Венок кентавра. Желтый свитер Пикассо - Мария Брикер

Жаль, по сценарию роль интернет-возлюбленного Мишель нельзя доверить самому Клементию Конюхову. Вот был бы номер! Пожалуй, если бы этот кучерявый пропитой очаровашка в кирзовых сапогах встретил мадемуазель Ланж в аэропорту, то и выставку работ уже устраивать не нужно было бы. Но раз режиссер доверил эту важную миссию Климу, то ее нужно выполнять. Все-таки какая он сволочь – Иван Аркадьевич! Манипулянт поганый! Изверг! Прошлым летом заставил Клима влюбить в себя Алевтину. Спасибо ему, конечно, за это большое, но нервные клетки и до сих пор восстанавливаются. Сейчас на эту чокнутую наследницу миллионов нужно произвести неизгладимое впечатление, правда, диаметрально противоположное. И опять – подавай Варламову экспромт. Хоть бы намекнул, гад, как действовать. Как вызвать в девице антипатию к собственной персоне, если он, Клим Щедрин, такой привлекательный во всех отношениях мужчина?

«Горб, может, приделать? А что, буду как Квазимодо», – заржал было Клим, но тут же с сожалением отверг эту идею. Нельзя было исключать, что отмороженная богатая дамочка тут же решит, что она – Эсмеральда, проникнется чувствами, и ей захочется плотно пообщаться с художником-горбуном. Потом не отвяжешься. Как она хоть сама выглядит? Варламов обещал прислать фото, но почему-то так и не сделал этого. «Нужно ему напомнить», – решил Клим и посмотрел на часы. Пора было ехать на вокзал, встречать Алечку. Невеста с двумя баулами подарков поехала на пару дней навестить тетку в Приреченск. Звала и его с собой, но Клим отказался, сославшись на неотложные дела. Но на самом деле причина была иной – ехать в Приреченск и вспоминать прошлые грешки он не желал. Размышлять о своем перевоплощении тоже больше не хотелось. Решив продумать тактику и стратегию своего поведения позже, Клим завел мотор и направил машину в сторону вокзала. За три дня он дико соскучился по Алевтине, и никакие Мишели его уже не интересовали.

Глава 5

Лягушачьи разборки

Меценат с трудом разлепил глаза. Он лежал на бабушкином раритетном диване в бархатном халате с шелковыми лацканами, рядом, на стене, в нарядных новых багетах висели две его гениальные работы – кошка и натюрморт. Клепа блаженно улыбнулся и потянулся к картинам. Стена вдруг стала наваливаться на него… наваливаться на него… наваливаться на него… Клепа дико закричал и выставил перед собой руки. От крика лампочка на потолке взорвалась и разлетелась в разные стороны яркими брызгами, заляпав синими, зелеными и красными кляксами обои, потолок и Клепин бархатный халат. Меценат заплакал от обиды и трясущейся рукой стал нервно отряхивать одежду. Кляксы ожили, превратились в маленьких разноцветных лягушат, гурьбой спрыгнули с Клепы и, громко квакая, заскакали по грязному полу в разные стороны.

– Э, вы че ваще? – удивленно спросил Меценат, вытирая мутные слезы кулаком. – Во дела! Кажись, до белки допился…

Подобная неприятность с Клепой Коняшкиным еще не случалась ни разу, и что с этим всем делать, он не знал.

Меценат осторожно спустил с дивана худые волосатые ноги, сунул их в пыльные тапки, на цыпочках прокрался к чайнику, присосался к носику, выхлебал ровно половину, а остальную водичку щедро вылил себе на вихрастую голову. Кваканье смолкло. Клепа опасливо огляделся: на полу валялись пустые бутылки, объедки, окурки – лягушата исчезли. Меценат с облегчением вздохнул, плюхнулся на табуретку, но тут же вскочил, встал на четвереньки и заглянул под стол и диван – лягушат и там не оказалось. Под диваном лежали сложенные новые холсты, багеты и нераспечатанная упаковка красок. Клепа зажмурился и несколько раз стукнулся лбом об пол – лучше бы под диваном оказались лягушки! Как же так случилось, что он задвинул выгодный заказ? Стоя в позе тигра, он напряженно задумался, пытаясь усилием воли разогнать «туманность Андромеды» в мозгах и припомнить – что же с ним приключилось? Последнее, что он отчетливо помнил – как вышел из художественного салона довольный, потому что в салоне попал на распродажу материалов и прилично сэкономил. На вырученные деньги он отправился в магазинчик секонд-хенда, где прикупил почти новый бархатный халат. Шикарный! А дальше, кажется, был продуктовый магазин, где он… где он купил три десятка яиц, четыре батона хлеба, кефир и… бутылку шампанского. Или две?.. А к шампанскому он приобрел еще и водку, чтобы сделать фирменный коктейль… Точно! Клепа завыл и снова треснулся лбом о поцарапанный паркет. Вот тебе и напиток аристократов! Выходит, и шампанское ему уже пить нельзя?!

Клепа сел на пол по-турецки и с ужасом уставился на календарь с пышной обнаженной блондинкой, с которой частенько писал русалок. Получалось очень натурально. Хороший был календарь, но, к несчастью, прошлогодний. Клепе стало страшно. Какое сегодня число, он даже приблизительно не знал. Спросить у соседей тоже не представлялось возможным. С вонючей контрой, которая заняла остальные шесть комнат некогда принадлежащей его благородному семейству квартиры, Клепа принципиально дружбы не водил. Да даже если бы он и снизошел до плебеев, его однозначно послали бы… куда положено. Во-первых, плебеи его презирали за голубую кровь, постоянно обзывались и изредка занимались рукоприкладством, во-вторых, на часах было половина третьего, а в окно заглядывала луна. «Значит, сейчас ночь! Хотя бы это выяснил», – обрадовался Клепа и снова задумался: каким же образом ему узнать сегодняшнее число? Гениальная идея пришла Клепе в голову спустя час утомительных размышлений. Он вскочил на ноги, пересчитал пустые бутылки из-под шампанского и водки, разделил их на приблизительные суточные дозы – один к двум, потом пересчитал суточные дозы, чтобы выяснить – сколько же дней он пил? Вышло… девять дней! И Меценат снова осел на пол.

Дальнейшие математические вычисления привели Мецената в уныние – на все про все ему оставалось только пять дней, и даже сегодняшнее число выяснять уже было ни к чему. Клепу затрясло, он плотнее запахнул на груди халат и, громко стуча зубами, пополз к дивану, и тут в голове у него снова заквакали лягушки. Меценат вскочил, плотно прижал ладони к ушам и заметался по комнате, спотыкаясь о бутылки и прочий мусор.

– Отстаньте! Отстаньте от меня! Да пошли вы! – размахивая руками, умолял Клепа, но с каждой секундой кваканье становилось все громче и громче. – Ах так! Ну, сейчас я вам покажу, – угрожающе проревел Меценат и схватил палитру и кисть…

* * *

– О Минерва! Я узнал тебя – любовь моя! – воскликнул Клим и распахнул объятия, сжимая в одной руке зубную щетку, в другой – тюбик с пастой. – Коза такая, – добавил он тихо, показал язык своему отражению в зеркале и принялся с остервенением чистить зубы.

До приезда мадемуазель Ланж оставалось четыре дня. Тактика и стратегия поведения уже были выбраны. Раз Варламов намекал, что девочку пожизненно влечет к негодяям, значит, следует изобразить хорошего такого, положительного во всех отношениях парнишку. Только вжиться в образ романтика никак не получалось. Уже через пять минут репетиций Клима начинало подташнивать, и изо рта сами собой сыпались матюги. И вообще, его все раздражало! Иван Аркадьевич уже достал, постоянно интересуясь, удалось ли ему договориться с галереей. «Удалось! Все хорошо!» – отвечал Клим, но сам пребывал в панике, потому что художник Клементий Конюхов, алкаш поганый, в условленное время, то есть вчера, так и не позвонил, и вывешивать в галерее было решительно нечего. Придется ему сегодня вновь ехать на вернисаж и в срочном порядке искать новые шедевры, которые сразят Мишель Ланж наповал.

– О Минерва! Моя богиня! Любовь моя! – прошамкал Клим ртом, полным зубной пасты. – Иди же ко мне в объятия, я твой Пикассо!

– Клим, ты скоро? – настойчиво постучалась в дверь ванной Алевтина.

– Иду уже! – нервно отозвался он, сплюнул пасту в раковину, прополоскал рот и недовольно покосился на дверь. Только он наконец-то начал понемногу входить в нужный образ трепетного кретина, а невеста взяла и влезла в самый неподходящий момент.

– Клим! – не отставала Алевтина.

– Я разговаривал по мобильному, а ты меня отвлекла, – четко выговаривая каждое слово, раздраженно доложил он, выключил воду и распахнул дверь.

– Тебя к телефону, – буркнула Алевтина, сунула ему мобильный, обиженно надула губки и ушла в спальню, громко хлопнув дверью.

«Ну вот, обиделась. Мирись теперь с ней. Мало мне проблем», – вздохнул Клим, и у него окончательно испортилось настроение. Испортилось до такой степени, что он даже не обрадовался, услышав в трубке голос великого Клементия Конюхова, который торжественно доложил, что выполнил заказ. Откровенно высказав все, что он думает о живописце и опоздании со сроками, выслушав странное оправдание Клементия по поводу трагической ошибки в расчетах календарных дней по среднесуточным объемам потребления кефира, Клим, не прекращая матюгаться, выехал по указанному художником адресу с решительным намерением потребовать от Клементия неустойку в размере суммы аванса. «Еще и к картинам придерусь», – мстительно подумал Клим, паркуя машину во дворе дома живописца. На этом в плане наказания Клим решил поставить точку, дабы не увлечься и сгоряча не дать Клементию в ухо.