Путь к рассвету - Роберт Сальваторе

Голубые глаза Берктгара сузились, и вся толпа затаила дыхание в ожидании. На лице огромного воина заиграла улыбка. Он не боялся Рэвйяка, ни сейчас, ни когда-либо. Его рука медленно потянулась за спину, ухватившись за эфес Банкенфуэре, вытягивая массивное лезвие из ножен. Он быстро выхватил меч и поднял тяжелый клинок высоко над головой.

Рэвйяк тоже поднял свое оружие, но наблюдающему за ним обеспокоенному сыну казалось, что отец не готов к схватке.

Берктгар медленно приближался.

Рэвйяк поднял руку, и Берктгар остановился, ожидая.

— Кто среди нас надеется, что Рэвйяк победит? — спросил он, и в ответ раздались громкие крики.

Полагая, что этот вопрос не более чем уловка, чтобы сбить противника с толку, Берктгар прорычал:

— А кто хотел бы видеть Берктгара Смелого вождем Племени Лося?

Одобрительные возгласы были гораздо громче.

Рэвйяк приблизился к своему сопернику, не угрожая, одна его рука была поднята, топор в другой руке опущен лезвием к земле.

— На вызов отвечено, — сказал он и бросил свое оружие на землю.

Все как один изумленно ахнули, и, может быть, громче всех — Киерстаад.

Это было бесчестье! Это считалось трусостью среди варваров!

— Я не могу победить тебя, Берктгар, — объяснил Рэвйяк, говоря громко, так чтобы все могли его слышать. — Но и ты не можешь.

Берктгар нахмурился.

— Я мог бы разрубить тебя пополам! — заявил он, беря свой меч обеими руками. Рэвйяк не сомневался, что он так и сделал бы, не сходя с места.

— А наши люди страдали бы от твоего неразумного поступка, — спокойно сказал старый вождь. — Кто бы ни победил в этой схватке, он оказался бы не перед одним, а перед двумя племенами, расколотыми гневом и желанием мести. — Рэвйяк посмотрел на собравшихся, обращаясь теперь ко всем сразу. — Мы еще не так сильны, чтобы решиться на такое. Будем ли мы крепить дружбу с Десятью Городами и с вернувшимися дворфами или вернемся к путям наших предков, мы должны делать это вместе, как один!

Сердитый взгляд Берктгара не смягчился. Теперь он понял: Рэвйяк не мог победить его в схватке — они оба знали это, — поэтому хитрый вождь узурпировал саму возможность вызова. Берктгар еле сдерживался, чтобы действительно не разрубить его пополам, но не мог ничего предпринять.

— Как один, — повторил Рэвйяк и протянул руку, прося своего соперника пожать ее.

Берктгара охватила ярость. Он поддел ногой брошенный Рэвйяком топор и швырнул его через весь круг.

— Твой путь — путь труса! — заревел он. — Ты доказал это сегодня!

Огромные руки Берктгара поднялись вверх, как будто отмечая победу.

— У меня нет права крови! — вскричал Рэвйяк, вновь овладев всеобщим вниманием. — Но его нет и у тебя! Люди должны решать, кто будет править, а кто отойдет в сторону.

— Этот вызов — на схватку! — отвечал Берктгар.

— Не на сей раз! — парировал Рэвйяк. — Хочешь, чтобы все племя пострадало из-за твоей дурацкой гордыни?

Берктгар сделал движение, будто хотел ударить вождя, но Рэвйяк проигнорировал его и повернулся к собравшимся.

— Решайте! — скомандовал он.

— Рэвйяк! — закричал один человек, но его голос утонул в воплях молодых воинов, которые поддерживали Берктгара. Их в свою очередь перекричала большая группа сторонников Рэвйяка. Вспыхнуло несколько драк, кто-то обнажил оружие.

Все это время Берктгар сердито смотрел на Рэвйяка, и когда тот наконец встретился с ним взглядом, Берктгар просто покачал головой, не понимая, как мог Рэвйяк ввергнуть племя в такое бесчестье?

Но Рэвйяк верил в свой выбор. Он не боялся умереть, но считал, что схватка между ним и Берктгаром расколет племя и принесет невзгоды обеим группам. Положение не должно было выйти из-под контроля. Но казалось, что все идет именно к этому. Обе стороны продолжали выкрики, но теперь каждый клич сопровождался поднятием меча и топора, открытыми угрозами.

Рэвйяк внимательно наблюдал за толпой, взвешивая силы, поддерживающие его и Берктгара. Довольно скоро он понял и принял открывшуюся ему истину.

— Стойте! — скомандовал он, и постепенно все утихло. — Кто за Берктгара?

Последовал страшный рев.

— А за Рэвйяка?

— Рэвйяка, который отказался сражаться! — быстро добавил Берктгар, и крики в пользу сына Джорна были не столь громкими и не такими восторженными.

— Тогда решено, — сказал Рэвйяк, больше Берктгару, чем толпе. — И Берктгар — вождь Племени Лося!

Берктгар с трудом мог поверить в то, что произошло. Ему хотелось уничтожить коварного соплеменника. Этот день должен был стать днем славы его, Берктгара, днем победы в смертельном бою, как велел обычай. Но как он мог поразить безоружного человека, того, который только что провозгласил его вождем всего народа?

— Будь мудр, Берктгар, — сказал Рэвйяк спокойно, приближаясь, ибо гул голосов пораженного собрания стал слишком громким. — Вместе мы отыщем истинный путь для наших людей, войдем в лучшее будущее.

Берктгар отодвинул его в сторону.

— Я буду все решать сам, — громко поправил он. — Я не нуждаюсь в советах труса!

Он вышел из круга, и его ближайшие сторонники последовали за ним.

Рэвйяк был уязвлен тем, что его предложение отвергнуто, хотя отнюдь не удивлен этим. Он утешал себя мыслью о том, что приложил все усилия, чтобы сделать все как можно лучше для своего народа. Но это дорого стоило ему, понял Рэвйяк, когда увидел сына, который только что прошел обряд посвящения в мужчины. На лице Киерстаада было написано неверие, даже стыд.

Рэвйяк высоко поднял голову и подошел к юноше.

— Пойми, — сказал он. — Это единственный путь.

Киерстаад отвернулся и пошел прочь. Разум подсказывал ему, что отец проявил в этот день подлинную смелость, но чувство стыда было сильнее. Единственное, чего хотелось Киерстааду, — это убежать в тундру, а там — будь что будет: жизнь или смерть.

* * *

Стампет сидела на вершине Пирамиды Кельвина, восхождение на которую показалось ей легким. Ее мысли, так же как и большая часть ее снов, были теперь сосредоточены на юге, на вздымающихся вершинах Гребня Мира. В сознании жрицы мелькали мимолетные образы славы и победы. Она представляла себя стоящей на самой высокой горе и обозревающей мир, лежащий у ее ног.

Стампет Скребущий Коготь не осознавала всю несбыточность этого образа, его полнейшую абсурдность. Постоянное нагромождение иллюзий начало ослаблять рациональность восприятия, свойственную прагматичной жрице. Присущая ей логика быстро уступала желаниям, которые на самом деле не принадлежали ей.