Колумбы российские - Виктор Петров

Нужно было предпринимать какие-то меры. Из Охотска — никаких вестей, а посылать туда последнее судно, «Юнону», обладающее хоть какими-то мореходными качествами, ни Резанов, ни Баранов не решились. «Юнона» была их единственной связью с внешним миром, а главное — с другими селениями Русской Америки. Терять ату связь, даже на время, они не решались.

Очевидно, и колоши пронюхали, что положение в Новоархангельске серьезное, заворошились, осмелели и даже опять стали совершать набеги на отдаленные селения и охотничьи партии. До Баранова дошли слухи, что колоши грозятся разорить Новоархангельск, так же, как они сожгли форт Михайловский.

Цинга продолжала косить людей. Лангсдорф только разводил руками, когда к нему приходили с просьбой помочь больным.

— Что я могу сделать… у нас же нет ни лекарств, ни нужных продуктов!

Вечером, сидя в своей избе, он аккуратно занес в дневник:

«К 8 февраля 1806 года из 192 русских, живущих в Ситке, умерло от цинги трое человек, а кроме того 60 человек больны цингой в разных стадиях болезни»…

И всегда-то худенький, остроносый Лангсдорф еще больше осунулся за последние недели и выглядел как тень прежнего Лангсдорфа. В таком же состоянии были и Резанов, и Баранов. Резанов тоже сильно похудел, но выглядел, как ни странно, лучше и здоровее, чем он был во время вояжа на «Надежде». Баранову же к голодухе не привыкать. Он только как-то почернел лицом, кожа стала похожей на дубленную, но все эти невзгоды нисколько не сломили его духа, и он, как бык, готов был бросаться на всех, бросать вызов и колошам, и силам природы.

— Тяжело нам, Николай Петрович… и ход рыбы задержался в этом году, — сказал он как-то вскользь Резанову, — даже и рыба пошла против нас. Ну да, Бог даст, пойдет рыба — опять оживем!

Резанов только мог руками развести в изумлении. Какая все же мощь, духовная сила у этого человека!

Он мысленно бросил на весы плюсы и минусы возможности выжить до весны и покачал головой. Вот уже и начало февраля — хлеба не видели с октября, улов рыбы прекратился… люди едят птиц, даже орлов, если удастся их подшибить, ворон, каракатиц собирают… есть еще немного пшена, но его давали вареным с патокой только больным скорбутом… Новый напиток изобрели — пиво, сваренное из еловых шишек!

3

Как-то в середине февраля сидел Резанов с Барановым в избе правителя, лениво разговаривали о делах, обсуждали планы, чем и как помочь колонии.

Вдруг Резанов вскочил:

— Боже! Какая глупость! Да, что же это и я в самом деле!

Баранов удивленно посмотрел на возбужденного Резанова, который в ажиотаже бегал по комнате и бросал отдельные непонятные слова. Резанов вдруг остановился перед Барановым:

— Да как же я об этом не подумал раньше?

— О чем?

— Немедленно будем собирать «Юнону» в поход. Завтра же отдайте распоряжение начать приготовления!

— В поход! Куда?

— Не понимаю, что случилось со мной, с моей головой, Александр Андреевич. Теперь мне все ясно. Одного я не понимаю, почему я об этом не подумал раньше. Мы должны отправить немедленно же корабль в испанскую Калифорнию, отвезем им меха и другие материалы и в обмен наполним корабль доверху всякими необходимыми продуктами. И чем скорее мы выйдем отсюда, тем скорее вернемся с провизией и спасем жизни наших людей. Я сам поеду в Калифорнию, повидаю губернатора и, может быть, заключу с ним соглашение о регулярных поставках нам продуктов. Корабль у нас есть. Что может быть лучше «Юноны», да еще с такими офицерами, как Хвостов и Давыдов!

Баранов сначала в изумлении посмотрел на него, затем видимо, прокрутил в голове все услышанное, потом медленно, раздельно сказал:

— Смелая мысль, Николай Петрович, но для претворения ее в жизнь надо преодолеть много преград, и самая главная — большая часть людей больны. Если вы отберете тридцать человек, физически способных совершить это путешествие, то с кем же мы останемся? К тому времени, когда вы вернетесь с провизией, у нас никого не останется, а кроме того, у нас не будет ни одного судна.

— Я вполне понимаю ваши чувства, Александр Андреевич, но какой же у нас выбор — сидеть и ждать помощи? Какая же разница для Ситки, если ждать будут этой помощи сто девяносто человек или на тридцать меньше, а эти тридцать, может быть, сделают невозможное…

— Да… вы, пожалуй, правы. Но… это еще не все. Я знаю, что многие иностранные шкипера уже пытались подходить к испанским миссиям в Калифорнии, и их отгоняли пушечными выстрелами. Мы знаем, что вице-король испанских владений в Америке строго запретил иностранным судам заходить в порты и гавани, находящиеся под его командой… Мало того, наше правление в Петербурге тоже не раз присылало распоряжения нам, вы сами знаете, не вступать в торговые сделки с иностранцами. Нам приказано добывать меха и доставлять их в Охотск — это все, что мы должны делать…

Баранов усмехнулся:

— Хотя не всегда я выполнял эти распоряжения. Когда от голодухи подведет живот, так с чертом заторгуешь. Сказать правду, так мы сами не ходили торговать в другие страны, а покупали товары, главным образом продукты, здесь, на этой земле, когда к нам заходили иностранные гости… Видите, что стоит на пути вашего плана!

— Когда на весы положены жизни сотен людей, Александр Андреевич, мы должны делать то, что нам подсказывает совесть. Всю ответственность за это предприятие беру на себя… Сегодня же напишу подробную депешу правлению в Петербург, и с первой же оказией отправьте это письмо в Охотск. Скоро будет построен тендер «Авось», так вот его и пошлите с письмом. А заодно, может, с тендером какая-то помощь придет из Охотска, хотя я уверен, что мы вернемся раньше.

— Ну что ж Бог вам в помощь. Может вам удастся благодаря вашему высокому положению добиться того, что другие не могли… Я, со своей стороны, сделаю все, что в моих силах, чтобы снабдить вас всем необходимым.

4

Долго сидел в этот вечер Резанов, писал подробный доклад о том, что происходило в Новоархангельске за время его пребывания. Писал Резанов быстро, ловко, мысли его легко укладывались на бумагу…

«Юнона возвратилась Ноября 12, — сообщал он, — и я должен отдать справедливость искусству господ Хвостова и Давыдова, которые весьма поспешно совершили рейсы их»…

Не пожалел красок Резанов и в описании трудностей и ежедневной опасности жизни в колонии:

«Юнона привезла из Кадьяка дурные вести. Из Павловской гавани дано знать в Трех-Святительскую, что колоши в Якутате всех Россиян, числом с женами и детьми в сорока человеках перерезали и заняли крепость нашу в коей было 2 трех фунтовыя медныя, 2 чугунный фунтовыя пушки и 1 полуфунтовый единорог с прибором снарядов и до 5 пуд пороху»…

Нет сомнения, что трагедия в Якутате была даже страшней разорения Михайловского форта. На этот раз колоши вырезали всех, даже женщин и малых детей. Восстановить селение было некому и нечем. Писал по этому поводу Резанов:

«Правитель Баннер послал байдару с 10 человеками… зделал всио, что мог, но признайтесь, какое его подкрепление и не значит ли лишь умножать жертвы? Где дело с вооруженными тысячами, тут кукольные игрушки не у места»…

Опять призадумался Резанов, собрался с мыслями, потом взял перо и стал описывать полуголодную жизнь в Новоархангельске:

«Люди… надевая гнилыя и прелыя одежды оцынжали и начали день ото. дня слягать и число больных умножалось ежедневно. Я велел кормить пшеном, давать патоку и варить из еловых шишек пиво, которое как антидот против скорбута и все мы употребляли здесь и благодаря Бога из сорока трудно больных только трое умерли… Пшена давали лишь больным и то на неделю по 3 фунта на человека»…

Вспомнил Резанов, что уже в начале ноября совсем стало плохо. Колония лишилась свежей рыбы… Макнул пером в чернильницу:

«В конце ноября перестала уже рыба ловиться… В полнолуние освежались мы найденными ракушками и мамаями, они в ето время бывают питательнее, а в другое время били орлов, ворон и, словом, ели все, что ни попало»…

Дальше он поделился с правлением своим планом: «Чтоб подкрепить край, должен итти в Калифорнию и около 20-го сего месяца надеюсь сняться с якоря».

Большие надежды были у Резанова на постройку новых кораблей в Новоархангельске. Он и об этом сообщал в своем рапорте правлению:

«Надеюсь, что наш «Авось» в Майе на воду спущен будет».

Родятся новые планы в голове Резанова. Даже в обстановке полуголодного существования в Ситке он полон новых планов, может быть, фантастических, но в его логическом мышлении вполне достижимых. Он уже думает, еще не совсем укрепившись в Ситке, о дальнейшей имперской политике, о продвижении Русского влияния на юг, в более теплые места. И этими планами он также делится в конфиденциальном Письме с директорами компании: