Шолохов - Валентин Осипов

И вот Сталин получает новое письмо. В нем Шолохов пытается открыть ему глаза на ростовскую партвласть: «Вы пишете, т. Сталин, „сделаете все, что потребуется“. А я боюсь одного: поручит крайком тому же Фролову (член бюро крайкома. — В. О.) расследовать вёшенские дела (ему однажды поручали такое), он и начнет расследовать. И получится так, что к ответственности будут привлечены только низовые работники, а руководящие ими останутся безнаказанными».

Сообщает вождю и о продолжающихся репрессиях на Дону: «По колхозам свирепствует произвол. Исключали только потому, что необобществленный дом колхозников приглянулся правлению колхоза.

Исключали, а потом начинали „раскулачивать“… около 2000 семейств. При таком положении все эти семьи обречены на голодную смерть.

Нарсуды присуждали на 10 лет не только тех, кто воровал… Судьи присуждали, боясь, как бы им не пришили „потворство классовому врагу“.

…РО ОГПУ спешно разыскивало контрреволюционеров для того, чтобы стимулировать ход хлебозаготовок».

Закончил так, будто оборвал себя на полуслове: «Ну, пожалуй, хватит утруждать Ваше внимание районными делами, да и всего не перескажешь».

Во имя спасения Дона Шолохов жертвовал своим творчеством. В послании Сталину было признание: «Письмо к Вам единственное, что написал с ноября пр. года. Для творческой работы последние полтора года были вычеркнуты».

Бедственное время. Устами Кондрата Майданникова в «Поднятой целине» Шолохов откровенно выразил чувства тех лет: «Какую нужду мы терпим, полубосые и полуголые ходим, а сами зубы сомкнем и работаем».

Люди жили надеждами. Одни верили, что обещания Сталина свято выполнить заветы Ленина сбудутся скоро-скоро. Другие верили, что не может быть плохо бесконечно. Верили и сплачивались. Или сплачивались, чтобы верить. Росла партия. Рос комсомол. Создавались ударные рабочие бригады. Обнародованы итоги первой пятилетки, и разве не порадовался Шолохов, что построены Сталинградский тракторный, Харьковский тракторный заводы, Ростсельмаш в Ростове, «Коммунар» в Запорожье, «Серп и молот» в Харькове. И все это для сельского хозяйства.

У Шолохова после писем на сердце разное: и тревога — как воспримет Сталин правду, и удовлетворение — он осознает чрезвычайную важность своего поступка.

В стране приказано молчать о бедствии, поэтому писателю надо дважды преодолевать себя — рисковать писать правду и рисковать не верить газетам, которые грубо обманывают.

Таким, как Шолохов, «Правда» дает грозный укорот в редакционной статье: «Заявление о голодной смерти миллионов советских граждан на Волге, Украине и Северном Кавказе является вульгарной клеветой, грязным наветом».

Потом и такое напечатает, будто именно для Шолохова — знай, за кого заступаешься: «Ряд колхозов Вёшенского района проявляют прямой саботаж…»

Нелегко бороться за правду. Среди казаков говаривают: либо полковник — либо покойник. Всяко могло быть под горячую сталинскую руку.

Москва: «Правительственная»

На станичной почте переполох — от Сталина телеграмма!

«23.04 — 7 ч. 57 м. из Москвы номер 101–59. Передано 23.4 в 0–40 м. Правительственная. Станица Вёшенская Вёшенского района Северо-Кавказского края Михаилу Шолохову тчк Ваше второе письмо только что получил тчк Кроме отпущенных недавно сорока тысяч пудов ржи отпускаем дополнительно для вёшенцев восемьдесят тысяч пудов тчк Верхне-Донскому району отпускаем сорок тысяч пудов тчк Надо было прислать ответ не письмом зпт а телеграммой тчк Получилась потеря времени тчк Сталин тчк».

Телеграмма от вождя с оповещением о помощи шла в открытую. Сколько же людей узнают и в Москве, и на Дону о сталинской заботе!

Не знала Вёшенская, что вослед молниеносной телеграмме Сталин отправил Шолохову письмо, где сообщил о своем отношении к положению дел на Дону. Телеграмма Сталина — для всех, письмо — одному.

Шесть небольших по размеру листков. Написано не на бланке и собственноручно. Почерк разборчивый. Видно, что Сталин торопился — строчки то и дело сползают.

«Т. Шолохову. Лично от И. Сталина.

Дорогой тов. Шолохов!

Оба Ваши письма получены, как Вам известно.

Помощь, какую требовали, оказана уже.

Для разбора дела прибудет к Вам, в Вёшенский район, т. Шкирятов, которому, — очень прошу Вас, — окажите помощь.

Это так. Но это не все, т. Шолохов».

На этом приятное чтение заканчивалось. Далее вождь взял другой тон:

«Дело в том, что Ваши письма производят несколько однобокое впечатление. Об этом я хочу написать Вам несколько слов.

Я поблагодарил Вас за письма, так как они вскрывают болячку нашей партийно-совет. работы; вскрывают то, как иногда наши работники, желая обуздать врага, бьют нечаянно по друзьям и докатываются до садизма.

Но это не значит, что я во всем согласен с Вами. Вы видите одну сторону, видите неплохо. Но это только одна сторона дела. Чтобы не ошибиться в политике (Ваши письма — не беллетристика, а типичная политика), надо обозреть, надо уметь видеть и другую сторону. А другая сторона состоит в том, что уважаемые хлеборобы Вашего района (и не только Вашего района) проводили „итальянку“ (саботаж) и не прочь были оставить рабочих, Красную Армию — без хлеба. Тот факт, что саботаж был тихий и внешне безобидный (без крови), — этот факт не меняет того, что уважаемые хлеборобы по сути вели „тихую войну“ с Советской властью. Войну на измор, дорогой тов. Шолохов.

Конечно, это обстоятельство ни в коей мере не может оправдать тех безобразий, которые были допущены, как уверяете Вы, нашими работниками. И виновные в этих безобразиях должны понести должные наказания. Но все же ясно, как божий день, что уважаемые хлеборобы не такие уж безобидные люди, как это могло показаться издали».

Здесь Шолохов не мог не приостановиться — это ему, вёшенцу, «могло показаться издали»?!

Прощальные слова все-таки, кажется, были написаны доброжелательно: «Ну, всего хорошего и жму Вашу руку. Ваш И. Сталин. 6/V-33 г.».

Письмо из Вёшек и Сталин… Не стал отрицать «садизм», правда, для него он — «иногда» и «нечаянно». Но и не дал Шолохову переиграть себя. Пообещал разбирательство, однако заранее оговорил, что Дон виновен в саботаже, а защитник Дона — в политической неразборчивости.

Шолохов должен был уразуметь свое писательское место в общем строю. Ему, неискушенному в высшей политике, преподан вполне земной урок: политика не его дело, не должно защищать тех, кто ведет «войну» с советской властью.

Он начал просматривать «Правду» с особым усердием — вдруг появится отклик на его общение с Кремлем. Его не было. Печаталось то, что углубляло подозрительное отношение к Дону. И тут-то Вёшенский район прогремел на всю страну: «На Северном Кавказе районы, расположенные рядом и находящиеся в одинаковых условиях, дают совершенно различные показатели сева! Например, Верхнедонской, Вёшенский, Константиновский засеяли на несколько десятков тысяч га (гектаров. — В. О.) меньше…» Через несколько номеров снова критика Вёшенского района.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});