Олег Борисов - Александр Аркадьевич Горбунов

Григорий… Григорий…»), потому что хотел насладиться реакцией удивления. «Режиссура в театре, — говорил Товстоногов, — это распределение ролей».

У Товстоногова — и это, пожалуй, самое удивительное — и тени сомнения не было при назначении Борисова на роль Мелехова. А «пока» и «полушепот» — всего лишь игра: я, мол, тоже удивлен выбором. Как и вы…

Назначение актера на роль Товстоногов считал решающим актом трактовки спектакля. Процедура распределения по-товстоноговски напоминала либо казнь, либо, по образному замечанию театроведа Ирины Павловой, «возведение в генеральский чин».

Хрестоматийный пример, связанный с распределением Товстоноговым ролей, относится к первому году его работы в БДТ. В театре оставались старики. Один из них — Виталий Павлович Полицеймако, прежде игравший заметные роли, а после прихода Георгия Александровича сразу же получивший «кушать подано» в «Преступлении Энтони Грэхема», стал жаловаться на режиссера в обком КПСС. И Товстоногов был об этом осведомлен. «Настоящий режиссер, — говорит Ирина Павлова, — дорожит хорошим актером, даже если этот актер совершает неблаговидные поступки».

Товстоногов не давал Полицеймако роли, а тот в свою очередь не воспринимал Товстоногова. Предельно напряженная ситуация сохранялась до обсуждения на худсовете пьесы бразильского драматурга Гильерми Фигейреду «Лиса и виноград». Товстоногов прочитал пьесу, худсовет принял ее к постановке, но кто-то из выступивших после читки сказал: «Все хорошо, но у нас же нет Эзопа». И Товстоногов провел свою партию классически: «Как это нет? Если нам находить актеров по меркам сборной Советского Союза, то такой актер у нас есть. Это Виталий Павлович». В спектакле «Эзоп» Полицеймако сыграл блестяще. По воспоминаниям Дины Шварц, Виталий Павлович пришел в кабинет Товстоногова, встал на колени и сказал: «Простите!» «О чем вы? — будто бы удивился Георгий Александрович. Я ничего не знаю… О чем вы просите прощения?» Лучшего соратника, нежели Полицеймако, у Товстоногова в театре после этого не было.

На первой же читке — 10 марта 1977 года — Товстоногов, заметив (на всякий случай) об ответственности, выпавшей на долю театра (постановка готовилась к шестидесятилетнему юбилею революции 1917 года, но дата в этом случае стала лишь поводом: идею о постановке «Тихого Дона» Товстоногов вынашивал давно), объявил, что в центре спектакля — Григорий Мелехов. «Это трагедия не приставшего к берегу человека, — сказал он. — Тема столкновения человека и рока. Здесь просматривается аналогия с античной трагедией. Сильный человек, и его трагедия — человека, не понявшего, к какому берегу пристать».

«Григорий Мелехов, — рассуждал Товстоногов, — сильная личность. У него есть второй этаж мышления, что не каждому дано. Он между двух берегов развороченной России. И между двух женщин. Ищет, мечется в поисках пристани, совершает поступки, оценивает. События бросают его зигзагообразно, он ведом ими, затем сам на определенный момент становится ведущим. Эти поиски — к какому берегу пристать — есть сквозное действие, которое определяет его сверхзадачу. Она у него не задана, он ее ищет. У него нет определенной сверхзадачи. Он ищет ее, и в этом его сверхзадача. Трагедия его в том, что в потенции он сильная личность. А так как он бегает то туда, то сюда, то оказался затравленным волчонком. Это жизнь, а не литература. Ему необходима ясность бытия. А ее нет, поэтому он мечется, переоценивает многое, кидается к одному, другому, вроде бы пришел, и снова метания. Он героическая личность. Как это сыграть? Через поступки, размышления, оценки, веру в предлагаемые обстоятельства, в подлинность данного момента, исходя из развития отношений с другими персонажами…

Жизнь разбудила в нем много темных сторон, заставила размышлять в более высокой степени, чем мышление обычного хлебопашца. Он силен, имеет два Георгиевских креста, бесстрашен… Все его размышления направлены вглубь, отсюда обострение сценического поведения. Повышенная витальность для него редка, как правило, он тих, так как о многом размышляет. Отсюда его природа чувств. И физика должна быть иной, чем это делалось раньше в других спектаклях или кинофильме. Там он больше балансирует между тем или этим, а мне бы хотелось активности мысли».

После этого монолога, произнесенного на репетиции, состоявшейся 11 марта 1977 года, и записанного Михаилом Карнауховым, стажировавшимся тогда в БДТ у Товстоногова, появилась, думается, полная ясность в вопросе: почему Георгий Александрович именно Борисова выбрал на роль Григория Мелехова.

История «крестьянского Гамлета» эпохи перелома не «быть или не быть», а каким быть, во имя чего? Товстоногов и Борисов считали Мелехова «крестьянским Гамлетом», человеком, ищущим себя в глобальных масштабах, в условиях распавшейся связи времен, к труду склоняющимся больше, нежели к войне.

Несоответствие штампу, сложившемуся у читателей «Тихого Дона», — Григорий должен быть высоким, статным, косая сажень в плечах, красавцем-казаком, с кудрявым чубом, — Борисов компенсировал найденным им внутренним сходством с Мелеховым, и о «чубе» все забыли. Не фактурный, не красавец, а глаз — не оторвать.

Мелеховых в театральных работах больше не было. Борисов первый и единственный, а вот в кинематографе можно вспомнить сразу трех Григориев.

Первым был Андрей Абрикосов в 1931 году, Шолохов еще не дописал роман до конца, фильм — из немого кино.

Спустя 25 лет Сергей Герасимов, которого благословил Шолохов, роман к тому времени завершивший, приступил к съемкам трехсерийной киноэпопеи. Григория Мелехова играл «лихой казак» с «вихрастым чубом» Петр Глебов, который надолго, до появления Борисова на сцене БДТ в 1977 году в роли «крестьянского Гамлета», и олицетворял собой образ Мелехова.

Третий киношный Мелехов — Руперт Эверетт, оказавшийся казаком в незавершенном многосерийном фильме Сергея Бондарчука по желанию итальянских спонсоров ленты, — вообще не в счет: англичанин (его дублировал Максим Суханов), не скрывавший принадлежности к нетрадиционному сексуальному меньшинству, признавался, что не в состоянии до конца понять своего героя.

Невозможно даже на мгновение представить, чтобы Мелехов Эверетта был бы в состоянии обрести себя, как Мелехов Борисова, пройдя через тяжелейшие испытания, сопровождавшие весь его жизненный путь, — преступления, разочарования, жестокость, метания, страдания…

«Герою „Тихого Дона“ Григорию Мелехову, — писал Александр Трифонович Твардовский, — его „заурядная“ казачья натура, чуждая всяких претензий на титаничность характера, не помешала встать в ряд мировых литературных образов». Олег Борисов без малейших, как и его герой, претензий на «титаничность» по праву встал после «Тихого Дона» в первый ряд звезд мирового театра.

Громом среди ясного неба стало назначение на роль Аксиньи 27-летней Светланы Крючковой, всего-то ничего работавшей к моменту репетиций «Дона» в БДТ. «На сцене, — вспоминает Светлана Крючкова, — сплошь народные артисты Советского Союза, все старше меня. Григория Мелехова играл гениальный Олег Иванович Борисов. Мы репетировали, он подбегал ко мне, а я с коромыслом, гордая, говорю: „Пусти, Гришка!“ — а он: „Не пущу!“ В этот момент голос Товстоногова: „Поцелуй!“ Что со мной было, вы себе не представляете.