Семья Зитаров. Том 1 - Вилис Лацис

Молодой командир обходит взводы, наблюдает их последний отдых. Может быть, он предшествует более длительному и глубокому сну, который ждет многих в холодных снежных равнинах. «Спите, милые, спите…»

Возвращаясь в землянку, он видит, как саперы отправляются перерезать колючую проволоку. Началась горячая страда. Военный кулак сжался для удара. Еще два часа, и он обрушится на спящего противника. Беззвучно, словно белые привидения, уходят в темноту саперы в белых маскировочных халатах делать ходы, открывать ворота в проволочных заграждениях для наступающих полков. И опять пусто в истерзанном взрывами снарядов сосняке, только слышится вой бурана да, посвистывая, вьется над землянками снег.

…Вытянувшись темными рядами домов, спит на песчаных холмах тихий Милгравис. В окнах — ни огонька, пустынны узкие улочки. Над замерзшей Даугавой бушует непогода, она заваливает непроходимыми сугробами дороги, засыпает изгороди и пытается сорвать крыши домов. Дико завывает в трубах. Янка просыпается среди ночи, слышит шум непогоды, чувствует, как содрогается дом. Это последняя ночь перед каникулами. Завтра приедет отец и увезет его в Зитары. «Свиу-у-у… Сви-и-и-у-у…» — слышится в воздухе, и что-то с шипением проносится за темными окнами, дергает ставни, ползет по крыше.

Янка, накинув пальто, выходит во двор. Глаза слепит снежная пыль, от ветра захватывает дыхание, и кажется, что над головой свистят тысячи гигантских кнутов. В такие ночи даже зверь не находит тропы, гибнут суда, замерзают заблудившиеся в поле путники. Янка думает о брате. Там, на западе, стоит он на краю болота, увязнув в снегу. И нет у него приюта, некуда укрыться от метели, долг обязывает его стоять на сторожевом посту.

Вздрогнув, Янка возвращается в комнату и забирается под одеяло, но заснуть уже не может. Мысли его уносятся далеко. Они блуждают у Лиелупских дюн и в Тирельских болотах, и временами сквозь завывания пурги ему слышится гул жарких сражений, сотрясающий землю, грохот пушек и свист пуль, летящих над головой.

Это на самом деле необычная ночь!

…В два часа ночи капитан Зитар просыпается от звонка будильника. Надо вставать, запрягать лошадь и ехать в Милгравис за Янкой. Мешок с сеном и торбочка с овсом еще с вечера приготовлены и лежат в санях.

— Не лучше ли тебе, Андрей, дождаться утра? — говорит Альвина, вышедшая во двор проводить мужа. — Куда ты в такую погоду поедешь! Ад кромешный!

— Ничего, в лесу потише будет, — отвечает капитан, надевая на лошадь сбрую. В длинной овчинной шубе, в фетровых бурках и заячьем треухе со спущенными ушами — в таком виде он смело может пускаться в путь. Но как неистово сегодня ветер раскачивает сосны на дюнах, низко склоняя их макушки, и с визгом крутит песчаную поземку по гладко выметенным пригоркам! А за дюнами клокочет море, гонит волны к берегу, и вода поднимается все выше и выше. Сильный порыв ветра подхватывает сидевшую на суку ворону, и птица не в силах бороться со стихией.

— Бог знает, где сейчас Карл, — вздыхает Альвина, зябко кутаясь в платок. — Может быть, дрогнет, как собачонка, на морозе…

— Что Карлу сделается, он на суше, — отвечает капитан. — А вот каково Ингусу, если он сейчас на море? А что он на море, я в этом уверен, — на рождество всегда так получается.

Капитан усаживается в сани, укрывает ноги и трогает лошадь.

— Альвина, ты бы разбудила Эрнеста, — говорит он, отъезжая. — Пусть сходит, проверит лодки на берегу.

И сразу вьюга заметает все следы. Сани скользят по сугробам, и лицо капитана обжигает ледяной ветер. Хочется курить, но разве в такую погоду закуришь? Ветер раздует весь табак. «Парни вы, мои парни… — думает Андрей Зитар. — Где-то вы сейчас?..»

Ему пришлось испытать и снежные бури, и южные штормы; он водил судно в любую погоду, привык ко всему, но в эту ночь и ему как-то не по себе: уж очень зловеще шумит лес, и, словно грозные призраки, несутся снеговые облака с востока на запад, а может быть, и наоборот. Кто его разберет в этот темный предутренний час! «Парни, мои парни…»

…- Подъем! — раздается голос дневального. Стрелки вскакивают, словно их толкнула невидимая рука. Кряхтя спросонок, ворочаются серые фигуры. Гремят винтовки, скрипят затягиваемые ремни, слышится лязганье штыков.

Унтер-офицеры делают перекличку, раздаются слова команды, и рота строится в колонну. Офицеры дают последние указания, негромкое «шагом марш» — и рота уходит на полковой сборный пункт. Следом за ней, проваливаясь в сугробы и отставая, бежит пес, четвероногий Франц-Иосиф. Но в эту ночь стрелкам не до него, и преданное животное не может понять, почему его никто не приласкает и куда все они пошли в такую отвратительную погоду, когда так хорошо спалось в теплой землянке.

6

Рота Карла Зитара вместе с другими ротами заняла исходные позиции. Отсюда должно было начаться наступление. Внизу, невидимые в белых халатах, саперы резали проволочные заграждения. Неслышно, привычными руками прокладывали они путь через оборонительную линию противника под самым носом немецких сторожевых постов. А немного подальше, в своих блокгаузах и блиндажах спали успокоенные близостью рождественских праздников и тишиной на караульных постах дивизии Вильгельма II: они и не подозревали, что у самых стен их укреплений уже стоят войска противника и ждут лишь знака, чтобы броситься на неприятеля и прогнать его со своей земли, из лесов и с полей Курземе.

«Почему мы сегодня ночью находимся здесь? — размышлял Карл Зитар. — Не может быть, чтобы в этом не было какого-то смысла».

Лязгнула неосторожно задетая проволока. Немецкий караульный настораживается, и воздух рассекает одинокий выстрел. Стрелки, режущие проволоку, замирают на снегу, ожидая, пока успокоится встревоженный постовой. Затем они опять принимаются за работу, разрезая ряд за рядом, делая ход за ходом. Под прикрытием метели стоят немые ряды полков.

И наконец!

Вспыхивают огоньки внизу, беспокойно переминаются окоченевшие роты, нетерпеливо ожидая боевого сигнала. Все на своих местах: унтер-офицеры — возле своих отделений и взводов, офицеры — возле рот. И все напряженно всматриваются в темноту. Вот взлетают в воздух две красные ракеты, слышится отданная вполголоса команда, и серые полки приходят в движение. Темная волна катится вперед, разветвляется по ходам и растекается уже по ту сторону заграждений, как полая вода, налево и направо. Словно прорвавшая плотину река, вливаются они на поле боя, бурной струей несутся через овраги и равнину, по инерции толчками выплескиваются на высокий земляной вал и, все разрушая и затопляя на своем пути, перекатываются через бруствер и прыгают с трехметровой высоты на голову растерявшемуся противнику. Одновременно с латышами в наступление устремляются сибирские стрелки. Безмолвие кончилось.

Еще в заграждениях стрелков начали косить винтовочные пули и пулеметные очереди. Среди криков наступающих звучат стоны раненых и предсмертные хрипы умирающих. Вот падает один, а там на полуслове обрывается крик другого воина, словно невидимая рука зажала ему рот, но бурный поток стрелков мчится вперед. Натужно хрипят уставшие от бега тысячи грудей. Гудит земля под ногами наступающих полков, лязгают штыки, ударяясь друг о друга, стучат приклады, слышится команда, воздух рвут гранаты. Сокрушительная сила половодья затопляет блокгаузы и блиндажи. Один за другим затихают немецкие пулеметы. В темноте видны полуголые бегущие фигуры, и винтовки посылают им вслед огненные плевки.

…Удар по первой линии немцев был настолько сокрушительным и неотразимым, что она вскоре оказалась в руках наступающих.

Рота Карла Зитара шла в наступление слева от центральной колонны. Во время штыковой атаки и при занятии окопов противника она рассеялась. Многие оказались в рядах чужих рот и даже соседнего полка, тогда как часть сибирских стрелков во время боя очутилась в роте Карла. С помощью унтер-офицеров и командиров взводов Зитар собрал своих стрелков и привел роту в порядок для дальнейшего наступления. Выяснилось, что занятие первой линии потребовало сравнительно небольших жертв. Было убито двенадцать стрелков и прапорщик Дакар — он упал еще у проволочных заграждений. Раненых было примерно столько же.

Опомнившись после первой паники, немцы перешли к обороне. Залаяли пулеметы, послышался грохот батарей.

— Третьей роте податься влево и обойти немецкую батарею со стороны леса! — получил Карл приказ командира батальона.

Отправив вторую полуроту под командованием прапорщика Гобы к лесу, Карл сам повел первую полуроту в новую атаку.

Хотя эта атака уже не была такой стремительной, как удар по первой линии, она все же оказалась настолько мощной, что немцы, не успевшие еще оправиться, были быстро выбиты и со второй линии. Перебегая то поодиночке, то цепью, рота, поддерживаемая пулеметным огнем, продвигалась к опушке. Навстречу ей раздались залпы, и в предрассветных сумерках показалась цепь противника. Но в тот же момент с фланга открыла огонь вторая полурота, и немцы поспешно отступили в лес.