здесь веточку для ночлега. Женщины визжали, отцы семейства мужественно покашливали, дети заливались смехом, требовали следующую конфетку и «цтобы ляля порыцяла есё».

Испуганные рыбаки, поминутно заглядывая в сценарий, песней молили о пощаде и торжественно клялись в стихах больше никогда не охотиться на беззащитных рыбок, после чего убегали в ужасе, а монстр торжествующе погружался в пучину вод. Тот самый тролль исполнял свою роль с особым рвением: он закатывал глаза, демонстрируя ужас высшей категории, и осторожно валился на траву под ноги зрителям, дергая плоскими ступнями и высовывая язык для пущей убедительности. Он играл потерю сознания, какой привык видеть ее в исполнении своей супруги, когда отказывал ей в покупке новой волосатой юбочки.

Когда Зелг представил, как монстр гоняется за факельным шествием и публикой вокруг озера, ему показалось, что сейчас его череп расколется и оттуда потечет кипящая лава. Но едва он успел подумать, что хуже уже не будет, как князь Мадарьяга нехорошо облизнулся и уставился на Юлейна горящими оранжевыми глазами.

Представление произвело настоящий фурор. Члены Общества Рыболюбов, организовавшие благотворительную продажу свистулек в виде чудовища озера и брошюрок «Твой мокрый друг — рыбка», весь сбор от которой должен был пойти на новый садок для разведения особо упитанных червей и мух, готовились перейти к факельному шествию. Глава общества, в прошлом — тритон, а ныне почетный водяной из соседнего водоема, который он гордо именовал озером, а остальные прудом, влез на огромный замшелый валун, лежащий в воде, для заключительной речи. Эту речь он готовил две предыдущие недели, и ничто не могло помешать ему произнести ее перед благодарными слушателями от первого и до последнего слова, выстраданного бессонными ночами. Публика зарукоплескала, тритон раскланялся. Это был триумф. И тут монстр Ламахолота вышел из берегов.

— Ваше величество, какой вы сегодня аппетитный! Аппетитнее, чем обычно.

Считать эти слова простым комплиментом не приходилось. Конечно, ни Зелг, ни Юлейн прежде не видели вампира в его, так сказать, профессиональном облике, но не требовалось особой проницательности, чтобы понять, что происходит. Оптимист по натуре, молодой герцог всегда был склонен воображать «второе я» своих друзей в романтическом свете, без ужасающих подробностей, и страшно огорчился, когда рассмотрел детали. Вот что это за уши? А цвет морды? А может ли приличная челюсть так раскрываться сразу в несколько сторон? На конкурсе кошмарных зрелищ князь с легкостью взял бы первый приз. Но того, кто видел «Мальчика с писающей собачкой» простым кошмаром было не пронять.

— Но-но, — сказал король и решительно поставил между собой и вампиром стул. — Попрошу.

Мадарьяга оскалил впечатляющие клыки.

— Держите его, Лилипупс, — велел Зелг.

Бросив на него полный укоризны взгляд, вампир истаял в серый туман и втянулся в окно.

— За ним, — коротко скомандовал Лилипупс и исчез с глухим хлопком.

Если бы у несчастного некроманта не так раскалывалась голова, он удивился бы волшебным способностям бригадного сержанта. Между тем удивляться не следовало: Лилипупс так и не расстался с магическим кидацлом, который вручил ему Думгар в канун битвы при Липолесье. Плотно поработав с ним в самом начале сотрудничества, он с удовольствием отмечал, что теперь оно протекает без сучка и задоринки.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});