Крепость Серого Льда - Джулия Джонс

Насыщенная металлом слюна омыла его язык. К Райфу сами собой поступали знания о странных, поразительных вещах. Рубец на лице незнакомца — это еще пустяки. У него все органы и кровеносные сосуды искорежены, смещены, одно легкое больше другого, селезенка вытянута, как рыба. Сердце большое и бьется сильно, но выше клапана на нем виден след, точно от старой раны, и с одного боку оно слегка выпячено. Райф успокоился. Сердце, хоть и неправильной формы, было в его власти. Перехватив головню двумя руками, он бросился вперед. Глаза незнакомца округлились, и он прикрылся гардой своего меча. Миг спустя Райф учуял запах гари от его кожаной куртки и понял, что победил, но тут его голова взорвалась яркой болью, перед глазами поплыли круги, и он упал.

* * *

Очнувшись, он едва успел повернуть набок голову, и его вырвало. От вида непереваренных кусков печенки Райфа вывернуло с новой силой. В голове стучали молотки, и зрение срабатывало с опозданием: он чувствовал, что глазные мышцы не поспевают за взглядом. Солнце закатывалось, разведенный им костер еще горел, но от лосиной ноги осталась только обглоданная кость.

— Не отягощай мою совесть, — произнес голос незнакомца. — Ты все равно не в состоянии есть.

Райф моргнул, не понимая, почему они оба живы.

— Ягодного чаю я тебе оставил. Даже спиртного туда подлил, вот оно как. — Незнакомец, появившись в поле зрения, поднес к огню рыцарский меч — посмотреть, нет ли на лезвии зазубрин. — Если пить хочешь, он вон там. Остается, конечно, вопрос, выпить тебе это зелье или натереть им свою шишку. Я бы на твоем месте высосал все до донышка и подыскал себе шапку. Бобровую такую, с хвостом.

У Райфа не было сил, чтобы говорить с ним. При свете костра незнакомец выглядел особенно жутко. В расщелине у него на лице густо лежала тень и щетинились черные волосы. Райф отвернулся, сделал над собой усилие и сел. За несколько часов, которые он пролежал на холодном камне, мускулы у него одеревенели, и левую голень свела судорога.

Незнакомца страдания Райфа явно не трогали, и он пальцем не пошевелил, чтобы помочь раненому. Не соизволил даже передать Райфу котелок с чаем, стоявший у него под рукой.

— Удар по голове — скверная штука. Бывает, что человек после такого резвится как ни в чем не бывало, а на другой день упадет да и окочурится.

Райф не нашел, что на это ответить. Содержимое его котомки валялось около костра. Стрелу Слышащего развернули, не сочли достойной внимания и кинули в кучу хвороста, но одеяло из тюленьих шкур носило следы недавнего пользования. У котомки незнакомца было разложено обширное собрание самого разного оружия, обернутого в ткань. Крепкая горная лошадка, привязанная к колышку, вбитому в скальную трещину, мирно хрустела овсом. Сумерки быстро сгущались, на небе загорались первые звезды. Окрепший к ночи ветер время от времени пролетал по руслу и тут же затихал. В стенках ложбины пламенели слои охры и розового мрамора.

— Ты что со мной сделал? — спросил Райф.

Незнакомец усмехнулся, показав неожиданно ровные зубы.

— А что дашь взамен, если я скажу? Впрочем, самая ценная твоя вещь уже у меня, и ничего путного больше не осталось. Плащ, конечно, я бы взял, только тебе сначала придется отмыть его от крови. — Продолжая разглядывать меч Райфа, он добавил: — Должен заметить, что с головешкой ты хорошо управлялся. С мечом из рук вон, а с дубиной хоть куда. Ты кто будешь-то? Последний отпрыск затерянного в лесах клана? Что ты не рыцарь, я и так вижу.

— А с чего ты взял, что я кланник?

— Нюхом чую, парень. Чую клановую кислятину. Смердит, как в аду, где я побывал мальчонкой.

— Выходит, ты тоже кланник?

Незнакомец вскинул бровь, и Райф на мгновение позабыл о его уродстве.

— Опять ты за свое. Спрашиваешь и хочешь получить ответ задаром. — Он повернул меч Райфа острием вниз и засунул в свою котомку. — У него имя есть?

— У меча? Нет.

— Вот и хорошо — значит, я сам его назову. — Он прищурился, задумчиво лаская пальцами рукоять. — Пожалуй, Перст будет для него подходящим именем.

Тошнота у Райфа стала проходить, и ее место тут же занял гнев.

— Ты так уверен, что он останется у тебя?

— Нет. Не слишком. Я видел, что ты сотворил с лосихой. Человек, способный на такое, способен и меч отобрать назад, когда захочет. Вся штука в том, когда и как это сделать.

Незнакомец сел, звякнув своими сборными доспехами, и напился из котелка, но Райфу его так и не передал.

— Ну что ж, — утеревшись, сказал он, — посмотрим, сумею ли я угадать историю твоей жизни. Судя по плащу, ты орлиец, хотя, с другой стороны, вполне мог этого орлийца убить и ограбить. Мечом ты, как мы сегодня убедились, владеть не умеешь, топора при тебе нет, пальцы в мозолях — отсюда я заключаю, что ты лучник. — Он, видимо, ждал подтверждения, но нисколько не смутился, когда Райф только нахмурился в ответ. — Итак, ты лучник. И вид у тебя, уж извини, изрядно запущенный. Под этой грязью и щетиной ты очень даже ничего, но клановые тетушки давненько о тебе не заботились, так ведь?

— На себя бы посмотрел.

— На себя? — Незнакомец приложил руку к груди. — Так я, по-твоему, нехорош? Что-то мои приворотные чары нынче не действуют. Надо же! А ведь чертова ведьма уверяла, что все девки в кланах мои будут. А может, не девки, а парни? Запамятовал.

— Ради нас обоих надеюсь, что это девки.

Незнакомец расхохотался, запрокинув голову, и Райф увидел у него на шее такие же бугры, как и на лице, а под ухом торчало что-то белое и матовое, вроде зуба. Увидев, как передернуло Райфа, незнакомец перестал смеяться.

— Вот и видно, что ты кланник. У вас ведь там все красавцы, как на подбор — да не допустят боги, чтобы в вашей среде родился такой, как я. Должно быть, с моей матерью переспал злобный тролль — никто из мужчин клана, ясное дело, моим отцом быть не мог.

Райф повесил голову. Все шло не так, как надо. Этот человек должен был сейчас лежать мертвым, а не укорять его.

— Извини.

— Не извиняйся. Этот мир суров, и я ни разу за всю жизнь не видел, чтобы он поступал честно. В нем только и есть надежного, что смерть: каждый из нас в конце концов получит свою долю. Мне еще повезло, что я выжил, повезло, что моя гнусная рожа вызывала у матушки не только отвращение, но и чувство вины. Это ее чувство меня и спасло. Отец хотел оставить меня на скале, на поживу стервятникам, но матушка не позволила. Она и сама хотела того же, не будем обманываться. Хотела, чтобы молоко у нее поскорее высохло, чтобы родить другого ребенка и забыть, что первый вообще жил на свете. Но когда дошло до дела, у нее не хватило духу. Не решилась она взять такой грех на свою совесть. Она бы только порадовалась, если б отец утащил меня потихоньку и убил, но он хотел, чтобы и она приложила к этому руку. А она не смогла. Отправила меня в лес, в приемыши, и попал я из одного ада в другой.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});