Опылители Эдема - Джон Бойд

Продолжая держать ее на плечах, Пол заметил:

— Тычинка плотно соединена с клювиком. В женском цветке есть единственный пестик на яйцеводе, почти выродившийся, но очень чувствительный.

— При единственном и на всю жизнь окончательном «расцветании», — сказала она, — ты должен бы был назвать их орхидеями-дылдами.

— У женских цветов бедра выражены более четко, — сказал он, — поэтому, выбирая название, я отдал предпочтение женскому полу.

Со своего насеста она могла видеть поле орхидей далеко и на некотором расстоянии заметила ярко-красную орхидею.

— Отсюда этот цветок кажется прелестным, — сказала она.

— Так я отнесу тебя поближе к нему, — ответил он, двинувшись без видимого усилия и очень плавно. Она вспомнила, что на Земле, когда его внимание привлекало какое-нибудь явление, он, начиная движение или останавливаясь, действовал очень резко, но здесь он устремился к цветку и добрался до него без всякого напряжения, сохраняя плавную грациозность движений.

— Мы можем пойти побыстрее, — сказал он, — я хочу добраться до вершины до заката.

— Мне показалось, ты знал, что я выкорчую тюльпаны. Ты понимал, что они разумны?

— Если тебе нравится, называй это так, — сказал он. — Они обладают разумом социальных насекомых, и если они оказались смертельно опасными, то смертельно опасен и пчелиный рой. Каких опылителей они использовали на Земле?

— Ос, — сказала она.

— Свой свояка… — сказал он презрительно. — Орхидеи никогда не смогли бы адаптироваться на Земле. Они высеваются только один раз в год и дают всего одно семя.

— Как они вообще смогли появиться в этой траве?

— Они слезли с дерева, так же, как когда-то поступили мы, — ответил он. — Много геологических эпох тому назад они были грибковыми паразитами. Когда лава покрыла землю, она уничтожила траву, но оставила нетронутыми несколько стволов деревьев с гостившими на них орхидеями. Так у орхидей оказался плацдарм раньше, чем вновь появилась трава.

Теперь она не замедляла их движение к цели своим мелким шагом, и он покрывал, по крайней мере, восемь километров в час, неся ее легко и удобно. С высоты его плеч она хорошо видела коралловый выступ, поднявшийся метров на пятнадцать над террасой; к этому выступу и направлялся Пол.

— На тебе сидеть легче, чем на идущей шагом лошадке штата Теннесси, — сделала она ему комплимент, когда он наконец опустил ее у подножья кораллового выступа.

— Отсюда рукой подать до его вершины, — сказал он.

В косых лучах солнца они могли видеть с вершины то, что было ниже кромки террасы, а за орхидеями открывался вид на некое подобие крепостных валов в пяти километрах от них. Вода падала с верхнего яруса, вытекая из глубокого ущелья, которое водопад проточил в коралле, и она заметила, что обращенная к ним сторона откоса выглядела изъеденной оспинами.

— Это остатки морских гротов, — объяснил ей Пол, — которые стали пещерами, когда коралловый риф поднялся.

Над утесом возвышались другие террасы, поднимавшиеся розовыми ярусами к зеленому подножью горы, которая вознесла покрытый снежной шапкой конус до струившихся вокруг него и вытягивающихся по направлению движения дымчатых облаков.

— Солнечные лучи, — сказал Пол, — отражаются кое-где от коралла и слегка подкрашивают снег и облака. Мы немного опоздали. Начинает разливаться краска стыда… Ляг здесь. Устрой голову поудобнее на моих руках и посмотри вместе со мной, как будет угасать день.

Она надеялась, что передатчик поймал его последнюю фразу. Пол сделался флорианином до полного «прощай Земля навеки». Из каждой его фразы росли цветы. Возможно, плавность его шага, которой она так восторгалась по пути сюда, лучше было бы сравнивать не с мерным журчанием воды, а с шелестом зеленых зарослей. Свернувшись калачиком, словно в люльке, между его дельтовидной и трапециевидной мышцами, она обнаружила, что мускулатура его тела тверже коралла: может быть, он и спятил, но в ребенка от этого не превратился.

— Красиво, — сказала она, подстраиваясь под настроение, которому Пол отдавался целиком. — Снег и облака похожи на земляничное мороженое.

Он фыркнул от смеха:

— Этот цвет будет делаться все более сочным и станет похожим на манхеттенский коктейль, а в момент захода солнца сделается подобным густой вишневке.

Теперь, когда он лежит, задумавшись, в лучах заката, подумала она, настало самое подходящее время проверить его реакцию на шок.

— Тюльпаны убили Хала Полино.

Некоторое время он не произносил ни звука, и она решила, что ошеломила его этой новостью, но когда он заговорил, поняла, что ошиблась.

— Смотри, снежные поля окрашиваются багряным цветом, не упусти момент, когда багрянец начнет проглатывать верхушки облаков.

Фреда почувствовала спокойствие и красоту солнечного заката. Внезапно смерть, казалось, отодвинулась куда-то далеко-далеко, не только смерть Хала Полино, но и всякая смерть. Было такое ощущение, что остров и орхидеи преградили путь мыслям о смерти. Но она упорствовала.

— Пол, я говорю, тюльпаны убили Хала.

— Рано или поздно он должен был умереть… Как они это сделали? Звуковыми волнами высокой частоты?

Теперь настал черед ее шоку, но он не заставил ее онеметь.

— Как ты догадался?

— Их воздушные камеры — это резонаторы Гельмгольца с фильтрами звуков высокой частоты. Я нарисовал их конструкцию Халу перед тем, как он отправился на Землю, и предупредил об опасности… Должно быть, он раздразнил их. Но они не убивали его. Если он тронул их зоны стимула и ответной реакции, зная то, что я ему говорил, то он просто пошел на самоубийство.

Выходит, все фантастические теории Хала на самом деле были теориями Пола, и Хал подбрасывал их ей, чтобы произвести впечатление. Нет, чтобы соблазнить ее! Он взял идеи Пола и сбежал с ними. Значит, теория Карон-Полино в действительности является теорией Карон-Тестона.

Захлебываясь, она рассказала Полу, что сделал Хал, и как она использовала эту теорию, чтобы добраться до Флоры. Пол терпеливо все выслушал, а может быть, просто был одурманен закатом.

— Ну вот, Фреда, наступает время манхеттенского коктейля… Пусть эта теория останется парню памятником. Он был хорошим студентом и добрым другом.

— Я не знала, что Хал был твоим добрым другом, — сказала она с искренним негодованием. — Он настроил тюльпаны относиться к нам с ним, как к матери и отцу, и взялся за их облучение, чтобы продолжать меня обрабатывать. Он почти добился своего. Мы собирались пойти в кафе «Мексикали», но он оказался слишком нетерпеливым. Чтобы выдворить соперника из города, он поспешил с проведением эксперимента, и то оружие, которым он пользовался, чтобы соблазнить меня, меня же и спасло.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});